— Нет, они не умеют сжимать клетки. Теперь ты несешь ерунду, Гибельный.
— Неважно. Их штучки уже превратили в ерунду существующую химию. Пользуясь их фармакопеей, человек обретет способность жить вечно. И было бы глупо этим не попользоваться.
Серан Свайсгуд отправился в дом Нокомы, но незваным и даже без предупреждения. Пошел, твердо зная, что ее нет дома. Это, конечно, было непорядочно, но члены Экспедиции проходили специальную подготовку.
Он решил, что сам, без всяких наставников, он лучше разузнает о девятистах бабушках. Он выведает, чем занимаются старые люди, которые не умирают, и что они могут сказать о том, как появились на свет. Задумывая свое нашествие, он рассчитывал на присущую проавитянам учтивость.
Дом Нокомы, как и все другие дома, стоял на вершине большого пологого холма. Выстроенный из земли, и замаскированный под окружающий ландшафт, он почти не был заметен.
Серан поднялся по извилистой, выложенной плиткой тропинке и открыл дверь, которую Кокома однажды показала ему. Он вошел украдкой и встретился с одной из девятисот бабушек.
Бабушка сидела в кресле, маленькая улыбающаяся. Они беседовали без труда, хотя не так легко, как с Нокомой, которая с полуслова понимала, что он хочет сказать. На зов этой бабушки пришла другая и тоже улыбнулась Серану. Эти две старушки были несколько меньше, чем более молодые проавитяне. Старушки оказались добрыми и спокойными. В воздухе стоял легкий запах, довольно приятный, но чуть печальный, навевающий сон, вызывающий неясные воспоминания.
— Есть ли здесь кто старше тебя? — в нетерпении спросил Серан.
— Да, их много, много, кто знает — сколько… — ответила бабушка. Она созвала других бабушек и дедушек, еще старше, чем она сама. Они были вдвое меньше обычного зрелого проавитянина — маленькие, улыбчивые, сонные.
Здесь набралось не меньше дюжины поколений, и чем старше они были, тем меньше.
— Сколько же лет самому старшему из вас? — спросил Серан у бабушки, той, которую встретил первой.
— Мы все считаем себя ровесниками, потому что все вечны, — объяснила ему бабушка. — Строго говоря, это неправильно, но спрашивать сколько кому лет не принято.
— Вы, конечно, не представляете, каков из себя омар, — сказал Серан, дрожа от возбуждения, — но это животное может спокойно свариться, если нагревать воду медленно. Оно не впадает в панику, потому что не понимает, какая температура становится критической. Здесь со мной происходит примерно то же. События развертываются постепенно, и моя доверчивость не бьет тревоги. Мне грозит опасность поверить во все, что с вами связано, если я буду узнавать об этом понемногу. А именно так и случится. Я верю, что вы здесь, и что вы здесь только для того, чтобы я увидел и коснулся вас. Хорошо, пусть я сварюсь, как омар… Есть ли еще кто-то старше присутствующих здесь?
Первая бабушка сделала Серану знак следовать за ней. Они стали спускаться по лестнице ниже уровня пола. Должно быть, они уже оказались под землей.
Живые куклы! Несколько сотен, целые ряды, на полках и в нишах. Они сидели на маленьких стульчиках, словно игрушки, усаженные девочкой.
Многие просыпались при их появлении. Других можно было разбудить, заговорив с ними или дотронувшись до плеча. Они были невероятно стары, но доброжелательные взгляды и приветливость оставались неизменными. Они улыбались и сонно потягивались, старались подробно отвечать на вопросы Серана.
— Вы невероятны! — воскликнул Серан, и все эти существа мал-мала меньше заулыбались и засмеялись в знак согласия. Конечно, невероятны.
Гибельный однажды назвал себя старым пиратом, который получает удовольствие, ощущая аромат своего богатства. А Серан чувствовал себя юным алхимиком, который вот-вот обнаружит философский камень.
Он спускался вниз сквозь столетия и тысячелетия. Легкий запах, едва ощутимый наверху, стал заметнее — усыпляющий, полузабытый, печальный. Так пахнет само Время.
— Есть ли здесь кто старше тебя? — спросил Серан крошечную бабушку, держа ее на ладони.
