Новый кивок. А затем еще один — в сторону не до конца восстановленной статуи.

— А если бы я не успел?

Человечек на ладони Ала вдруг замер и рухнул навзничь, каменея прямо на глазах.

— Хм. Если из храма нельзя выходить, то как тогда тебя вообще сюда переправили?

За спиной Ала бесшумно возникло десять одинаковых фигур. И новая «наковальня», которая прямо у меня на глазах развалилась на десять примерно равных кусков и по очереди растворилась в каждом из «людей». А чтобы я уж совсем не тупил, на каждой он изобразил широкополую шляпу и каждой дал в руки по секире.

Очень интересно, правда?

— Маги? — прищурился я. — Один человек не смог бы выдержать такую тяжесть, поэтому Фол избрал для этой миссии десятерых. И внутри их тел ты благополучно приехал из Лотэйна сюда. Хм… зачем же тогда понадобилось убивать их сразу после приезда? Вон сколько работы осталось. А доделывать ее, между прочим, мне!

Фигуры за спиной Ала так же бесшумно подняли руки, вынули у себя из груди серебристые глыбки, после чего вместе с ними растеклись на полу серебристыми кляксами, а затем снова сформировали одну большую лужу и превратились в уже знакомую «наковальню».

— То есть, не убив их, он не смог бы собрать тебя?! — вздрогнул я.

«Долг, — написал на полу Ал, — порой дороже жизни».

— Это правда, — вынужденно согласился я и, привычно взлохматив волосы на макушке… только сейчас сообразил, что все это время находился посреди холодной каверны без брони.

Поскольку это было неправильно, да и изорванная в клочья одежда навевала нездоровые мысли, то я призвал Тьму и несколько успокоился, когда поверх обносков бесшумно легла целая и невредимая броня. Шлем, правда, надевать не стал — зачем, если и без него комфортно? Зато вспомнил о кукле и повертел головой в поисках своего предприимчивого, быстро обучающегося и по-своему заботливого чудовища.

Мелочь сидела на этот раз не возле входа, как раньше, а в самой большой луже посреди храма, где с увлеченным видом точила покалеченные лапы о заботливо выросший из «зеркала» камень. Поскольку лапы у нее были костяными, а камень попеременно становился то мягким, то затвердевал до нужной консистенции, шума кукла практически не производила. Но я, едва увидев, чем она занимается, как наяву услышал мерный шваркающий звук, с которым оружейники любовно правят недавно выкованное оружие.

Почувствовав мой взгляд, кукла обернулась, и до меня вдруг дошло, что за прошедшие сутки она еще немного подросла. А когда Мелочь выпрямилась, откинула с нарисованного лица черные волосы и воинственно вскинула руки-ножи, подозрительно напоминающие мои секиры, у меня по спине пробежал холодок.

Нет… не может быть!

Кукла тем временем сбросила с себя остатки кожаного доспеха, стащила с головы кожаную маску, продемонстрировав усеянный зубами рот с ярко-красными губами. Но лишь увидев над ним два мутных бельма на месте некогда отсутствующих глаз, я с ужасающей ясностью понял, что напрасно в свое время не добил Палача до конца.

А ведь Нииро говорил разобраться с ним сразу. Намекал, что впоследствии могут возникнуть проблемы. Но, не найдя в болоте пропавшую голову, я наивно решил, что все кончено и издохшая тварь никогда не вернется.

Однако она нашла меня. Спустя несколько месяцев после того, как я сжег ее тело и посмел обо всем забыть. Сперва долго следила, видимо, слишком ослабнув для того, чтобы мстить. Затем незаметно подобралась ближе, где-то найдя основу для нового тела. День за днем она следовала за мной по пятам, то пугая, то дразня, то откровенно издеваясь над моими попытками понять, что же ей от меня понадобилось. Но теперь я наконец-то признал в уродливой кукле существо, которое должен был распознать намного раньше. Ее паукообразное тело. Вполне уже сформированный торс с пока еще крохотными, но быстро отрастающими иглами вдоль хребта. Две пары рук, на которых моими, кстати, усилиями снова появились костяные лезвия. И, что самое важное, лицо… бесстрастное, по-прежнему изуродованное страшными шрамами, но вполне узнаваемое лицо, которое бывшая кукла впервые за долгое время осмелилась мне продемонстрировать.

При виде истинной сущности духа-служителя в моей руке сама по себе материализовалась секира.

— Ты… Палач! — выдохнул я, уперев острое лезвие в подбородок твари.

