Дерзость Брайана возмутила Аллена и внушила беспокойство. Он хорошо знал брата, знал, к каким разрушительным последствиям приводит подчас его необузданный гнев.

— Мне кажется, вы уже достаточно сказали, Кент, — почти не разжимая губ, произнес Марк.

Но Брайан, который плохо представлял себе характер соперника, заносчиво продолжал:

— Вы могли бы поблагодарить меня, что я собираюсь избавить вас от Кристы. Вам, конечно, известно, что она прошла огонь и воду. Никто не знает, сколько мужчин держали ее в объятиях. Разумеется, женщина, обладающая столь плачевным опытом, вряд ли заслуживает герцогской короны. Мне кажется, леди Уиллоу гораздо больше вам подходит. — Брайан не знал, что, как только он произнес первое слово, его участь была решена.

— А что думает Криста о вашем великодушном предложении? — со зловещим спокойствием поинтересовался Марк.

— Ну, она, конечно, немного поломается, но потом согласится. Ей надо выйти замуж, а меня как-никак выбрали ее родители. Если бы вы ей не подвернулись, мы уже были бы женаты, а может, уже имели бы ребенка. Ее репутация настолько пострадала, что других предложений ждать не приходится.

Перед глазами Марка поплыли красные круги, и он бросился на Брайана. Не ожидавший стремительной атаки, Брайан отлетел назад и тяжело рухнул на палубу. В следующее мгновение Марк уже стоял рядом и ждал, пока он поднимется на ноги.

— Криста слишком хороша для таких, как ты, ублюдок, — зловеще проговорил Марк, и в воздухе замелькали его кулаки.

Брайан был почти того же роста, что и Марк, но, привыкший к бездеятельности, стал легкой добычей для Марка с его стальными мускулами и отточенными движениями. Ошеломленный Брайан едва сумел отразить два-три точных удара Марка, не говоря уж о том, чтобы самому нанести удар. Когда Аллен увидел, что угрожает Брайану, он кивнул Омару, и они вдвоем попытались оттащить Марка.

— Довольно, брат, он свое получил, — умоляюще говорил Аллен Марку, который никак не хотел отступать.

Задыхающийся, покрытый ссадинами, Брайан с трудом дотащился до леера и повис на нем всей тяжестью тела. Но Марк решил не останавливаться на полпути. Он мощным рывком вернул себе свободу и снова бросился на врага. Брайан издал вопль ужаса, ощутив, что его тело взмывает в воздух.

Все это произошло так быстро, что ни Аллен, ни Омар не успели помешать Марку. Все, что им оставалось, это беспомощно смотреть, как Брайан с громким плеском падает в воду и скрывается в ней.

Капитан Эштон, который услыхал отчаянный крик и громкий всплеск, оказался на месте происшествия в тот самый момент, когда голова Брайана показалась на поверхности.

— Что здесь происходит, ваша светлость? — потребовал он ответа, донельзя рассерженный подобным поворотом событий. — Что случилось с мистером Кентом?

— Мистер Кент внезапно переменил решение. Он вспомнил о важных делах, требующих его присутствия в Лондоне, и покинул борт вашего судна, — от души забавляясь, ответил Марк. — Вон, посмотрите, — он указал вниз, — мистер Кент уже нашел себе другое. — В это время Брайана поднимали на борт рыбачьей шхуны.

По-видимому, купание не причинило Брайану особого вреда. Он стоял на палубе шхуны, пытаясь отжать воду из одежды, грозя кулаком «Королю Генриху» и время от времени в бешенстве топая ногами.

— Все это крайне неприятно, — выразил свое недовольство капитан Эштон. На вверенном ему судне никогда не случалось ничего подобного. Только титул Марка и его дружба с королем удерживали капитана от того, чтобы отдать приказ арестовать его. Но поскольку серьезный урон был нанесен только гордости Брайана, капитан решил закрыть глаза на самоуправство герцога. По правде говоря, он и сам был не в восторге от мистера Кента.

— Вы получите должное вознаграждение за все отступления от распорядка, капитан, — пообещал Марк в надежде смягчить сердце капитана. — Как только мы доберемся до Марселя, в мое распоряжение поступит значительная сумма, и я оплачу проезд и возмещу убытки, которые мы вам нанесли.

Заметно утешившись, капитан кивнул.

— На «Короле Генрихе» мало пассажирских кают, и то они уже все заняты. Мою собственную я уступил леди, но думаю, офицеры не откажутся слегка потесниться. Подождите здесь, пока я не сделаю необходимые распоряжения.