— Настолько старше и настолько меньше, что я могла бы держать кого-нибудь из них на ладони, — ответила бабушка на старинном наречии проавитянского языка, которое Серан немного знал от Нокомы.
Серан шел сквозь комнаты, а наполнявшие их создания становились все старше и все меньше. Бабушка размером с воробья улыбалась ему, кивала, и твердила, что здесь есть и те, что гораздо старше ее, а сказав, снова засыпала. Серан положил ее назад, в нишу скалы, похожей на улей, где были тысячи других поколений.
Конечно, теперь он уже покинул пределы дома. Он находился в сердцевине холма, на котором стояли все дома проавитян. Здесь были предки каждого жителя астероида.
— Есть ли здесь кто старше тебя? — спросил Серан малюсенькую бабушку, которую держал на кончике пальца.
— Старше и меньше, — ответила она. — Но ты почти добрался до конца. — Она уснула, и он тихонько положил ее на место. Чем старше они были, тем больше нуждались в сне.
— Проснитесь! Проснитесь! — восклицал Серан, уверившись, что попал в самую нижнюю, самою древнюю комнату.
— Это Ритуал? — спрашивали те, кто проснулся. Они были меньше мышей, но чуть больше пчел.
— Это особый Ритуал, — заявил им Серан. — Расскажите мне, как все это было в самом начале.
Раздался звук — слишком слабый, слишком неопределенный, чтобы называться шумом. Словно расхохотался миллион микробов. Это веселились крошечные существа, проснувшиеся ради большого праздника.
— Кто из вас старше всех? — командовал Серан, их смех раздражал его. — Кто старше всех, кто самый первый?
— Я старше всех, я последняя бабушка, — весело произнесла одна из них. — Все остальные — мои дети. Ты тоже из моих детей?
— Разумеется, — сказал Серан, и услышав это, бесчисленные проавитяне издали недоверчивый смешок.
— Тогда, наверное, ты последний мой ребенок, ведь ты не похож на других. Если это так, возможно, в конце будет так же забавно, как и в начале.
— Как все было в самом начале? — со стоном проговорил Серан. — Ты была первой. Ты знаешь, как появилась на свет?
— Ну да, конечно, — рассмеялась последняя бабушка, а веселье маленьких существ вокруг усилилось.
— Как все началось? — спросил Серан, дрожа от любопытства
— Это была такая забавная шутка, с нее-то все и началось, такая смешная, — чирикала бабушка, — что ты просто не поверишь. Просто шутка.
— Скажи мне, что это за шутка. Расскажи мне эту космическую шутку, создавшую ваш вид.
— Скажи сам, — звенел колокольчиком голос бабушки. — Ты сам часть этой шутки, если ты — мой ребенок. Ох, до чего смешно. Невероятно! Чудесно проснуться, посмеяться вволю и опять уснуть.
Его жгло разочарование. Ведь он почти у цели, и вдруг ему мешает какое-то хихикающее насекомое!
— Не засыпай! Скажи мне сейчас же, как это началось! — пронзительно крикнул Серан. Он держал последнюю бабушку большим и указательным пальцами.
— Сейчас не Ритуал, — возразила бабушка. — Ритуал — это когда ты три дня пытаешься догадаться, что это, а мы смеемся и говорим: «Нет, нет, это в десять раз забавнее. Попробуй еще раз».
— Я не стану угадывать три дня! Говори сейчас же или я раздавлю тебя, — пригрозил Серан дрожащим голосом.
Любой из крутых парней Экспедиции непременно так бы и поступил — раздавил бы ее, а потом еще и еще кого-нибудь из этих существ, пока они не раскрыли бы своей тайны. Если бы Серан выбрал себе крутое прозвище, и оно преобразило его личность, он тоже поступил бы так же. Если бы он был Грозой Пивных, он бы сделал это, не колеблясь. А вот Серан Свайсгуд не мог.
— Скажи мне! Скажи! — истерически кричал Серан.
— Нет, нет, ведь ты не мой ребенок, — сдерживая смех, сказала последняя бабушка. Это слишком смешно, чтобы рассказывать чужеземцу. Мы не можем оскорбить чужеземца, поведав ему такую смешную, такую невероятную вещь. Чужеземец может умереть. Зачем мне иметь на совести умершего от смеха чужеземца?