Способен ли хоть кто-то у нас сейчас делать римейки наших фантастических картин? На первый взгляд, вопрос действительно детский и риторический. Однако даже на него можно ответить по-разному.

Термин «римейк» часто путают с сиквелом (sequel — продолжение) — и, как ни странно, не делают при этом вопиющей ошибки. К примеру, скажите, что такое серия голливудских фильмов о Бэтмене? Или «Бондиана»? Создается впечатление, что каждый новый фильм продолжает предыдущий. Главные герои никогда не возвращаются в прошлое, их мир — это «открытка» сегодняшнего дня, с непременно обновляющимися автомобилями, красавицами, злодеями и орудиями боевого арсенала — как и должно быть в сиквеле. Однако при этом сам главный герой не стареет и сохраняет неизменный облик, а главную прелесть всего цикла составляют повторяющиеся до нюансов сюжетные ходы, эпизоды и даже реплики. То есть типичный римейк! Но фильмы выходят с регулярностью сериала, сюжеты в целом практически никогда не повторяются[3]… Так римейк или сиквел?

Первозданной формой римейка в кинофантастике — равно как и в любом другом киножанре — была, конечно, экранизация. Именно благодаря этому уже к 20-м годам прошлого века зритель увидел четырех «Фаустов», а к середине 30-х — восемь(!) экранных версий «Доктора Джекиля и мистера Хайда». Можно, конечно, допустить, что фантазию Р.Мамуляна в его постановке «Джекиля и Хайда» 1931 г. стимулировали немые фильмы 10-х и 20-х гг., но, скорее всего, и для режиссера, и особенно для зрителя главный интерес заключался в сопоставлении фильма и романа, а не двух экранных версий. Не были полноценными римейками и повторные обращения к популярному роману Ж.Верна («20 тысяч лье подводой» 1907 и 1914 гг.).

Более логично предположить, что француз Ж.Дювивье в своей комедийно-иронической экранизации романа Г.Мейринка «Голем» (1936) хотел создать некую антитезу мрачной экспрессии датчанина У.Гада (1918), а тот, в свою очередь, отталкивался от опыта немца П.Вегенера, обращавшегося к истории о глиняном «роботе» трижды — в 1915, 1917 и 1920 гг. Но все же первыми настоящими римейками, где зрителей намеренно нацеливают на связь одного фильма с другим (а не с литературным первоисточником), следует признать американские картины о Франкенштейне («Франкенштейн» Дж. Сирла Доули, 1910, и «Франкенштейн» Д.Уэйла, 1931). Оба фильма имели более чем условное отношение к роману М.Шелли и пытались превзойти друг друга в изображении чудовища, созданного доктором Франкенштейном (в первом случае — это карикатурный монстр с огромными клешневидными кистями рук, во втором — человекоподобное существо с леденящим кровь взглядом). Благодаря удачному выбору актера (Б.Карлофф) и гриму Д.Пирса фильм Д.Уэйла остался в истории кино как канонический вариант истории о Франкенштейне и сам стал основой для сиквелов и новых римейков. Показательно, что через год после премьеры уэйловского «Франкенштейна» Б.Карлофф, в гриме того же Д.Пирса, стал героем другого раннего римейка — на этот раз «Мумии» К.Фройнда, созданного с явной оглядкой на немецкий хоррор 1918 г. «Глаза мумии Ма» (режиссер Э.Любич). Еще одним выдающимся римейком тех лет стал «Тарзан — человек-обезьяна» (1932) У.Ван Дайка-второго. Примечательно, что в ходе постановки этого фильма создатели оглядывались не столько на роман Э.-Р.Берроуза, сколько на первую немую экранизацию 1918 г. В фильме того же названия, поставленного С. Скоттом, Тарзана сыграл немолодой и очень тучный актер Элмо Линкольн — не удивительно, что для второй версии этого сюжета на главную роль был приглашен атлетичный красавец, олимпийский чемпион по плаванию Джонни Вайсмюллер[4].