Криста была одна у себя в каюте, расположенной на носу и имевшей второй выход на палубу, откуда можно было любоваться бескрайним морским простором. Там она и стояла, с горечью размышляя о неудавшейся жизни, о бесчисленных ударах судьбы. Она не слышала, как открылась дверь каюты, как не слышала и легких шагов, приглушенных к тому же толстым ковром.

Когда ее обхватили за талию сильные руки, она задохнулась от негодования.

— Брайан, как ты смеешь…

Но руки сжались крепче, так, что ей стало трудно дышать. Она круто повернулась, и ее испуганные глаза окунулись в изумрудно-зеленую бездну.

— Сожалею, что вынужден тебя разочаровать, — сказал Марк, — но твой друг больше не является пассажиром «Короля Генриха».

— Больше не… — Она засмеялась. — Что ты с ним сделал? Выбросил за борт?

— Совершенно верно, — ухмыльнулся Марк, ослабляя объятия. — Тебе его жаль, Криста? Он не имеет права красть то, что принадлежит мне. Ты моя, Криста.

— Твоя, Марк? А я действительно твоя? Или я нужна тебе только тогда, когда ничего от тебя не требую? — презрительно проговорила Криста.

— Ты имеешь полное право сердиться, любовь моя, но согласись, ты сама подтолкнула меня к тому, что я сделал. Почему ты покидаешь Лондон, когда я так просил тебя остаться?

— Ты думал, что я буду дожидаться, пока ты не придешь в чувство? Я знала, что ты вернешься, как только поймешь, что никто, кроме тебя, не может быть отцом моего ребенка, но никак не думала, что ты исчезнешь так надолго. Я стала подозревать, что ты вернулся к Уиллоу. И вот тогда я решила, что ты мне не нужен, так же как не нужен ни один другой мужчина. Я достаточно богата, чтобы вырастить ребенка без посторонней помощи.

— Ты уверена, что я тебе не нужен, любовь моя? — Он посмотрел ей в глаза смелым и открытым взглядом. — И ты думаешь, я позволю, чтобы меня лишили моего ребенка?

Ее сердце подпрыгнуло от радости, и ее охватило страстное желание прижаться к нему. Но она ни за что не даст ему почувствовать, что всегда готова упасть в его объятия, как бы он себя ни вел.

— Если бы тебе было дело до ребенка, ты обрадовался бы, вместо того чтобы выражать сомнение, — прозвучал ее горький упрек.

— Прости меня за это, Криста, прости. Но ради Аллаха, попытайся понять мои чувства. Что я знал? Я знал, что ты беременна и что едешь куда-то с Кентом. Если бы ребенок был моим, такая мысль не пришла бы тебе в голову. Меня охватил такой гнев, что я побоялся оставаться с тобой в одной комнате. Мне нужно было как-то выплеснуть ярость, и вот я забрел в какой-то кабак и напился.

Я пил и проклинал свою необузданную ревность. Я больно тебя обидел и молился о том, чтобы ты простила меня. Но на меня навалилось все разом — бессмысленная смерть родителей, предательство Абдуллы, изгнание, — и мне стало так больно, что я ничего не мог с собой поделать — оставалось лишь искать забвения на дне бутылки. Я очнулся только сегодня, когда меня нашел Аллен. И, к своему ужасу, я узнал, что через час ты уезжаешь во Францию.

— Марк, я чувствую такое опустошение, — с тоской проговорила Криста. — Я не знаю, смогу ли простить тебя, я не уверена даже, что я… что я тебя хочу. — Она говорила неправду, но Марк был слишком уверен в ее любви. Она хотела, чтобы он тоже почувствовал боль, чтобы им тоже овладело сомнение, которое так истерзало ее душу.

— О нет, прекрасная сирена. Ты меня хочешь. Хочешь так же, как я хочу тебя, — пробормотал он в ответ. Марк словно обнял ее взглядом, и его охватило тепло, как от глотка бренди. С томительной медлительностью он приблизил губы к ее губам. Его поцелуй был полон необузданной страсти и нетерпения. Он настойчиво раздвинул ее губы губами, а его язык с силой вошел во влажное тепло ее рта, затрепетал, получив ответ, который она пыталась сдержать, но не смогла. Поцелуй длился и длился. Когда она уже испугалась, что потеряет сознание, он оторвался от нее и заглянул ей в глаза. Они замерли в ожидании, столь же полном манящего обещания, как теплый, напоенный ароматами ветер, который дул с моря. Когда их глаза встретились, весь гнев Кристы исчез, переродившись в желание, жажду, утолить которую мог только этот человек. Ее тянуло упасть в его жаркие объятия и остаться там навсегда.