— Слушаю, — тяжко вздыхаю в ответ.

Хотя что там слушать? Знакомая история. Сколько их, таких негодяев, рыскает по Сереброморью и даже заплывает дальше, в бурные воды Мирового океана, рискуя своими жизнями и кораблями в погоне за экзотическими красавицами с далеких островов. Скупая и воруя ради наживы всех, кого удастся. О сломанных судьбах и загубленных жизнях эти морские шакалы не задумываются даже на миг, их жестокие сердца в погоне за золотом и развлечениями давно растеряли последние капли человечности. Капитаны королевского флота иногда встречают в море эти дрянные суденышки, и тогда для них наступает час возмездия. После того как один из наших кораблей в первый раз привез в Торсанну пару десятков смертельно перепуганных и растерзанных девчонок, снятых с полузатонувшего, потрепанного штормом судна, которое сбежавшая на шлюпках команда бросила на произвол судьбы, ни один из шакалов почему-то не выживает в стычках. И даже приказ адмирала Лурдо эн Корджекиса не помогает.

— Попрыгали в море, — горестно сокрушался при мне седовласый заслуженный капитан; во всем королевстве ни у кого язык не повернулся бы назвать его лжецом.

— …мечтала, чтобы никто не пришел ночью в тот чуланчик. Девчонки так страшно кричали… А потом, когда поняла, что я слишком ценный товар, чтобы капитан отдал меня матросам, стала мечтать убежать на берегу. Дурочка еще была, не знала, как они ловко умеют все устраивать. Купцы пришли прямо на корабль, но мы этого даже не видели. Чего-то снотворного дали с водой, я к тому времени так расхрабрилась, что ела и пила все без опасения. Очнулась уже во дворце… Женщины сказали, что меня купил главный евнух в гарем хана. Ты бывал в гареме?

— Нет, — отвечаю честно, — кто бы меня пустил?

— А своего, что, нету? — подозрительно уставились округлившиеся черносливины.

— У меня одна жена, и я ее люблю, — твердо заявил я, хотя и не представлял, во что мне обойдется такая честность.

Но что ложь Саялат распознает вмиг, даже не сомневался. И она действительно несколько долгих секунд внимательно изучает мое лицо, а затем, качнув головой, горестно хмыкает.

— Я сразу почувствовала, что ты какой-то… неправильный. Я ведь не верила, что такие бывают. Тогда я расскажу тебе, что такое гарем. Это куча несчастных женщин… рабынь, которые никогда не станут свободными. Некоторые привыкают и даже находят какие-то радости в подобном существовании. Некоторые терпят и потихоньку мечтают о несбыточном, а есть и такие, что не могут смириться и всю жизнь ищут выход. Вот к последним я и отношусь. Но сначала нужно было сделать все, чтобы стать не одной из сотен, а хотя бы одной из трех. И я сумела добиться, хоть это было очень нелегко… Хан решил на мне жениться. Если бы ты знал, как они все возненавидели меня в тот миг, когда об этом стало известно! Несколько раз меня пытались отравить, один раз столкнули с лестницы… Но девчонку, привыкшую карабкаться по пальмам, трудно убить этим способом. Тогда подослали одну из старых наложниц… из тех, которым хан приказывал вначале отрезать язык, а потом одаривал ими верных воинов. Выгодно и просто. Ничего рассказать они не смогут, и хану кормить бесполезную наложницу не надо. А воины вынуждены их беречь — как же, ханский подарок! Так вот, эта старуха решила меня удавить подушкой… Только я к тому времени уже несколько ночей не спала на своем ложе… боялась. И когда она навалилась на сделанную мной куклу, ударила ее кувшином по затылку и подняла шум. Многие мои обидчицы поплатились за эту выходку… ханские палачи большие умельцы. А хан немедленно на мне женился. Он очень не любил… всякие протесты.

— А о чем ты мечтала потом? — осторожно попытался я подтолкнуть задумавшуюся ханшу, но внезапный порыв ветра отвлек меня от осуществления коварного плана по несложному получению информации.

Как-то быстро начало темнеть, порывы ветра участились. Вскочив на ноги, мы, не веря своим глазам, глядели на север, откуда, вопреки всем законам этой местности, стремительно надвигалась тяжелая темная туча.

