— Ну что? — спросил Джеронимо.

— Пока ничего, — ответил Карло. — Верно, он даст, когда поедет дальше.

Путешественник вернулся и прислонился к оглоблям экипажа. Слепой запел. Теперь молодой человек начал вдруг слушать с большим интересом. Вышел слуга и стал запрягать лошадей. И только тогда, словно спохватившись, молодой человек сунул руку в карман и дал Карло франк.

— О, благодарю, благодарю, — сказал тот. Путешественник сел в экипаж и снова завернулся в свой плащ. Карло поднял с земли стакан и пошел по деревянным ступенькам наверх. Джеронимо продолжал петь. Молодой человек высунулся из экипажа и покачал головой с выражением превосходства и грусти одновременно. Вдруг ему, видимо, пришла в голову какая-то мысль, и он улыбнулся. Потом он спросил слепого, стоявшего в двух шагах от него:

— Как тебя зовут?

— Джеронимо.

— Ну, Джеронимо, смотри, чтобы тебя не обманули.

В эту минуту на верхней ступеньке лестницы показался кучер.

— Как это не обманули, сударь?

— Я дал твоему спутнику двадцатифранковую монету.

— О сударь, благодарю, благодарю!

— Да. Так что не зевай.

— Это мой брат, сударь, он меня не обманет.

Молодой человек был озадачен, но, пока он размышлял, кучер взобрался на козлы и стронул лошадей. Тогда путешественник откинулся на сиденье, тряхнув головой с таким видом, словно хотел сказать: «Судьба, исполни свое предначертание!» И экипаж укатил.

Слепой обеими руками радостно жестикулировал ему вслед, выражая свою благодарность. Вдруг он услышал голос Карло, только что вышедшего из трактира. Он кричал:

— Иди сюда, Джеронимо, здесь наверху тепло, Мария затопила печь!

Джеронимо кивнул, взял гитару под мышку и, держась за перила, стал ощупью подниматься по ступенькам. Еще с лестницы он крикнул:

— Дай мне ее потрогать. Как давно я не держал в руках золотой монеты!

— В чем дело? — спросил Карло. — Что это ты говоришь?

Джеронимо был уже наверху и обеими руками обхватил голову брата — жест, которым он всегда выражал радость или нежность.

— Карло, дорогой брат, все-таки есть на свете добрые люди!

— Конечно, — сказал Карло. — Пока что мы собрали две лиры и тридцать чентезимо, да еще австрийских денег наберется с пол-лиры, наверное.

— И двадцать франков, и двадцать франков! — крикнул Джеронимо. — Ведь я же знаю!

Нетвердыми шагами он прошел в комнату и тяжело опустился на стул.

— Что ты знаешь? — спросил Карло.

— Ну, довольно шутить! Дай же мне его. Как давно я не держал в руках золотого!

— Да чего ты хочешь? Где я тебе возьму золотой? У нас всего две или три лиры.

Слепой стукнул кулаком по столу.

— Ну, теперь уж хватит, хватит! Или, может быть, ты хочешь его утаить от меня?

Карло удивленно и озабоченно смотрел на брата. Он подсел к нему, придвинулся совсем близко и успокаивающе взял за руку:

— Я ничего от тебя не утаиваю. Как ты можешь так думать? Никому еще не взбрело на ум дать мне золотой.

— Но ведь он мне сам сказал.

— Кто?

— Ну, тот молодой человек, что бегал взад и вперед.

— Как? Я тебя не понимаю.

— Вот что он мне сказал: «Как тебя зовут?» И потом: «Смотри не зевай, смотри не зевай, чтобы тебя не обманули!»

— Да тебе все это приснилось, Джеронимо! Ведь это вздор!

— Вздор? Я же сам слышал, а слышу я хорошо. «Смотри не зевай, чтобы тебя не обманули. Я дал ему золотой…» Нет, он сказал так: «Я дал ему двадцатифранковую монету».

Вошел трактирщик.

— Ну, что с вами такое? Вы, видно, прикрыли свою лавочку? Только что подъехала коляска с четверкой лошадей.

— Идем, — крикнул Карло, — идем! Но Джеронимо продолжал сидеть.

— К чему? Зачем мне идти? Что толку? Ведь ты стоишь рядом и…

Карло тронул его за руку.

— Замолчи. Пойдем вниз.

Джеронимо умолк и послушался брата. Но на лестнице он сказал: «Мы еще поговорим, мы еще поговорим!»

Карло не мог понять, что произошло. Не сошел ли Джеронимо вдруг с ума? Хотя он и легко раздражался, так он еще никогда не разговаривал.

В только что подъехавшем экипаже сидели двое англичан. Карло снял перед ними шляпу, и слепой запел. Один из англичан вышел из экипажа и бросил в шляпу Карло несколько монет. Карло сказал «спасибо» и потом, как бы про себя: «Двадцать чентезимо». Лицо Джеронимо оставалось неподвижным; он начал новую песню. Экипаж с обоими англичанами уехал.

Братья молча поднялись по лестнице. Джеронимо сел на скамью, Карло остался стоять у печки.

