— Добей, — прошептал я, поведя глазом в сторону парочки кинувшихся прочь везунчиков.

Мелочь щелкнула костяшками и исчезла. А я опустился на колени, устало помотал головой и… даже среагировать не успел, когда из-под земли вдруг выросли гигантские пальцы и, с хрустом сомкнувшись над моей голо вой, одним движением утянули вниз. На дно. В ту самую беспросветную Тьму, где не было места человеку.

В мгновение ока меня затащило на такую глубину, где я раньше не то что не бывал, а даже думать не думал, что она вообще существует. Тот слой, куда я сумел спуститься самостоятельно, был по сравнению с этим залитой солнечным светом поверхностью безмятежного озера. Сравнительно теплой и безопасной. Но я проскочил его с такой скоростью, что даже глазом моргнуть не успел. После чего вокруг меня сомкнулся густой, похожий на безбрежный океан мрак, на дно которого я уходил с ужасающей скоростью.

В одно мгновение я пережил всю гамму ощущений, что посещала меня в недавних кошмарах.

Кромешная тьма. Тишина. Дикий холод, от которого не спасал даже многослойный доспех. Где-то внизу грузно ворочался невидимый монстр, возвращаясь на привычное место обитания. Чуть дальше так же молча и отчаянно бились в постромках намертво привязанные к нему псы, которых я различал уже с трудом. Впрочем, их тени очень быстро стали ломаться, меняться и с неслышным хлопком съеживаться, словно сомкнувшиеся вокруг черные стены обрушились на них невидимым прессом. И скоро вокруг меня остались лишь плоские, вытянутые, искореженные тела, из которых безжалостный океан выдавливал последние капли жизни.

Громадный кулак, превратившийся для меня в тесную клетку, в какой-то мере служил преградой для холода и чудовищного давления, ставшего для собак смертельным. Безумный холод буквально вморозил меня в гигантскую ладонь, так что ни двигаться, ни сопротивляться я попросту не мог.

А затем до моего слуха донесся тихий хруст, и на внутренней поверхности шлема появилась первая трещина. Следом послышался новый треск, и рядом с первой трещиной зазмеилась вторая. Подумав о том, что броня не рассчитана на такие нагрузки, я устало прикрыл глаза, но дергаться не было смысла. Мой доспех попросту не выдерживал давления. И все явственнее трещал по швам, грозя вот-вот развалиться, как оказавшаяся под прессом яичная скорлупа.

Собственно, во сне я именно на этом месте каждый раз начинал паниковать и с воплем подскакивал на кровати. И каждый раз, открывая глаза, внутри меня дрожал и вибрировал громогласный голос, настойчиво требуя: «ВЗЫВАЙ!»

«Взывать?! — ошеломленно подумал я, в кои-то веки сообразив: да вот же оно, божественное знамение, на отсутствие которого я когда-то сетовал! — Демон вас всех побери! К кому взывать?! К Смерти?! К Фолу?! Может быть, сразу к Тьме?!»

На шлеме тем временем появилась еще одна трещина, и времени на раздумья не осталось.

— Фол… — с трудом выдохнул я. — К тебе взываю! Знаю, что тебе обычно по боку, но, если ты меня слышишь… помоги!

Новая трещина в шлеме появилась с оглушительным треском.

«Ну и хрен с тобой, — с досадой подумал я, тщетно попытавшись дернуться в последний раз. — Все равно на том свете увидимся. А на один вопрос ты так и так мне ответить обещал».

Неожиданно мне на нос что-то капнуло. Я вздрогнул, но для воды эта субстанция была слишком густой, а для крови в ней не хватало соленого привкуса.

Кап! — снова капнуло мне на подбородок.

Я дернулся и завертел головой, силясь понять, откуда и что именно течет. Но в этот момент одна из трещин на шлеме явственно засветилась, и оттуда на лицо снова закапало. Подозрительно знакомой серебристой водицей, при виде которой у меня в голове что-то щелкнуло.

— АЛ?!

