С Пелла по-прежнему шла кодированная передача. «Сбросьте скорость, — умоляла станция, — перед нашими доками — форменное столпотворение». Мациан упорно молчал.

Мациан, сам Мациан, а не Уния и не очередной конвой. К Пеллу приближается весь Флот.

Перескакивая с одного неконтролируемого канала связи на другой, эта новость вихрем облетела станционные коридоры, офисы и доки и проникла к беженцам, ибо изоляция карантинных ярусов оставляла желать лучшего. Обстановку в «К» отслеживали мониторы. Слух о том, что к станции, вероятно, подходят корабли Унии, поверг беженцев в панику, но истина, открывшаяся вскоре, ничуть не успокоила их.

Поглядывая на мониторы, Дэймон взволнованно ходил по офису управления доками. Рядом, за пультом кома, сидела Элен; прижимая к уху микрофон, она сердито и сосредоточенно спорила с кем-то. Торговцы пребывали в шоке; военизированные всерьез готовились бежать, чтобы не лишиться своих кораблей и самим не попасть к Мациану под ружье; прочие опасались конфискации оружия и припасов и мобилизации специалистов.

Все эти жалобы и страхи свалились на голову Дэймона. Он поговорил с некоторыми капитанами, но не дал им никаких гарантий. Произволу военных юрслужба могла противопоставить лишь иски, судебные запреты и постановления. Иски — Мациану! Купцы знали им цену.

Дэймон подошел к кому и включил канал полиции.

— Дин, — обратился он к дежурному, — поднимай дополнительную смену. Мы не можем вывести полицию из «К», но и доки с купцами нельзя оставлять без охраны. Объявляй общий сбор. Береги доки и ни в коем случае не пускай туда низовиков.

— А твой офис даст санкцию?

— Даст.

На том конце канала медлили: в таких случаях юрслужбе полагалось направлять письменные указания с подписью высокого начальства — управляющего станцией. Но у Анджело Константина хватало других забот. Отец Дэймона не отходил от компа, пытаясь приостановить Флот с помощью уговоров.

— Пришли мне подписанную бумагу, когда сможешь, — попросил Дин Джихан. — Я все сделаю.

Медленно выдохнув, Дэймон отключил связь, походил, снова остановился возле Элен и оперся о спинку ее кресла. Она оторвалась от работы, полуобернулась и коснулась его руки. Когда он вошел в кабинет, лицо жены было бледным; сейчас оно обрело румянец и всегдашнее выражение уверенности.

Техи лезли из кожи вон, объясняя докерам, что от них требуется, и составляя для диспетчерской службы процедуру вывода фрахтеров — необходимо было освободить причалы для мациановских кораблей. Творилось нечто невообразимое; не только доки были загромождены купцами — больше сотни кораблей (целое облако) кружило вместе с Пеплом по стационарной орбите Нижней, тщетно дожидаясь разрешения на стоянку в порту. На станцию надвигалось девять огромных кораблей, Мацианов ком обстреливал ее очередями вопросов и указаний, по-прежнему умалчивая о том, с какой целью прибыл Флот и где собирается разместиться (если вообще намерен задерживаться).

«Наш черед? — с тревогой спрашивал себя Дэймон. — Неужели эвакуация?»

Это походило на кошмарный сон. Бегство куда глаза глядят, гиперпространственный прыжок на какую-нибудь давным-давно заброшенную Тыловую Звезду, или на станцию Солнечная, или на Землю — это не для беременной женщины. Дэймону вспомнился «Хансфорд». Страшно было представить Элен на борту такого корабля, страшно представить, во что могут превратиться цивилизованные люди.

— Может, все уладится, — произнес тех.

«Не исключено, — мысленно согласился с ним Дэймон, — но маловероятно. В глубине души каждый из нас давно готов к проигрышу. Уния разрослась сверх всякой меры. Возможно, Флот подарит нам несколько лет свободы, но ни в коем случае не победу. Я не удивлюсь, если нас захватят завтра. Почему столько рейдероносцев? Только по одной причине: они отступают. А что произойдет, если мы откажемся эвакуироваться? Что ожидает любого из Константинов в униатском плену? Нет! Не посмеют военные бросить нас на произвол судьбы».