— Почему ты молчишь? — спросил Джеронимо.

— Да ведь, — ответил Карло, — это могло быть только так, как я тебе сказал. — Голос его слегка дрожал.

— А что ты сказал?

— Может быть, это был сумасшедший.

— Сумасшедший? Вот это ловко! Если кто-то говорит «я дал твоему брату двадцать франков», значит, он сумасшедший! Э, а почему он сказал: «Смотри, чтобы тебя не обманули», а?

— Может быть, он и не сумасшедший… но есть люди, которые любят подшутить над нами, бедняками.

— Э! — закричал Джеронимо. — Подшутить? Вот, вот как раз это ты и должен был еще сказать, этого я и ждал! — И он осушил стоявший перед ним стакан вина.

— Но, Джеронимо! — крикнул Карло, чувствуя, что от растерянности почти не в состоянии говорить. — Почему я стал бы… как ты можешь так думать?..

— А почему у тебя дрожит голос… э… почему?

— Джеронимо, уверяю тебя, я…

— Э… я тебе не верю! Вот теперь ты смеешься… я ведь знаю, что ты теперь смеешься!

Слуга крикнул снизу:

— Эй, слепой, люди приехали!

Братья машинально встали и спустились по лестнице. Одновременно подъехали две коляски, в одной сидело трое мужчин, в другой пожилая супружеская пара. Джеронимо пел, Карло беспомощно стоял возле него. Что же теперь делать? Брат ему не верит! Возможно ли это? И он испуганно косился на Джеронимо, который надтреснутым голосом пел свои песни. Карло казалось, что он видит, как в голове брата роятся мысли, которых он раньше никогда у него не замечал.

Коляски давно уехали, а Джеронимо все пел. Карло не решался прервать его. Он не знал, что сказать, и боялся, что у него снова задрожит голос. Вдруг наверху раздался смех, и Мария крикнула:

— Что это ты поешь да поешь? Ведь от меня ты все равно ничего не получишь!

Джеронимо прервал пение, не окончив мелодии. Это прозвучало так, будто его голос и струны оборвались одновременно. Потом он снова поднялся по ступенькам, и Карло последовал за ним. В зале он сел около Джеронимо. Что же ему делать? Ничего другого не оставалось: надо еще раз попытаться разуверить брата.

— Джеронимо, — сказал он, — клянусь тебе… опомнись, Джеронимо… как можешь ты думать, что я…

Джеронимо молчал, казалось, его мертвые глаза смотрят на серый туман за окном. Карло продолжал:

— Ну, может быть, он и не сумасшедший, ведь он мог и ошибиться… да, конечно, он ошибся… — Но Карло ясно чувствовал, что сам не верит в то, что говорит.

Джеронимо нетерпеливо отмахнулся, но Карло продолжал, внезапно оживившись:

— Зачем бы я стал… ведь ты знаешь, я ем и пью не больше тебя, а когда я покупаю себе новую куртку, тебе об этом известно… к чему же мне столько денег? Что мне с ними делать?

И тогда Джеронимо процедил сквозь зубы:

— Не лги, я слышу, как ты лжешь!

— Я не лгу, Джеронимо, я не лгу! — испуганно сказал Карло.

— Эй! Ты уже отдал ей монету, да? Или она получит ее только после? — крикнул Джеронимо.

— Мария?

— А кто же еще? Конечно, Мария. Эй, ты, лгун, вор! И, словно не желая больше сидеть с ним рядом за столом, Джеронимо оттолкнул его локтем.

Карло встал. Пристально посмотрел он на брата, потом вышел из комнаты и спустился по лестнице во двор. Широко раскрытыми глазами он уставился на дорогу, погруженную в бурый туман. Дождь утихал. Карло сунул руки в карманы и вышел на воздух. У него было такое чувство, словно брат его прогнал. Что же все-таки произошло?.. Он все еще не мог понять. Что это за человек? Подает один франк, а говорит, будто дал двадцать! Ведь была же у него для этого какая-нибудь причина?.. И Карло стал рыться в памяти, не нажил ли он себе где-нибудь врага, который подослал сюда кого-то, чтобы ему отомстить. Но сколько он себя помнил, никогда он никого не обижал, никогда ни с кем не заводил серьезной ссоры. Вот уже двадцать лет он только и делал, что стоял во дворах или на обочинах дорог со шляпой в руке… Не рассердился ли на него кто-либо из-за женщины?.. Но как давно он уже не имел с ними дела… последней была кельнерша в Ла-Роза, прошлой весной… уж тут-то ему наверняка никто не завидовал… Непостижимо!.. Что же за люди живут в том мире, который простирается за горами и ему неведом? Они приезжали отовсюду, но что он знал о них?.. Этому незнакомцу, видимо, зачем-то понадобилось сказать Джеронимо: «Я дал твоему брату двадцать франков…» Ну, ладно… Но что же теперь делать? Вдруг оказалось, что Джеронимо ему не доверяет. Этого он не мог вынести! Что-то необходимо предпринять. И Карло поспешил назад.