— Ладно уж, Карло, — сказал трактирщик. — Эти двадцать чентезимо я дарю твоему брату, ведь я тоже слушал его песни. Счастливого пути.

— Спасибо, — сказал Карло. — А впрочем, мы не так уж торопимся. Еще увидимся, когда ты вернешься от рабочих. Бормио-то ведь никуда не убежит, верно? — Он засмеялся и пошел по деревянной лестнице наверх.

Джеронимо стоял посреди комнаты,

— Ну, я готов идти, — сказал он.

— Сейчас, — ответил Карло.

Из старого комода, стоявшего в углу комнаты, он вынул их убогие пожитки и связал в узел. Потом он сказал:

— Хороший денек, но очень холодный.

— Знаю, — ответил Джеронимо. Оба вышли из комнаты.

— Иди потише, — сказал Карло, — здесь спят эти двое, что приехали вчера вечером. — Они осторожно сошли вниз. — Хозяин велел тебе кланяться, — сказал Карло. — Он подарил нам двадцать чентезимо за сегодняшний ночлег. Сейчас он у рабочих и вернется только через два часа. Мы увидимся с ним будущим летом.

Джеронимо не ответил. Они вышли на большую дорогу, расстилавшуюся перед ними в неверном свете занимающегося дня… Карло взял брата за левую руку, и они молча зашагали по направлению к долине. Вскоре они подошли к месту, где дорога начинает делать крутые витки. Снизу навстречу им клубился туман, а вершины над ними словно были поглощены облаками. И Карло подумал: «Сейчас я ему скажу».

Но он не произнес ни слова, а вынув из кармана золотой, протянул его брату; тот взял его правой рукой, приложил к щеке, ко лбу и, наконец, кивнул.

— Я так и знал, — сказал он.

— Ну да, — ответил Карло и, неприятно удивленный, взглянул на Джеронимо.

— Даже если бы проезжий мне ничего не сказал, я все равно бы знал.

— Ну да, — растерянно повторил Карло. — Но ты ведь понимаешь, почему я там, наверху, при других… я боялся, что ты все сразу… И знаешь, Джеронимо, я подумал, пожалуй, пора купить тебе новую куртку, и рубашку, да и башмаки тоже, поэтому я…

Слепой запальчиво покачал головой:

— Зачем? — И он провел рукой по своей куртке. — Еще достаточно хорошая, достаточно теплая. Ведь мы идем теперь на юг.

Карло не понимал, почему Джеронимо совсем не обрадовался и не просит прощения. И он продолжал:

— Джеронимо, разве я был неправ? Почему же ты не радуешься? Ведь теперь у нас есть золотой, верно? Теперь он только наш. Скажи я тебе о нем наверху, кто знает…

И тогда Джеронимо закричал:

— Перестань врать, Карло, хватит с меня твоего вранья!

Карло остановился и выпустил руку брата.

— Я не лгу.

— А я знаю, что ты лжешь!.. Ты всегда лжешь!.. Лгал уже сотни раз!.. И эти деньги ты тоже хотел прикарманить, да только испугался, вот в чем дело!

Карло опустил голову и ничего не ответил. Он опять взял слепого за руку и пошел с ним дальше. Слова Джеронимо его ранили, но он удивлялся, что, в сущности, не очень сильно опечален.

Туман рассеивался. После долгого молчания Джеронимо сказал: «Становится тепло». Он сказал это равнодушно, просто, как говорил уже сотни раз, и в эту минуту Карло почувствовал, что для Джеронимо ничего не изменилось. Для Джеронимо он всегда был вором.

— Ты уже хочешь есть? — спросил он. Джеронимо кивнул, вынул из кармана куртки ломоть хлеба, сыр и стал есть. Они пошли дальше.

Им встретилась почта из Бормио. Кучер окликнул их:

— Уже спускаетесь?

Проехало еще несколько колясок, все поднимались наверх.

— Ветер из долины, — сказал Джеронимо, и в тоже мгновение, за крутым поворотом дороги, у их ног раскинулась Вальтеллина.

«Поистине ничего не изменилось, — думал Карло. — Теперь я ради него даже украл, но и это было напрасно».

Туман под ними становился все прозрачнее, блеск солнца прожигал в нем дыры. И Карло думал: пожалуй, было все-таки глупо так поспешно уйти из трактира… Кошелек лежит под кроватью, уж это-то, во всяком случае, подозрительно. Но как ему все безразлично! Что еще плохого может с ним случиться? Брат, которого он лишил зрения, думает, что он его обкрадывает, думает так многие годы и будет думать всегда — что же еще плохого может с ним случиться?