Он положил руку на плечо жены. Судорожно стучало сердце; он понимал, что им, вероятно, предстоит разлука. Он может потерять и ее, и ребенка. Эвакуируя станцию, военные отправят его на борт под конвоем. Так они поступали на других станциях, чтобы к униатам не попали специалисты. Отец и мать… вместе с тысячами других станционеров их посадят на захваченные фрахтеры и повезут к Земле. Пелл — вся их жизнь, и для матери это отнюдь не метафора. И для отца. И для Эмилио с Милико.

Неужели его, Дэймона Константина, станционера до мозга костей, разлучат с поколениями других станционеров, никогда не желавших войны?

От этих мыслей подташнивало. Надо бороться. За Элен. За Пелл. За все свои мечты.

Но он не знал, с чего начать.

Сигни уже своими глазами видела «ступицу» и «обод» Пелла, спутник вдалеке от станции и сверкающий, кое-где испещренный облаками алмаз Нижней. Рейдероносец давно притормозил, и теперь, если сравнивать скорость с прежней, продвигался вперед, как улитка.

Гладкая поверхность станции постепенно разрушалась в нагромождение острых углов и ломаных линий. На обращенной к «Норвегии» стороне в каждую причальную нишу уткнулся фрахтер. Одни корабли были на ремонте, другие просто отдыхали. Скан демонстрировал неописуемую суматоху.

«Норвегия» еле плелась — неуклюжим купцам требовалась уйма времени, чтобы освободить для нее проход. К Пеллу сбежались все торговцы, ускользнувшие от Унии — частью они висели возле станции, частью прятались на окраинах системы. У пульта по-прежнему сидел Графф, что сейчас было нелегким и скучным делом. «Настоящее столпотворение, — думала Сигни, разглядывая станцию и купцов. — Никогда такого не бывало. Это страх, — догадалась она, ощущая, как невидимая рука сжимает ей желудок. Гнев исчез, остались только страх и непривычное чувство собственной беспомощности. — Если бы кто-нибудь мудрый решил по-другому. Еще давно. Избавил бы нас от унизительного бегства и от необходимости выбирать самим из тех немногих вариантов, что остались…»

«Рейдероносцам «Северный полюс» и «Тибет» в доки не входить, — поступил приказ с «Европы». — Вести патрулирование».

Да, охранять подступы к станции было необходимо, и Сигни страстно желала, чтобы это задание выпало на ее долю. Альтернатива выглядела куда менее заманчиво. Судя по всему, им предстояла операция наподобие высадки на Рассел, где паника среди гражданского населения ускорила разорение станции, где в доках собрались толпы… Сигни была сыта этим по горло, и ее ничуть не радовала мысль о том, что ее люди высадятся на Пелл в таком же, как у нее, расположении духа.

Пришло очередное сообщение с Пелла. Доки полностью освобождены от торговцев, все рейдероносцы могут причалить одновременно. Изгнанные фрахтеры пятятся, пристраиваясь к кораблям на орбите.

Прорвался низкий грубый голос Мациана. Он повторял, что возня купцов вокруг Пелла его не интересует, но если кто-нибудь из них попытается выскочить из системы, то будет уничтожен без предупреждения.

Станция приняла это к сведению — ничего другого ей не оставалось.

Все не работало, как и всегда в карантине. Ходьба по тесной квартире ничуть не успокаивала. Василий Крессич снова и снова жал на безжизненные кнопки, бил кулаком по консоли, но не получал отклика из комцентра. Поломки доводили его до бешенства, почти до слез. Это случалось чуть не каждый день: водоснабжение, канализация, ком, вид, пищепровод. Обстоятельства вновь и вновь заставляли Василия ощущать собственную беспомощность и ничтожность. Разруха, духота, теснота, бессмысленное буйство людей, доведенных до безумия скученностью и неизвестностью… У Крессича была по крайней мере квартира, пожитки. Свое жилье он содержал в идеальной чистоте, прибирался часто и одержимо. Но как бы старательно он ни мылся, как бы ни драил пол и ни закупоривал щели между дверью в туалет и косяком, он не мог избавиться от зловония «К» — смеси запахов антисептика и прочих дешевых химикалий, с помощью которых станция боролась с инфекцией и человеческими выделениями, чтобы поддержать жизнь карантина.