Следующим полнометражным художественным фильмом (о телевизионных и прочих речь пойдет ниже) стал вполне приличный — и в интеллектуальном плане, и в художественном, и в постановочном — фильм «Дознание пилота Пиркса» (1971). Это была советско-польская копродукция с польским режиссером Мареком Пестраком (он же написал сценарий вместе с Лемом), интернациональным составом актеров, среди которых выделялись Александр Кайдановский (врач-андроид) и Сергей Десницкий (Пиркс), и постановочными ресурсами нашего Госкино. Эпизоды на заводе, где изготавливались роботы, а также на борту космического корабля выглядели вполне на уровне — особенно, если учесть, что снимались они на «Таллинфильме», а не на какой-нибудь «Метро-Голдвин-Майер», где реализовал свою космическую одиссею Кубрик…

Огрехов, конечно, хватало и в картине Пестрака. Например, во время интервью Пиркса на космодроме взгляд москвича легко различит знакомую площадку, что у павильона «Космос» на бывшей ВДНХ, с выставочным экземпляром гагаринского «Востока». Но подобные технические придирки, которых, уверен, не избежать подавляющему большинству научно-фантастических фильмов, не затемняют главного. «Дознание пилота Пиркса» — это, пожалуй, на сегодняшний день единственная из экранизаций произведений Лема, в которой сохранены присущие им дух, интеллектуальная атмосфера и логика развития сюжета. Режиссер попытался честно перенести прозу Лема на экран — вместо того, чтобы поддаться соблазну громоздить отсебятину.

Прежде чем приступить к разбору самого известного фильма, поставленного по произведениям польского писателя — название сообщать, полагаю, не нужно? — стоит хотя бы вкратце коснуться телевизионной продукции, мультфильмов и короткометражек.

В конце 60-х годов на нашем Центральном телевидении был затеян цикл «В мире фантастики и приключений». Автор этих строк тогда заканчивал среднюю школу, поглощал всю фантастику, которую только можно было достать, и… смотрел телевизор. Поэтому память оставила воспоминания о некоем телеспектакле по лемовской пьесе «Верный робот» с Сергеем Юрским в главной роли, а также о двухсерийной инсценировке «Соляриса» с Василием Лановым, Владимиром Этушем и другими известными актерами. Сейчас же выяснить даже минимальные сведения об этих постановках поначалу никак не удавалось: справочников по телеспектаклям — нуль, на самом телевидении никто ничего толком не помнил (для них конец 60-х — это как «до нашей эры»), а с указанными актерами я лично не знаком. Да и не факт, что они сами-то помнят, когда были поставлены эти спектакли и кем[1]. Итак, «Верный робот» — 1965 год, режиссер И. Рассомахин, «Солярис» — 1968-й, поставлен Борисом Ниренбургом по сценарию Н.Кенарского. Сохранились ли копии тех лент, неизвестно: на телевидении с необычайной легкостью «стирают» собственные архивы — одно слово, виртуальная реальность! А жаль — те спектакли не стыдно было бы показать и сегодня.

Кстати, «Верного робота» экранизировали и на чехословацком телевидении, и на ТВ ГДР, по а по уже упомянутому «Дознанию» были поставлены венгерский телесериал, польский телефильм (тем же Пестраком, дата неизвестна) и прошедшая совсем незаметно отечественная короткометражка — собственно, это даже не фильм, а всего лишь эпизод в киножурнале «Горизонт» — «Испытание» (1968), где роль Пиркса сыграл Виктор Павлов.

В том же году знаменитый мастер польского кино Анджей Вайда снял телефильм «Слоеный пирог» (а в 1990-м в СССР режиссер П.Штейн поставил телеспектакль «Бутерброд» — разумеется, по тому же рассказу 1955 года «Существуете ли вы, мистер Джонс?»). Польский фильм, по крайней мере, самому Лему, написавшему сценарий, понравился, что уже немало. Любопытно, что Вайда собирался также экранизировать и «Футурологический конгресс», но, столкнувшись с финансовыми проблемами, потерял интерес к постановке. А лемовский сценарий «Слоеный пирог» был поставлен на чехословацком телевидении под названием «Насквозь».

