Долгое время она не решалась взглянуть на свой живот. Колебалась, а может быть, испытывала страх. Она ощупала лицо и шею. Пробежала пальцами по волосам. Словно ненароком коснулась груди и торопливо отдернула дрожащие пальцы. Нахмурилась еще сильнее. Сжала губы. Наконец села, свирепо глядя на изменившиеся линии тела: высокие и крепкие груди над узкой талией; нежную округлость бедер и то, что находилось в том месте, где они смыкались; это было самым худшим. Она коснулась себя. Казалось, никакое чудо не могло изменить это тело. Оно само было чудом, изумлявшим и пугавшим своим совершенством. В этом теле не было и намека на мужчину, которым оно когда-то было. Все скрывалось под этой прекрасной оболочкой.
Девушка с неуклюжим изяществом встала, пробуя привести в равновесие свое новое тело. Повела узкими плечами, качнула крепкими бедрами, попыталась сделать первый, нетвердый шаг. Мало-помалу ее поступь приобрела легкость, хотя в ней по-прежнему чувствовались усталость и скованность.
На стене висел отполированный щит, служивший зеркалом. Она взглянула в него, что потребовало от нее немалого мужества. Медленно повернулась, намотала волосы на руку и посмотрела через плечо на свою спину, отражающуюся в зеркале. Дотронулась до того места на плече, где когда-то находился глубокий шрам. Он исчез. Ее новое тело было гладким, лишенным каких бы то ни было изъянов. Она стояла перед зеркалом и смотрела на свое лицо, касаясь рукой щеки.
— Я не безобразна, — удивленно произнесла она. Вздрогнув при звуке своего голоса, вызывающе повторила: — Я… не… безобразна.
Хирел не успел понять, что двигается. Девушка обернулась, проворная как кошка. Хирел задохнулся под силой ее взгляда. Ее глаза совсем не изменились, они сверкали, словно черные бриллианты. Она оглядела его с головы до ног и сказала: — Ты выглядишь по-другому.
Хирел открыл рот от изумления. Смех вырвался из его груди; это, конечно, было истерикой, и неверием, и чем-то удивительно напоминавшим облегчение. Несколько мгновений она просто глядела на него и вдруг тоже звонко и громко засмеялась, отдавая дань нелепости ситуации.
Они кончили смеяться и обнялись за плечи, не спуская друг с друга глаз. Она была чуть-чуть выше его.
Внезапно она застыла в его руках, и Хирел отпустил ее. Она отстранилась. Ее спина коснулась зеркала; она круто повернулась и принялась колотить по полированному металлу и царапать его. Зеркало со звоном упало. Девушка, дрожа, опустилась на пол, и облако блестящих волос окутало ее. Хирел шагнул и дотронулся до нее.
Он ожидал, что она снова отпрянет, но она не шевельнулась. Он сел на пол рядом с ней, не говоря ни слова. Девушка не обращала на него внимания, и он погладил ее волосы. Ушко, обнаружившееся под яркими прядями, было восхитительным. Он поцеловал его, Она с яростной поспешностью отстранилась. — Не смей жалеть меня!
— Я еще и не начинал этого делать, — сказал Хирел. Его прямота заставила ее на мгновение замереть. Она отбросила волосы назад.
— Пока еще не начинал. Вот именно. Должно быть, я внушаю тебе отвращение. Я совершила нечто невероятное. Я, которая была повелителем жизни, любимцем самой природы, я позволила превратить себя в это. — В женщину редкостной смелости и красоты.
— Не лги мне, львенок. Я чувствую твой гнев. Ты думаешь, что меня обманули или вынудили к этому силой. Ничего подобного. Никто не заставлял меня делать это. Я сама сделала выбор. — Она вскочила на ноги. — Посмотри на меня, Хирел. Посмотри на меня!
Хирел уже отдал дань красоте Саревана Ис'келиона. То, что он видел теперь, было еще прекраснее: красота и необузданность, смешанные с безрассудством отчаяния.
— Я действительно зол, — признался он. — Они не имели права требовать этого от тебя. Не то что требовать, даже думать об этом не смели.
— Они ничего не требовали. Они даже пытались отговорить меня.
— Ну конечно, — с усмешкой сказал Хирел. — Они предупредили тебя об опасности, говорили о мужестве и перечислили все менее ужасные решения. Это был умный ход. Я восхищен.
— Только такое решение сулило надежду на успех. — Она стиснула кулаки. — Для тебя это не должно иметь значения. Ты можешь жениться на мне, лечь со мной в постель, зачать ребенка, который станет залогом будущего мира, и вернуться к своим наложницам.
