Киара знала это по собственному опыту — её пытались прибить несчетное количество раз, и порой было за что: за её плечами ни много ни мало превращенная в прах деревня, искалеченные родственники и премилое прозвище «дивная чума». А ещё Гейбриел-мать-его-Лейернхарт, отправленный развлекать Хладную и чудом спасшийся благодаря вмешательству Темного Круга и самого императора. Но, несмотря на столь сомнительную репутацию, пальцами на неё не показывали и не пугали ею детишек — у людей достаточно дел и личных проблем, чтобы ещё бесконечно думать о какой-то магичке и её выкрутасах.

Хотя стоило признать — до чокнутой Элриссы ей далеко.

Элрисса аз-Саадат, магистр боевой некромантии, была воистину хрестоматийной персоной. Помимо её исследований, в учебниках описывали и то, как она слетела с катушек, увлекшись совсем уж запрещенной магией.

В полицейской учебке новобранцам, как пример свихнувшегося темного мага, неизменно показывали Элриссу и проекции её прелестных некромантских изысков: трупы, невообразимо изувеченные, испещренные шафрийскими рунами Тьмы; еле живые люди, зверски выпотрошенные либо наполовину лишенные плоти, каким-то образом удержанные свихнувшейся магиней на этом свете. И знаменитый Красный бассейн: глубокая прямоугольная яма, облицованная руническими камнями, в которой зловеще пузырилась мешанина из крови, ошметков кожи и белесых сколов костей.

Стремясь обрести источник неиссякаемой силы и молодости, Элрисса хладнокровно извела, в общей сложности, сотню человек. И что самое страшное, это могло сойти ей с рук: она проявляла поразительную осторожность, тщательно экранируя свои ритуалы, подходя к выбору жертв с неизменной расчетливостью, не оставляя никаких улик. Убийства длились несколько лет, и лишь когда многоуважаемая госпожа аз-Саадат вконец тронулась умом, её удалось поймать на горяченьком.

А покончил с ней, чудом не дав положить треть гвардии, не кто иной, как Альфард Эйнтхартен. За что и получил пропуск на должность главного боевого мага Империи.

Что и говорить: при такой семейке немудрено приобрести привычку отмалчиваться на любые вопросы и делать вид, что у тебя всё и всегда нормально.

Их нынешний маньяк-графоман чем-то отдаленно напоминал Элриссу. Не доставало зрелищности и размаха; вот в рунах он её, стоит признать, перещеголял. Однако имелось в образе их действий какое-то пугающее сходство. Мог ли быть у Элриссы сообщник, после её гибели скрывшийся аж на два десятка лет? Теоретически мог… допрашивать её не допрашивали, грохнули при первой же возможности и развеяли пеплом по ветру. Может, зря, ну да зато отделались куда меньшей кровью. Взять свихнувшегося темного мага живым — дело нелегкое и кровопролитное.

«Непременно расспросить Дальгора», — сделала мысленную пометку Киара. Именно коммандер (ну, в ту пору ещё сержант) занимался аз-Саадат, да и саму свихнувшуюся некромантку знал достаточно хорошо — они учились вместе.

Едва подумав об этом, она поняла что окончательно сбилась с размышлений о проблемах Марка. А в голове резко всплыла его фраза о неведомой хрени и рунах.

— Почему ты сказал, что те руны шафрийские? — неожиданно для самой себя спросила Киара.

Марк, с тоской глядевший на полуразрушенную кухню, недоуменно посмотрел на неё, явно не ожидая резкой смены темы. Киара и сама не ожидала, но сейчас эти его слова казались жутко важными.

— Ты сама говорила, — как-то неуверенно отозвался он.

— Вообще-то нет. Разве что про элементы шафрийской каллиграфии, какие там, несомненно, присутствуют. — В ответ на непонимающий взгляд пришлось добавить: — Руны в основном не шафрийские, но по начертанию похожи. И то с поправкой на архаичное наречие.

Он замер, явно задумавшись, и открыл было рот, чтобы что-то сказать. А затем вдруг поднялся со своего места и вышел. Из гостиной до неё донеслось, как хлопнули несколько раз дверцы шкафа — Марк явно что-то искал. И нашел, потому что очень быстро вернулся и протянул ей книгу, переплетенную в простую черную кожу с тисненой надписью на шафрийском.