Не знаю, что подумала в тот миг ханша, но лично я сразу понял, что это не естественное природное явление. И горячо взмолился Всеслышащему, чтобы интуиция в этот раз меня не подвела.

Первые редкие капли упали на плечи, едва край тучи пересек невидимую черту над нашими головами, устремляясь дальше к югу. Мы ловили их в ладони, подставляли драгоценным каплям лица, раскрыв навстречу пересохшие губы. Как же они были сладки и как малы вначале, но очень быстро робкий дождь превратился в проливной ливень, и мы пили, захлебываясь, ловили воду горстями, заливали в рот и снова ловили. Очень скоро я вспомнил про Хенрика и бросился в шалаш. Мое ненадежное сооружение, вовсе не приспособленное к защите от ливня, давно протекло, и с намокших халатов вниз текли многочисленные струйки. Под одну из них я и подставил полуоткрытый, обметенный жаром рот мага, осторожно перевернув парня на спину и поддерживая руками на весу.

Неплохо было бы дать ему немного того снадобья, пришла запоздалая мысль, вот только руки у меня уже заняты. Пришлось звать Саялат. Она влезла под протекающую крышу и недовольно сморщила носик, разглядев, во что превратилось наше временное жилище. С присущей женщинам практичностью догадавшись раньше меня, что, избавившись от одной проблемы, мы приобрели другую, и не менее серьезную. Но напоить Хенрика лекарством помогла охотно, капнув немного зелья в ладошку и разбавив водой.

Дождь потихоньку стихал, уносясь на юг, а мы так и сидели в промокшем насквозь шалаше, в мокрой до нитки одежде. Показалось мне или женщину действительно начала бить дрожь?

— Прижмись к моей спине, — предложил я, — может, станет теплее.

— Ничего… я терпеливая… — упрямо буркнула она, снова устраиваясь в своей любимой позе с подтянутыми к подбородку коленями, крепко охватив их увешанными браслетами и кольцами руками.

Как часто люди заблуждаются, полагая, что ценность некоторых вещей неизменна во всех случаях жизни, философски подумал я, мельком оглядев все это мокрое, тускло поблескивающее богатство. Возможно, где-то в другом месте за эти тяжелые полоски желтого металла, облепленные разномастным многоцветьем камней, можно выменять огромный дом с теплыми спальнями и полной еды кухней. А здесь и сейчас это просто лишний груз, и черствый кусок хлеба с кружкой горячего чая стоят стократ дороже, потому что могут то, чего никогда не сможет сделать золото. Спасти жизнь.

— Долго… я спал? — слабым голосом пробормотал маг и открыл еще затуманенные беспамятством серые глаза.

— Вечереет, — отозвался я коротко, не стоит вываливать на раненого всю кучу наших проблем.

— А почему… так сыро? — еще через минуту с трудом выдавил Хен, попробовав поерзать мокрым задом по песку в поисках более сухого места.

— Дождь прошел. Ливень. Туча шла с севера, — выдаю кратко информацию, надеясь, что выводы он сделает сам.

Он и сделал. Минуты через три, сморщившись от боли, вытащил откуда-то дешевые разноцветные четки. Такие обычно носят путешественники и небогатые торговцы. Каждая бусина расписана символом одного из богов, и, перебирая их на ночь в молитве, можно быть уверенным, что никого из обширного пантеона не оставишь без внимания.

— Найди бусинку Амирту…

— А какая она?

— Черная с красными пятнышками, — ответила за Хенрика ханша.

Маг только утомленно кивнул в ответ на мой вопросительный взгляд.

— Которая? — Найдя три похожих бусинки, протягиваю им. И как только можно это все запомнить?

— Эта, — уверенно ткнул пальцем Хенрик. — Раздави.

У него с головой все в порядке? Насколько я понимаю, бусинки выточены из крепкого дерева, а пальцы у меня вовсе не железные. Но спорить с больным не стал, незачем его лишний раз расстраивать. Покрепче ухватил указанную бусину и сдавил изо всех сил. Легкий хруст, ощущение раздавленной яичной скорлупки в пальцах… и над моей рукой всплывает в воздух бледный шарик магического вестника.