Поплавав немного за плевком, Дужкин вернулся в кресло, устроился поудобнее и задумался. Саша вспомнил кое-что из своего недалекого прошлого, поморщился и задремал.

Как справедливо утверждал психолог и философ Франкл, прошлое не исчезает бесследно, а становится вечностью. Правда, нередко эта часть индивидуальной вечности скрыта от нас розовой дымкой очарования, поскольку в прошлом все мы были моложе, привлекательней и удачливей. В прошлом нас не ожидает ничего плохого, оно не требует от нас никаких жертв, кроме, разве что, времени на воспоминания. Ну а этого добра у людей хватает. Иначе зачем бы они так бездарно превращали каждое мгновение настоящего в прошлое? Может быть, прошлое лучше настоящего? Возможно, кто-то так и считает. Для Дужкина прошлое не имело никакой ценности, как ничего не стоят потраченные месяц назад деньги. Саша жил в настоящем и только в настоящем.

В космическом корабле утро от вечера ничем не отличается, поэтому упомянем лишь, что температура в отсеке управления была нормальной — двадцать градусов по Цельсию.

Пообедав содержимым трех тюбиков, Дужкин плавно похлопал себя по животу и отправился к иллюминатору посмотреть на звезды. За круглым толстым стеклом было темно и скучно, как в дровяном сарае. Исчезли даже метеориты, астероиды и неизвестные планеты. И лишь далеко-далеко бессмысленно сияли крупные, с кулак, звезды.

— Долго нам лететь? — спросил Саша в пространство и посмотрел на экран.

«Потерпи, скоро будем», — прочитал он и, оттолкнувшись от стекла, несколько раз перевернулся в воздухе.

— Расскажи чего-нибудь, — попросил Дужкин. — Скучно. Анекдотов не знаешь?

— Нет, — сообщил корабль. — Могу инструкцию почитать.

— Инструкцию не надо, — отказался Саша. — Давай лучше поговорим. Чей это корабль, джинна что ли? — спросил Дужкин.

— Не знаю, — ответил корабль.

— А чего ты знаешь? Куда летим, знаешь?

— К инопланетянам. Я вообще-то уже раз был на этой планете. Бластер там тебе пригодится.

— А ты-то откуда знаешь? — спросил Саша.

— Я вижу все, что происходит вокруг до самого горизонта. В случае опасности включаю сирену. Услышишь — беги назад.

— А надолго мы туда летим? — поинтересовался Дужкин.

— Этого я не знаю, — сказал корабль.

— Порядочки! — возмутился Саша. — Слушай, пока не поздно, давай повернем назад. И ты целее будешь.

Экран монитора погас, и сам корабль ничего не ответил. Дужкин, ворча, уселся в кресло и довольно быстро уснул.

Снилось Саше не прошлое и не будущее, а бесцветное настоящее, границы которого так никто определить и не сумел. Может, потому, что настоящее не имеет никакого отношения ко времени и является всего лишь взглядом на вещи.

Утомительно медленно тянется время в космическом безвременьи. Тяжело переносить перегрузки вынужденного безделья — особенно в пространстве, ограниченном шестью стенами. Неинтересен и скучен был Дужкину космос, как неинтересен и скучен человеку, не имеющему отношения к медицине, атлас по гистологии. Часами Саша всматривался в бездонную темень Вселенной и радовался каждому камешку, пролетающему мимо корабля. Заметив очередной булыжник, Дужкин сравнивал его с предыдущим и с нетерпением ожидал следующего. Это создавало ощущение хотя бы какой-то занятости. Когда мимо иллюминатора пролетал особо крупный метеорит или астероид необычной формы, Саша стучал по стеклу и улюлюкал, наверное, пытаясь привлечь внимание камня к собственной персоне. Он даже зачем-то поворачивался к компьютеру и приглашал его порадоваться вместе с ним, но экран в такие минуты молчал. Очевидно, бортовой компьютер и пролетающие мимо небесные тела не испытывали друг к другу никакого любопытства, и Дужкин здесь напоминал пьяницу, обсуждающего с бутылкой поведение упавшего на пол стакана. Но все же беседа между компьютером и человеком не прерывалась, хотя протекала крайне вяло и была бессвязна, как обрывки разговоров, услышанных на ходу. На конкретные вопросы корабль отвечал охотно, но не всегда конкретно. Саше казалось, что машина чего-то недоговаривает, темнит. А компьютеру ничего не казалось. Он сообщал то, что знал, или то, что ему положено было сообщать.