— Вот это старье! — искренне восхитилась Киара, проведя пальцем вдоль тиснения. Судя по тарабарщине, в которую складывались знакомые символы, это был полумертвый архаичный диалект, вышедший из повсеместного употребления лет эдак шестьсот назад. — Не уверена, что у меня бы хватило сбережений на такую книжицу. Где раздобыл, признавайся?

Марк с минуту наблюдал за её пальцами, осторожно перебирающими старые страницы, прежде чем неохотно ответить:

— Это наследство. От матери. И я знаю, что те руны шафрийские, потому что уже видел некоторые из них.

Проснулся Марк резко, будто его окатили ледяной водой. И это совершенно не вязалось с тем, что засыпал он в обнимку с Киарой, оставшейся на ночь. Снились вампиры, щерящие клыки и размахивающие своими двуручниками. Вокруг клубились тени и был явно различим голос, неприятный, мерзкий, неуловимо знакомый. Но пугало вовсе не это. А то, как всякий раз выходит из-под контроля собственная сила и вместе с вампирами превращаются в пепел Фалько, Дальгор, а главное — Киара.

Захотелось разбудить её, убедиться, что с ней всё в порядке, что он не навредил ей. Но глянув на то, как мирно она спала, обняв его поперек груди, прижал крепче к себе и натянул одеяло на обнаженное плечо. Правда, не смог удержаться и коснулся губами её волос, пахнущих мятой и горьковато-сладким вереском, на что Киара пробубнила что-то невразумительное.

Последние дни выходили какими-то совсем сумасшедшими — сначала вампиры, потом ранение Киары, смерть Сартиса, не подчиняющаяся сила… Радости было разве что в паре выходных, которые дал им обоим Дальгор: «Чтоб я эту полумертвую в корпусе не видел! И тебя, болезного, тоже!» Сам коммандер выглядел ну просто возмутительно здоровым, уж как для человека, получившего смертельное ранение несколько дней назад. Некросы, что с них возьмешь…

Честно проваляться все выходные, как планировал Марк (ничуть не уставший, но какой же идиот откажется провести время в кровати с красивой девушкой?), не вышло. Киара, не будь дурой, потащила его на гвардейский полигон. С кем и за какую цену ей удалось договориться, чтобы им дали помагичить без лишних глаз и ушей, Марк не знал. Но искренне порадовался, что поблизости не было видно ни боевиков, ни их генерала в лице дражайшего папеньки.

Манекен, в который он запустил крохотный — в теории — огненный шар, полыхнул красочно. Киара, глядя на огненный столб, готовый в любую минуту превратиться в шторм и поджечь всё вокруг, ругалась тоже красочно. Марк даже пожалел, что не прихватил с собой записную книжку — записать матерный загиб на смеси общеимперского, фейского и, кажется, любимого некросами крааттийского, казалось сущей необходимостью.

«Да ты же ни хрена не соображаешь в заклинательстве! Двадцать пять лет, мать твою Элриссу, чтоб ей на том свете до конца времен волчком вертеться, а ты понятия не имеешь, как силу дозировать! Ты хоть что-нибудь о калибровке знаешь вообще?..»

Марк знал (не за красивые глаза магистра получил), вот только что делать со своей дурной силой — впрямь не имел понятия. Огненные заклинания выходили в разы мощнее, чем нужно, и жрали немерено сил. С эфирными выходило чуть лучше — молнии слушались охотнее, заклинания выходили правильнее и легче. Но Маркус Эйнтхартен, всю жизнь считавший себя огненным магом, никогда не придавал особого значения этой стороне своей силы, а потому и особыми умениями похвастать не мог. Искры искрами, но к высшей магии они не относятся.

Впору было бросать всё к демоновой бабушке, топать в Академию к первачкам и слезно просить архимага Эрдланга взять под свое крыло. Ну или плюнуть на всё и свалить куда-нибудь подальше от долбаного Иленгарда и Киары-деспота-в-юбке-Блэр.

Нет, тут Марк, конечно же, врал — никуда от неё сбегать он не собирался. Но за вчерашнее катастрофическое поражение было невероятно стыдно. Киара, хоть и пребывала ещё не в самом лучшем состоянии, умудрилась извалять его в песке и вынудила растратить весь резерв. (Генри смотрел крайне осуждающе, когда он доедал третью тарелку рагу из оленины.) Сам Марк достал её всего пару раз, и то, как ему показалось, она уступила исключительно из жалости.