Единичные капли, словно услышали, стали падать все быстрее и быстрее, прямо на глазах превращаясь в самый настоящий ручеек. Затем таких ручейков стало два. А после я с недоверием ощутил, что не просто лежу внутри брони, как попавшая в банку муха, но и то, что вода в ней стремительно прибывает. Сперва она закрыла мне спину и затылок, затем добралась до рук, до груди, погрузила в теплый раствор онемевшие от холода пятки. Затем взобралась до груди, шеи и требовательно толкнулась в губы. А когда я упрямо их сжал, не желая захлебываться серебристой гадостью, плеснулась еще выше и, пользуясь тем, что я не могу ее даже стряхнуть, вдруг без предупреждения хлынула в нос.

Если бы я мог говорить, то без стеснения обложил бы сейчас и алтарь, и Тьму, и даже Фола вместе с его скверными шутками. Да, в голос, и плевать на все и на всех. Но говорить, увы, я не мог — внутрь меня в это время сплошным потоком лилась серебристая влага. И когда я больше не смог ее сглатывать, она принялась настойчиво лезть в дыхательное горло, заставив меня захрипеть и забиться в броне, как в утопленном на дне океана гробу.

В каком-то смысле так оно, наверное, и было. Только броня, к сожалению, этих брыканий уже не выдержала и, едва меня затопило в ней с головой, с прощальным хрустом развалилась на части, мгновенно истаяв, как сахар в горячей воде.

К моему бесконечному удивлению, хуже после этого не стало. Я все еще был жив. Меня окружало плотное серебристое облако, излучающее достаточно тепла, чтобы не замерзнуть насмерть. И даже сжимающие поперек туловища пальцы Поводыря больше не доставляли особого беспокойства. Вспомнив о том, что дышать во Тьме мне не надо, я прекратил сопротивление и, когда понял, что до ушей теперь заполнен субстанцией из алтаря, попытался пошевелиться.

Как ни удивительно, руки и ноги снова нормально двигались. Суставы в тепле потихоньку оттаяли. А когда я на пробу призвал секиру, в ладонь немедленно ткнулось твердое древко, которое я сжал с невыразимым облегчением.

Извернуться и полоснуть лезвием по плотно сомкнутым пальцам было уже делом техники. Находясь с Поводырем на одной глубине, я мог резать и кромсать его в свое удовольствие, уже не вспоминая об осторожности. Законы Тьмы едины для всех — если ты находишься с врагом на одном слое, то вы становитесь равны. Если не по силе, то хотя бы по степени уязвимости. Секира, правда, на глубине стала другой, и теперь вместо черного лезвия у нее появилось серебристое, ну да какая разница? Особенно если гигантские пальцы она рассекла на раз-два, а я, с ног до головы облепленный такой же серебристой дрянью, смог от них оттолкнуться?

По темной стороне медленно поплыли судорожно сжавшиеся обрубки, а следом по океану прошел долгий тоскливый вой, смутно похожий на крик раненого животного. Внизу подо мной снова промелькнуло что-то огромное, но я уже не просто плыл — я со всей доступной скоростью всплывал, в бешеном темпе работая руками и ногами.

Все вопросы решил оставить на потом. В том числе и то, откуда посреди океана Тьмы вообще мог взяться Фолов алтарь и почему он решил обновить мне доспех и оружие. Главное было то, что я остался жив. И что темный бог, каким бы он ни был, все же откликнулся на мою просьбу.

А вот что меня совсем не устраивало, это то, что доспех с каждым гребком становился все тяжелее. И по мере того, как я приближался к привычным для себя глубинам, этот гад, как ни парадоксально, снова начинал утягивать меня во Тьму!

Последние гребки я делал уже на чистом упрямстве и цедил сквозь зубы все пришедшие на ум проклятия. Не сдохнуть на самом дне и после этого не осилить каких-то несколько жалких слоев?! Позорище, Рэйш! Давай! Шевелись! Работай руками, тряпка!

С хрипами и сипами я с огромным трудом пробился сквозь толщу Тьмы и со стоном вывалился на твердую землю. Нижний уровень… мой дорогой, почти родной и кажущийся совсем уже теплым призрачный мир!

Когда я измученно откатился и, перевернувшись на спину, закрыл глаза, мне на грудь свалилось что-то увесистое и яростно верещащее на непонятном языке. Смахнуть его у меня не получилось. Но глаза я все же открыть сумел и сквозь заволокшую глаза серебристую пленку с трудом, но все же сумел опознать нападавшего.