Мелочь наклонила голову, открывая уязвимую шею, и спокойно признала:

— Виновен.

Через два дня в моем кармане вновь завибрировала монетка маячок.

Отпущенное Йеном время почти истекло, так что пришлось оставить Ала скучать в одиночестве, сменить до спех с серебристого на черный и вернуться в реальный мир за разъяснениями.

Поводок вновь привел меня в кабинет Нельсона Корна, где уже собрались его подчиненные, включая Йена, Жольда, Грегори Илджа, его коллегу-некроса Хьюго Роша и даже Грэга Эрроуза, которого я легко узнал по ауре. Видимо, случилось что-то серьезное, раз шеф пригласил на совещание начальников всех сыскных участков столицы. Но зачем ему опять понадобился я?

— Альтис Шоттик нашелся, — хмуро сообщил Корн, стоило мне войти в кабинет и занять последнее свободное место.

Йен и Жольд озадаченно переглянулись, а я удивленно хмыкнул.

Надо же, живой… я то только на второй день вспомнил, что светлый паскудник остался валяться на темной стороне без присмотра. Мне поначалу было не до него, но потом я, разумеется, сходил на холм. Проверил. И, не найдя безумца на кладбище, решил, что его попросту съели. Или же затоптали, пока там резвился Слепой Поводырь.

А оно вон как. Выходит, мерзавец выбрался?

— Где? — только и спросил Йен, когда в кабинете воцарилось гнетущее молчание.

Корн выразительно покосился на Эрроуза.

— У меня на участке объявился, — сообщил тот. — Вчера утром. Сразу после пересменки вашего сотрудника привели ребята с городских ворот и сообщили, что дело по нашей части.

— И… что с ним? — нерешительно уточнил Жольд, ощутимо напрягшись.

Эрроуз неприятно улыбнулся:

— Сперва его приняли за бродягу. Полдня он просидел у нас в камере, неся какую-то околесицу. Но потом пришли результаты сличения аур, и я был вынужден спросить совета у коллеги Илджа, когда увидел эти данные. А затем сообщил в ГУСС, что у нас чрезвычайная ситуация.

— Почему чрезвычайная? — не понял Жольд.

— Потому, коллега, когда у светлого мага одновременно выгорают и мозги, и магический дар — это повод серьезно обеспокоиться. А у вашего Шоттика к тому же вся аура испещрена алыми метками.

— Он что, кого-то убил? — нахмурился Йен, бросив на Корна растерянный взгляд. И не напрасно. До сих пор Шоттик проходил по служебному расследованию как не оправдавший доверия сотрудник. Мошенник, проще говоря. А получается, что он еще и убийца?

Естественно, Йен встревожился. Но Эрроуз только качнул головой.

— Где ваш маг получил метки, нам пока неизвестно. Его аура в дырах, следы оборваны — по-видимому, он пользовался амулетами, чтобы их скрыть. Однако их характер позволяет предположить, что некоторое время назад Шоттик побывал на темной стороне.

— Он же светлый, — так же хмуро ответил Нельсон Корн.

— Поэтому-то и сгорел, — кивнул Эрроуз. — Но что его туда привело, почему он выжил и, главное, как или с чьей помощью вообще сумел перейти на темную сторону, мы пока не знаем.

— Где это произошло?

— Тоже неизвестно. Шоттика подобрали на одной из дорог вблизи Алтира, где маг слонялся в совершенно непотребном виде. Его посадили на телегу и сдали стражникам на воротах. Мои люди сейчас исследуют леса в той стороне. Первые данные, я надеюсь, будут уже к вечеру.

— Илдж, какое у вас сложилось по нему мнение? — по интересовался Корн, обратившись к целителю.

Тот сокрушенно развел руками.

— Чтобы давать какие-то заключения, нужен более детальный осмотр, чем была возможность провести у меня, физически пациент глубоко истощен, но это, как и сказал мастер Эрроуз, скорее всего результат длительного пребывания на темной стороне. Устранить эти последствия можно при наличии времени и хорошего ухода. Но с разумом дело обстоит гораздо хуже — от прежнего Альтиса Шоттика там мало что осталось. Реальность в его представлении перепутана с выдумками, речи бессвязны, а реакция на окружающих меняется от полнейшего безразличия до внезапной агрессии. Он безумен, — вздохнул светлый и бросил на шефа почти виноватый взгляд. — Но по обрывкам ауры я бы сказал, что это не было сделано умышленно.