Человек не смеялся. Смеялись проавитяне. Смеялись долго, пока Серан Свайсгуд, истерически рыдая, не выбрался оттуда и не побрел к своему кораблю.

В следующем путешествии он уже назывался Меченым Молнией, и ему пришлось в течение девяноста семи дней быть королем острова в пресноводном море на М-81, но это уже совсем другая, гораздо менее смешная история.

Дело было сделано. И сделано неплохо, мог бы я добавить.

Мертвая принцесса лежит на полу в моей пещере, а вокруг нее сотни погибших — герои, чародеи, принцы, принцессы, гномы, эльфы. Валяются обломки девяти мечей, отслуживших свое. Я разрушил еще одно царство радости и добра до того, как оно успело разрастись.

Я трогаю языком клыки, чувствуя соленый привкус.

Последний боец лежит в углу, тело его изогнуто под немыслимым углом, волшебный меч сломан. Последний из десяти клинков, выкованных столетие назад силами Света, чтобы сразиться с моим повелителем и с теми, кто служит ему. Прекрасно! Кольцо, вверенное мне, хранится в изукрашенной самоцветами шкатулке в нише за моей спиной.

Покрытое ранами тельце верного гнома валяется в проходе. Мне видно маленькую ручку, так и не выпустившую топора. Вот это отвага! Неужели он и вправду надеялся сразить меня своим жалким оружием?

Лишь старый чародей еще дышит. Но я сломал его волшебный жезл и отнял у него силу темными заклятиями. Пожалуй, я подарю ему еще несколько минут, чтобы понаблюдать, как он будет умирать, проклиная все, чему так истово служил.

— Слышишь ли ты меня, Лортан?

— Да, Бэктор, — отвечает он едва слышно, привалившись к стене слева от меня и поджимая перебитую ногу. — Как вышло, что я еще жив? — спрашивает он немного погодя.

— Я хочу, чтобы ты напоследок побеседовал со мной, слуга Света. Если ты согласишься предать проклятию все доброе и прекрасное, истинное и благородное, я дарую тебе быструю смерть.

— Благодарю и отказываюсь, — отвечает он.

— Что тебя удерживает? Ты проиграл, как и те девять, что появились перед тобой. Ты последний. Все кончилось. Неплохие бойцы, но они погибли, не причинив мне вреда.

Он молчит, и я продолжаю:

— А ваш герой, Великий Эрик — или как вы его величаете? — не сумел даже коснуться меня своим мечом. Ты, по крайней мере, ухитрился нанести мне удар в плечо, прежде чем я переломал тебе кости.

— Выходит, мы оказались хуже всех, с кем ты сражался?

— Не будь столь суров к себе, — отвечаю я, — не хуже, но и не лучше других.

— Окажи услугу мертвецу: назови имя самого отважного.

Я усмехаюсь.

— Это нетрудно. Глорин из Второго Королевства. Он едва не убил меня, и это было просто чудесно. Его меч, Даммерунг, разил, как молния. Мускулы бугрились, как морские волны. Пот лился градом с его тела. А как великолепно он сыпал проклятиями! Как стихами. Я не в силах был сдвинуться с места. Еле-еле мне удалось остановить его, и не столько силой, сколько темным заклинанием. Глорин со своим Даммерунгом был поистине величествен.

— Увы, Эрик, бедняга, не шел и в сравнение с ним, так?

— Ни Эрик, ни один из вас. А теперь царству моего повелителя, Глома, не будет конца, поскольку Тьма одолела Свет. Никто больше не посмеет подняться против нас.

— Скажи мне, какой из сломанных мечей — Даммерунг, и покажи останки Глорина, чтобы я увидел, где пала наша величайшая надежда.

— Ты что-то разговорился, старик. Пора кончать.

— Мне видно лишь девять рукоятей среди обломков мечей.

Я ощерил клыки, готовый броситься на него. Но он остановил меня — не волшебством, а словами.

— Ты ведь еще не победил.