Голливудские римейки 30-х гг. — «Франкенштейн», «Тарзан», «Мумия», а также такие фильмы-«пилоты», как «Человек-невидимка», поставленный все тем же Д.Уэйлом в 1933 г., и «Кинг Конг» М.Купера и Э.Шедзака (1934), стали великими кинематографическими мифами не только фантастических жанров. Вместе с тем и в 30-е, и в 40-е гг. они обрели новую жизнь лишь в форме сиквелов (часто пародийных), но не римейков. Это можно объяснить прежде всего тем, что, в отличие от мелодрамы или комедии, где для создания римейка порой бывает достаточно замены одного актера, римейк фантастического сюжета имело смысл снимать только после появления новых технических возможностей в кинематографе. В сиквеле же можно было эксплуатировать все того же героя-маску с помощью чисто драматургических средств — именно поэтому Тарзан обзаводился детьми, человек-невидимка боролся с гестапо, а мумия гонялась за популярными комиками Эбботом и Костелло.

Интересно, что в те же 30-е годы в Европе имели место случаи «синхронного римейка». Например, вместо того, чтобы прокатывать масштабно и изобретательно снятый немецкий фильм «Туннель» К.Бернхардта (1933), англичане всего год спустя под тем же названием выпустили свою, более дешевую версию. Тот же самый научно-фантастический сюжет о строительстве туннеля через Атлантику отличался лишь тем, что отправной точкой этого грандиозного сооружения становилось побережье Англии. Точно так же на основе немецкой фэнтези «Атлантида» Г.Пабста (1932) были созданы французская и английская версии, правда, во всех трех фильмах роль царицы Атлантиды сыграла одна и та же актриса — известная по «Метрополису» Бригитте Хельм.

Пятидесятые годы приносят в кино не только цвет и широкоформатный экран, но и новое сочетание экспрессии и реализма, благодаря чему даже в сравнительно недорогом британском римейке «Франкенштейна» («Проклятие Франкенштейна», 1957, реж. Т.Фишер) удается поднять на новую высоту жанр готического хоррора. К тому же наступает эра телевидения, а с ней и эпоха фантастических сериалов, некоторые из которых становятся римейками киносериалов 30-х — как, например, «Флэш Гордон», демонстрировавшийся в кинотеатрах США в 1936–1940 гг.[5] Однако и в 50-х, и в 60-х мировой кинематограф гораздо активнее и плодотворнее закладывает фундаменты новых сюжетов, чем перелицовывает старые. Благодаря рывку научно-технического прогресса, именно в это время на кинематографический конвейер ставятся истории о космических путешествиях, инопланетных пришельцах и жутких мутантах. Немногочисленные исключения — вроде англо-германского «Мозга» (1965), где используется не раз отработанный сюжет о мозге мертвеца, захватившем власть над ученым-исследователем («Леди и чудовище», 1944, «Мозг Донована», 1953), — только подтверждают правило.

К середине 70-х приток свежих идей постепенно иссякает — зато возрастают возможности создателей механических макетов и графических спецэффектов. Соответственно, возникает новая волна римейков. Одним из первых в этом ряду становится «Кинг Конг» Д.Гиллермина (1976), где даже довольно примитивное (по сегодняшним меркам) четырехметровое чучело гигантской обезьяны производит не меньший эффект, чем виртуозная объемная анимация У.О'Брайена из картины 1933 г. Д.Ромеро делает впечатляющий римейк своего же фильма «Ночь мертвецов» (1968) — «Рассвет мертвецов» (1978). Спецэффекты Т.Савини придают оргии вставших из могил каннибалов почти апокалиптический характер. С тем же интересом зрители встречают «Вторжение похитителей тел» (1978) Ф.Кауфмана (римейк одноименного фильма Д.Сигела, 1956) и очередной киновариант уэллсовского «Острова доктора Моро» (1977), особенно любопытный в сравнении со старой голливудской картиной 1933 г. Европейское кино доказывает свой рафинированный артистизм на примере римейка «Носферату-вампира» (1979), где В.Херцог на равных соперничает с классиком 20-x Ф.Мурнау.

В римейках 80-х подтверждается одна бесспорная истина: новый фильм может понравиться больше старого и даже стать культовым, если в дополнение к современным спецэффектам в нем присутствует «нерв» сегодняшнего дня и нешаблонная режиссерская трактовка. Именно такой оказалась «Муха» Д.Кроненберга, решительно отодвинувшая в разряд музейных раритетов забавный, но теперь уже безнадежно архаичный фильм К.Ньюмана 1958 года. Зато «Захватчики с Марса» Т.Хупера (1986) не показались более современной и интригующей лентой, чем снятый за тридцать пять лет до этого фильм У.-К.Мензиеса.