И каждый попавший в эту жизнерадостную толпу невольно заражался ее неукротимой энергией и жаждой деятельности.

Мы с Тахаром тоже не стали исключением, и, выйдя из калитки довольно вялым шагом, вскоре уже почти бежали, подчиняясь всеобщему ритму. Но все же я находил моменты, чтобы изредка бросать взгляд назад или останавливаться у стеклянных витрин богатых магазинов. И вскоре точно знал, наш домовладелец и не подумал оставить меня в покое. Потому что хвост, неотрывно следовавший за нами, я приметил еще на выходе из первого переулка.

— Не отставай, — прикрикнув на глазеющего по сторонам Тахара, ныряю в распахнутые двери знакомой чайханы.

Она имеет второй выход в соседний переулок и этим часто пользуются постоянные посетители, срезая себе путь. Но хитрый хозяин никого не останавливает, точно зная — захотев перекусить, они так же привычно свернут к его дверям. Привычка — страшная вещь, и зачастую она ведет человека по жизни много надежнее кованой цепи.

Мы почти бегом проходим ко второй двери и сразу ныряем в соседнюю лавчонку. Тут торгуют подержанной одеждой, и я не раз покупал у хозяина лавки недорогие, но вполне пристойные вещи, главным достоинством которых была относительная чистота. Слуги уносили куда-то скупаемую хозяином одежду и приносили назад уже выстиранную. Эта простенькая услуга привлекала в лавку покупателей среднего достатка, желающих дешево и прилично одеть своих слуг или учеников.

Вот и сейчас, несмотря на утреннее время, все три примерочные кабинки были уже заняты, но я знаю один маленький секрет. Неприметно кивнув хозяину, прохожу в дверцу, ведущую к лестнице на второй этаж.

Это значило, что я куплю нужную мне одежду, не торгуясь, и вдобавок бесплатно оставлю свою.

Мне немного жаль в первый раз надетых вещей, с таким трудом доставленных в столицу, но приводить хвост в лавку Джуса было бы непростительной глупостью.

Взбежав на второй этаж, молча заскакиваю в знакомую комнатку и, помянув недобрым словом нашего предприимчивого домовладельца, начинаю раздеваться.

— А ты что стоишь? Раздевайся! — приказываю, заметив потрясенный взгляд застывшего у двери спутника, но он внезапно начинает бледнеть.

— З-зач-чем? — Вот никогда не замечал, что он и заика.

— Чтобы переодеться! — сердито рявкаю, обозленный направлением его мыслей и, бросив на сундук свои вещи, распахиваю синий шкаф. По негласному уговору в нем висят женские вещи.

Выбрав темные шаровары и светлую, почти новую читэру, торопливо натягиваю все на себя. Однако, обернувшись к тургону, с возмущением вижу, что он все еще не разделся. Кроме того, цвет его лица изменился далеко не в лучшую сторону. Теперь оно свекольно-алого цвета, а в глазах бушуют смятение и, как ни странно, любопытство.

— Тахар! — почти рычу от бешенства, шагнув в его сторону. — Быстро переодевайся, за нами следили!

— Кто? — недоверчиво бормочет он, пугливо шарахаясь от меня.

— Неважно! Но если ты немедленно не переоденешься, я уйду один.

Неужели до него все-таки дошло? Саркастически хмыкаю, наблюдая, как тургон начинает стаскивать вылинявшую в дороге рубаху.

— А мне тоже… женское? — Карие глаза смотрят так жалобно, что я сдаюсь.

— Мужская в красном шкафу.

Он сразу засуетился, торопясь переодеться, пока я не передумал. Почти новые штаны, белая рубаха, сапоги…

— Надень еще вон тот халат и тебетей, тогда мы вполне сойдем за семейную пару, — командую я и замечаю, как его уши снова разгораются стыдливым огнем.

Ну и что же я такого сказал, что мои слова можно истолковать превратно? Нет, больше никогда не возьму на дело новичка. Никогда раньше не думал, что так трудно объяснить другим то, что самому кажется элементарным.

Поймав мой взбешенный взгляд, Тахар снова побледнел, насколько это возможно с его смуглой кожей. И нервно засуетился, натягивая указанный мной халат.