— Что ты несешь, ведь ты — мой последний противник!

— Ты лжешь, — продолжает он, — когда говоришь, что твой повелитель будет царствовать вечно. Ты не видишь собственной слабости.

— У меня нет слабостей, колдун!

В сумраке я различаю его улыбку.

— Прекрасно, — говорю я тогда. — Тебе не надо проклинать доброту, истину, красоту и благородство ради быстрого избавления от мук. Только скажи, в чем ты видишь мою слабость.

— Мне всегда казалось, что благо быстрой смерти не так уж важно, — отвечает он.

— Скажи, чтобы я мог защищаться.

У старика хватает дерзости рассмеяться. Я решаю, несмотря на уговор, не дать ему умереть скоро.

— Я скажу тебе, — произносит он. — Потому что от этого нет убежища. Ты погибнешь, когда узнаешь любовь.

Я хохочу, дико и злорадно:

— Любовь? Любовь! Верно, я вышиб из тебя все мозги, старик! Заподозрить меня в такой мерзости! Любовь!

Хохот разносится по пещере и эхом отдается от стен. Я сношу старику голову и, схватив за бороду, зашвыриваю ее в проход. От хохота сводит челюсти.

Мой повелитель Глом, ныне и вечно владеющий миром, приходит вечером, в забрызганной Светом одежде, взглянуть на мою работу, поздравить с тем, что я не зря провел здесь время. За вечную службу он вручает мне изящнейшей работы золотые часы, на которых выгравировано мое имя.

— Бэктор, голубчик, — спрашивает он спустя некоторое время, — почему я вижу здесь обломки лишь девяти мечей Света, хотя погибли все десять его слуг?

Я усмехаюсь.

— Десятый вон там, в боковом проходе, — объясняю я. — Этот герой появился иначе, чем все остальные, там я его и остановил. Он был искусным бойцом.

— Мне хочется увидеть его.

— Да, повелитель. Следуйте за мной.

Я веду его в боковое ответвление пещеры. Слышу, как он задерживает дыхание, когда я останавливаюсь перед нишей.

— Он цел! — шепчет Г лом. — Этот человек невредим, его меч целехонек!

Я снова смеюсь.

— Но он не может причинить нам никакого вреда, повелитель. Ни сейчас, ни впредь. Я одолел его заклинаниями, а не грубой силой. Мне нравится смотреть на него. Он был лучше всех, он едва не справился со мной.

— Глупец! — кричит Глом. — Заклятие можно снять! Ведь это Глорин со своим Даммерунгом, я узнал! Надо покончить с ним, чтобы наша победа была окончательной.

И он тянется к сумке на поясе за жезлом, несущим смерть.

Я поворачиваюсь и смотрю на острие клинка, который замер в дюйме от моей груди, когда я произнес заклятие камня. Его грозный владелец превратился в статую карающей справедливости, только исполнение приговора было отложено. Лезвие Даммерунга тоньше любого листа, его острие — само совершенство…

Я слышу голос повелителя:

— Отойди-ка, Бэктор.

И другой голос — свой собственный — который произносит слова, снимающие заклятие. Великолепный удар после тысячелетнего промедления.

Из моего тела рекой льется кровь… Я падаю навзничь.

И когда это удивительное оружие, отнявшее у меня жизнь, которая по каплям покидает тело, обращается против Глома, я бросаю взгляд на его владельца, на прекрасное светлое лицо…

Несколько лег назад когда впервые заговорили довольно открыто о деятельности организации, помещавшейся в здании страхового общества «Россiя», срезу же возникла тема «зеркальности». Ну что ж, мол поделаешь, необходимый инструмент любого государства — разведка, контрразведка, безопасность страны, борьба с терроризмом, И у всех есть, и в Лэнгли, вон, тоже планировали политические убийства, только сорвалось, а то пришили бы пламенного барбудос, и вообще — это такая профессия, не самая, конечно, чистая, но без нее не обойдешься