Далее с большой степенью вероятности можно утверждать, что на польском телевидении были поставлены все четыре пьесы о профессоре Тарантоге. Однако пока удалось восстановить обрывочные данные только о двух — это телеспектакли «Странный гость профессора Тарантоги» и «Черная комната профессора Тарантоги»[2]. Кроме того, «Путешествия профессора Тарантоги» были экранизированы в Польше режиссером Мацеем Войтышко, в ГДР и ФРГ — там же был поставлен телеспектакль по. «Приемным часам профессора Тарантоги», но даты постановок выяснить не удалось, в отличие от гэдээровского телеспектакля «Профессор Тарантога и его странный гость» (1979).

Что еще осталось? Телеспектакль по «Насморку» в ФРГ (какие-либо данные отсутствуют), вялый шестисерийный телеспектакль по «Возвращению со звезд» на советском телевидении в 1990 году да мультфильм «Из дневника Йона Тихого. Путешествие в Интеропию» (1986). Дипломную работу режиссера-мультипликатора Геннадия Тищенко можно было бы посчитать удачей, если бы не одна-единственная деталь: в фильме показаны сепульки! Как сейчас говорят — «чисто конкретно» показаны. Кому-то они покажутся забавными, другим — нет, но в любом случае ошибка, на мой взгляд, вышла фатальная. Все равно, как если бы на роль поручика Киже режиссер пригласил живого актера, пусть даже самого популярного.

Но вся эта кинематографическая «мелочь» — чтобы не обижать режиссеров, я в данном случае имею в виду формат картин, а не художественный уровень — мгновенно забывается, как только речь заходит о «Солярисе» (1972) Андрея Тарковского.

Об этой картине написаны горы рецензий и обстоятельных статей, вокруг нее сломано немало полемических копий, и можно не сомневаться: у каждого читателя журнала «Если» наготове собственная оценка фильма Тарковского. Поэтому ограничусь лишь несколькими принципиальными, на мой взгляд, моментами, каждый из которых по праву заслуживает отдельной статьи.

Мне уже досталось от читателей журнала за попытки «бросить тень», «походя задеть» и вообще обидеть великого режиссера, гения отечественного кино. Действительно, в обзорах, посвященных экранизациям Стругацких (см. «Если», № 4, 1999 г.) и «искусственному интеллекту в кино» (№ 4, 2000 г.), я высказывался в том духе, что Тарковский — конечно, гений кино, великий художник-визионер, но научной фантастике, вообще интеллектуальной литературе был абсолютно чужд. Если под интеллектом понимать то, что и следует: «познание, понимание, рассудок, способность мышления, рационального познания» (цитирую по энциклопедическому словарю). Прилагательное «рациональное» в данном определении, полагаю, — главное, основополагающее.

Все перечисленное в изобилии присутствует и в произведениях Станислава Лема, который в большей степени, чем кто-либо из коллег, может претендовать на звание мастера интеллектуальной прозы. В частности, и роман «Солярис» — это не только перипетии почти детективных событий на космической станции и не только копание в человеческом подсознании. Это еще и размышления о природе «ждущего нас среди звезд Неведомого». И об интеллектуальном вызове, который оно бросает человечеству. И о нетривиальных вариантах космического божества — вроде бога-младенца, не ведающего, что творит; или бога безмерно одинокого…

Фильм Тарковского, повторяю, великолепен в своей визуальной составляющей — достаточно вспомнить отдельные сцены, вроде фантастического проезда по дорожным развязкам вполне реальной Осаки или парящих в невесомости под хоральную прелюдию Баха Криса и Хари! Но в части содержательной фильм Тарковского — о чем угодно, только не о том, о чем писал Лем.

Ну, положим, о тех самых нескольких страницах с рассуждениями об Океане-боге в начале 70-х Андрей Тарковский мог и не подозревать — как не подозревали и все мы, до которых первый полный перевод романа дошел, если память не изменяет, только в 1975-м. Но зачем вообще было глубоко верующему художнику, погруженному в земные, абсолютно реальные и осязаемые материи, браться за дерзкое «построение ума» неверующего, агностика, интеллектуала-иконоборца? К тому же озабоченного перспективами будущей космической экспансии человечества, во время которой порядком возомнившие о себе люди могут невзначай получить такой жестокий нравственный «шлепок» от гипотетических братьев по разуму, что в конце придут к грустному осознанию: «не прошло еще время ужасных чудес»…