Чаще всего Саша забирался в кресло и пытался уснуть, но и это ему уже удавалось с большим трудом. За время пути он отоспался на десять лет вперед. А если Дужкин и засыпал, то сны ему снились неинтересные, похожие друг на друга, как и проведенные на корабле дни.

Наверное, у каждого нормального человека случались в жизни такие моменты, когда он сознательно собирался совершить нечто, идущее вразрез с его совестью. Понимая это и заранее раскаиваясь в еще не совершенном поступке, мы даем себе слово или хотя бы надеемся на то, что завтра или на следующей неделе, или в следующем месяце, а может, и в будущем году мы станем лучше. И действительно, многие со временем становятся лучше и добрее, умнее и терпимее, а будущее так и остается будущим. И мы снова клятвенно убеждаем самих себя, прихорашиваемся перед вступлением в грядущее, а оно по-прежнему ускользает от нас и постоянно требует, требует, требует. Но не надо думать, что только требует. Всякий человек может смело рассчитывать получить в будущем все, что угодно: деньги, дружбу, спутника жизни, здоровье, свободное время. И даже те, кого впереди уже ничего существенного не ждет, все равно надеются на него и относятся с любовью: а вдруг?

Хронометр на пульте управления показывал одиннадцать, и, поскольку Саша чувствовал сонливость, он решил, что наступил вечер. Забравшись в кресло, Дужкин людоедски зевнул и случайно взглянул на экран монитора. Там появилась надпись: «Утром проснешься на месте».

Желание спать мгновенно улетучилось. Подскочив вверх, Саша резво подплыл к иллюминатору, но там ничего, кроме давно надоевших звезд, не было.

— Ни черта не видно! Где планета? Мы что, не долетели? — прильнув к стеклу, спросил он. — Или отсюда не видать?

— Не видать, — подтвердил компьютер. — Планета прямо по курсу. Из бокового иллюминатора ее не видно.

— Повернись как-нибудь боком, дай посмотреть, — попросил Дужкин. — Сам понимаешь, мне на нее спускаться. Интересно же.

— Не могу, — ответил корабль. — Интересного там ничего нет. Большой каменный шар. Ложись спать.

— Ну пожалуйста, одна минута, — продолжал канючить Саша. — Ты кому подчиняешься, джинну?

— Никому. Я сам по себе, — ответил корабль.

— Тем более, — обрадовался Дужкин.

«Программа не позволяет, — появилось на мониторе. — Летим на автопилоте».

— Так его же можно выключить, — сказал Саша и схватился за рулевое колесо. Он принялся его крутить, но толку от этого не было никакого.

«Я же сказал, корабль ведет автопилот, — с ощутительной укоризной написал компьютер. — Так что сиди и не рыпайся. И благодари Бога, что автопилот. Ты бы нарулил».

Сообразив, что он не сможет уговорить своего электронного друга, Дужкин вздохнул и вернулся в кресло. Спать совсем расхотелось. Саше не терпелось поскорее приземлиться. Его почти не волновало, где он окажется. Главным было наконец выбраться из этой осточертевшей банки.

Уже задремывая, он попытался представить, как могут выглядеть жители этой планеты. Некоторое знакомство с фантастикой подсказывало, что встреча с ними вряд ли доставит ему удовольствие. Перед глазами у Дужкина мелькали какие-то неясные образы инопланетян, больше похожих на чудовищных тиранозавров. А вскоре ему приснился отвратительный сон, где он, как заяц, несется по бескрайнему перепаханному полю от огромного кровожадного инопланетянина. Но, как красиво и точно сформулировал изобретатель коллективного бессознательного Юнг, во сне человеку бывает страшно не потому, что он видит тигра, а ему снится тигр потому, что он в этот момент испытывает страх.

В общем, Саша немного нервничал.