Под ними, словно купаясь в сиянии утреннего солнца, стоял большой, ослепительно-белый отель, а еще ниже, там, где долина начинает расширяться, тянулась деревня. Братья молча шли дальше, и все время рука Карло лежала на руке слепого. Они прошли мимо парка, окружавшего отель, и Карло увидел завтракающих на террасе гостей в светлой летней одежде.

— Где ты хочешь отдохнуть? — спросил Карло.

— Ну, в «Орле», как всегда.

Дойдя до маленького кабачка в конце деревни, они зашли в него, сели и заказали вина.

— Что это вы так рано к нам пожаловали? — спросил хозяин.

Этот вопрос слегка испугал Карло.

— Так уж и рано? Нынче у нас десятое или одиннадцатое сентября, верно ведь?

— В прошлом году, во всяком случае, вы спустились с гор гораздо позже.

— В горах так холодно, — сказал Карло. — Сегодня ночью мы мерзли. Да, кстати, хозяин просил тебе передать, чтобы ты не забыл послать ему масло.

Воздух в кабачке был спертый и душный. Странная тревога охватила Карло; ему захотелось снова очутиться под открытым небом, на большой дороге, которая вела в Тирано, в Эдоле, к озеру Изео, куда угодно, только подальше. И он вдруг поднялся.

— Разве мы уже уходим? — спросил Джеронимо.

— Ведь мы же хотим сегодня к полудню попасть в Боладоре. У «Оленя» все экипажи останавливаются на отдых. Это хорошее место.

И они пошли дальше. Парикмахер Беноцци стоял у дверей своего заведения и курил.

— Доброе утро! — крикнул он, — Ну, как там, наверху? Сегодня ночью, наверно, шел снег?

— Да, да, — ответил Карло и ускорил шаги. Деревня осталась позади. Вдоль бурливой реки, между лугами и виноградниками, тянулась вдаль ослепительно-белая дорога. Небо было голубое и безмятежное. «Зачем я это сделал? — думал Карло. Он искоса посмотрел на слепого. — Разве в его лице что-нибудь изменилось? Он всегда так думал про меня, всегда я был одинок, и всегда он меня ненавидел». И Карло казалось, что он шагает с тяжелым грузом на плечах, который никогда не посмеет сбросить, и что он видит ночь, сквозь которую бок о бок с ним бредет Джеронимо, хотя все дороги залиты солнцем.

И они шли дальше, шли час за часом. Время от времени Джеронимо присаживался на камень или оба отдыхали, прислонившись к перилам моста. Снова на пути их лежала деревня. Перед трактиром стояли экипажи, путешественники вышли из них и прохаживались взад и вперед; но нищие не остановились. Дальше, дальше, на простор, на большую дорогу. Солнце поднималось все выше, близился полдень. Было обычное утро, такое же, как тысяча других.

— Башня Боладоре, — сказал Джеронимо.

Карло поднял глаза. Он всегда удивлялся тому, как точно Джеронимо определял расстояния; башня Боладоре действительно появилась на горизонте. Издалека кто-то шел им навстречу, Карло показалось, что человек этот сидел у дороги и внезапно встал. Он приближался. Теперь Карло увидел, что это жандарм; жандармы часто встречались им на больших дорогах. И все же Карло опять испугался. Но когда тот подошел ближе, он узнал его, и у него отлегло от сердца. Это был Пьетро Тенелли; не так давно, в мае, нищие сидели с ним в трактире Раггаци в Мориньоне, и он рассказывал им жуткую историю, как его однажды чуть не заколол кинжалом бродяга.

— Кто-то остановился, — сказал Джеронимо.

— Тенелли, жандарм, — ответил Карло. Они подошли к нему.

— Доброе утро, синьор Тенелли, — сказал Карло и остановился.

— Вот какое дело, — ответил жандарм, — я должен вас обоих отвести пока что на пост в Боладоре.

— Э! — крикнул слепой.

Карло побледнел. «Как это может быть? — думал он. — Но с тем делом это, во всяком случае, не связано, ведь здесь внизу еще ничего не успели узнать».

— Похоже, что это вам по дороге, — смеясь, сказал жандарм. — Так что вам ничего не стоит пройтись со мной.

— Почему ты ничего не говоришь, Карло? — спросил Джеронимо.

— О, я говорю… Помилуйте, синьор жандарм, как это может быть… что же мы… или, вернее, что я… я, право, не знаю…