— Я буду идти сзади и потихоньку подсказывать, — выдаю инструкции, вручая спутнику мешочек с деньгами. — И не забывай, если тебе встретится знакомый, бросаться к нему не нужно. На тебе личина, поэтому все равно никто не узнает. Только по шее могут накостылять за самозванство.

Он рассеянно кивает, словно и вправду слушает болтовню назойливой женщины. Знакомый фокус, люди часто принимают внешний вид за истинную сущность. И до тех пор, пока я не переоденусь, тургон будет невольно относиться ко мне как к женщине. Вот только мне это очень не нравится. Но будем надеяться, что все обойдется, нужная нам лавка не так уж далеко, а в случае надобности я как-нибудь сумею напомнить спутнику о его заблуждениях.

Спустившись по лесенке, мы ненадолго останавливаемся возле хозяина — рассчитаться. Мельком оглядев наш наряд, он с ходу называет цену, и Тахар беспрекословно отдает серебро.

— Направо, — выйдя из лавки, бурчу в спину тургона, и он поворачивает так важно, словно и сам собирался пойти в ту сторону.

Наших преследователей нигде не видно, но это еще ничего не значит. Несколько раз я ненадолго приостанавливаюсь возле полощущихся на ветерке тканей и шалей и начинаю восхищенно крутить их в руках, незаметно оглядывая прохожих. И наконец убеждаюсь, что мы сумели-таки оторваться от хвоста. Видимо, не особо опытными они были профессионалами, раз сумели так легко нас потерять.

Добравшись до базара, не сразу отправляемся в нужную лавку, а заходим вначале во все подряд. Пусть у тех, кто вздумает за нами следить, создастся впечатление, что мы безалаберная пара, которая на самом деле ничего не собирается покупать, а просто наслаждается процессом выбора ненужных или недоступных товаров.

Молодой помощник, сидящий перед лавкой Джуса, очевидно заметил нас заранее, потому и встретил довольно кислой физиономией. И это было плохо. Никогда не будет хороший торговец выказывать покупателю свое мнение о его поведении или платежеспособности. И Чануа, насколько я знаю, свято придерживается этого правила.

Мы проходим внутрь и для виду начинаем разглядывать и щупать товары, а он следит за нами все тем же презрительным взглядом, и не думая скрывать свое отношение.

Что же делать? Уйти отсюда я не могу, денег осталось очень мало, да и к тому же у меня большие надежды на информацию, которую торговцу велел собрать для нас Джус. Тахар, уже уставший, как всякий нормальный мужчина, от разглядывания тряпок, все чаще недоуменно оглядывается на меня, а я все тяну время, не решаясь уйти с пустыми руками.

Хотя уходить, судя по всему, придется.

И тут, на мое счастье, в лавку вернулся сам торговец. Он, видимо, где-то завтракал, потому что пахнет чайханой и довольно улыбается.

— Иди, посиди возле лавки, — повелительно бросил он помощнику и переключил свое внимание на Тахара: — Чего господин желает купить для своей женщины? Вот шелка, читэру, бусы…

Помощник едко хмыкнул, проходя мимо, и бросил очень выразительный взгляд в нашу сторону, но старший сделал вид, что ничего такого не заметил.

И заслужил этим мое одобрение. Похоже, с ним можно иметь дело.

— Черноволосому мальчику пойдет синяя рубашечка? — не меняя голос, спрашиваю я, благо в лавке нет других покупателей.

— Синее лучше для светленьких… — едва заметно растерялся, но сразу взял себя в руки торговец, — а черноволосому пойдет красное.

— У меня от красного голова болит, — заканчиваю я дурацкий пароль и перехожу к делу: — Отошли своего помощника по делам, он ничего не должен знать.

— Но ему можно доверять… это мой племянник, — снова растерялся торгаш.

— Ты не научил его главному: нельзя оценивать людей по одежде. Делай, как я говорю, и тогда я не расскажу о его поведении Джусу.

Торговец сереет, работать на Чануа очень выгодно. Все его лавочники через несколько лет обзаводятся собственными магазинчиками.

— Хорошо, господин. Проходите сюда. — Он откидывает ковер, занавешивающий проход во внутреннее помещение.

— Скажешь, что мы это купили, — по пути снимаю я с вбитого в стену колышка несколько ниток ярких бус.