Хирел смотрел на нее. Она выглядела очень юной, что соответствовало ее возрасту: с ее рождения не прошло и дня. Но Сареван Ис'келион по-прежнему жил в ней. Он оставался в ее глазах, в манере держаться, в интонациях.
— Я должен жениться на тебе? — спросил Хирел. — Со мной никто этого не обсуждал.
— Разве это необходимо? Для юноши с твоими навыками все должно быть легко. От тебя не требуется любить меня. От тебя ждут только, что ты подаришь мне сына.
Хирел нахмурился. Она напряглась. Он нахмурился еще сильнее, проклиная себя и свое непокорное лицо. Все пошло наперекосяк. Он попытался осторожно подобрать нужные слова.
— Ты слишком уверена в моих мыслях. Дитя Солнца. Как я могу испытывать к тебе отвращение? Разве ты не стала еще прекраснее, чем прежде? Может быть, я даже попробую заключить с тобой брак. В конце концов, это логично.
— Конечно, логично. Иначе я никогда не сделала бы этого. — Но мне хотелось бы, чтобы ты поговорила со мной прежде, чем отдаться в руки магов. В его голосе она не услышала сожаления. Она почувствовала лишь упрек, который он хотел бы скрыть. Блеск ее глаз предупредил его; он взглянул ей в лицо, привлек к себе и обнял так крепко, что невозможно было сопротивляться. Она не была слабой, безвольной женщиной. Она была сильной и гибкой, словно пантера или стальной клинок. Воспользовавшись ее замешательством, Хирел страстно поцеловал ее. Вкус ее губ не изменился. Он стал лишь чуть слаще, несмотря на ее сопротивление.
На какой-то момент она словно окаменела и вдруг с внезапностью, испугавшей их обоих, воспламенилась. Ее руки обвились вокруг него, тело изогнулось. Ее нежность превратилась в огонь.
Хирел рассмеялся, не в силах дышать. Она не стала смеяться вместе с ним. В ее глазах он увидел неистовство и нежность одновременно, а еще нечто похожее на легкое безумие.
— Леди, — сказал он. — Леди, я хотел этого, я мечтал об этом так долго, так долго… О сияющая леди, мне кажется, я люблю тебя.
Нежность улетучилась; теперь ее переполняли гнев и ярость. — Будь они прокляты, — прошептала она, — будь проклята их всесильная магия.
Он набрал в грудь воздуха, чтобы ответить. Чтобы возразить. Но она ушла.
Хирел долго смотрел ей вслед. Вся она была как открытая рана, и боль ждала ее, куда бы она ни повернулась. Боль поставила ее перед выбором; боль сделала этот выбор и создала женщину из мужчины. Время излечит ее, а он. Хирел, только мешает этому.
Он медленно вышел из комнаты и побрел куда глаза глядят. Когда у него появился спутник, он ничуть не удивился, как не удивило его и то, кем оказался этот человек.
Аранос был как никогда мудр, спокоен и полон поистине змеиного сострадания.
— Она женщина, брат, — сказал он, слегка улыбнувшись, — и подобные настроения будут свойственны ей.
Хирелу удалось сдержать свой гнев. Обуздать его. Приберечь до тех пор, пока у него не появится сила владеть им.
— Вы создали женщину. Но вы не уничтожили наследника Солнцерожденного.
— Конечно, нет, — сказал Драное. — Зато мы добились того, что ты будешь жить и править не только Асанианом, но и Керуварионом.
— Неужели вы в это верите? — спросил Хирел. — Разумеется, это потребует большого такта. Она была рождена мужчиной и воспитана как правитель. Она не смирится с судьбой покорной женщины: гарем и рождение детей. Но ее тело поможет тебе. Оно поведет ее по тропе женственности, оно покорится твоему господству. Подари ей ребенка и храни ее и этого ребенка, и тогда она с радостью отдастся в твои руки.
Хирел знал, что должен оставаться спокойным. В словах Араноса содержалась простая мудрость, проповедуемая философами. Женщина — порождение слабой природы, испорченного семени. У нее истинной цели, кроме вскармливания детей, подаренных ей ее господином. И, конечно, как утверждали мудрецы, она обязана доставлять удовольствие своему мужчине. То же самое могут делать и животные. И некоторые верят, что женщины сродни животным. Ибо кто такая женщина, как не искаженное звериное подобие мужчины? — Нет, — возразил Хирел. — Все это ложь и безумие. Аранос долго смотрел на него. — Ах, Асукирел, да ты влюбился.