Не отрывая повлажневшего взгляда от изуродованного постамента, Дужкин, как загипнотизированный, последовал за Розалией.

— А кому понадобилось место? — у самых дверей дома спросил он.

— Ну откуда же я могу знать? — ответила Розалия. — Какому-нибудь очередному счастливчику. Думаете, вы один такой? Вот сюда, Александр. Это мой дом.

По белым мраморным ступеням они поднялись на второй этаж. И тут же навстречу им вышла старая толстая служанка в крахмальном кружевном переднике и такой же наколке. Ничего не выражающее сытое лицо и пухлые в детских перевязочках руки.

— Добрый вечер, Августина, — поздоровалась с ней хозяйка дома.

— Здрасте, — сказал Саша.

— Это мой гость, Августина. Его зовут Александр. Покажите ему комнату. Ту, в которой жил художник, — распорядилась Розалия. — Идите, Александр, посмотрите спальню, можете отдохнуть. А через полчаса я жду вас в столовой. Августина объяснит вам, как ее найти. И не расстраивайтесь, Александр, из-за памятника. В следующий раз будете умнее.

— А площадь тоже переименуют? — задержавшись в дверях, спросил Дужкин.

— Конечно, — ответила Розалия. — А вы думали, она вечно будет называться вашим именем? Ну ладно, за ужином я отвечу на все ваши вопросы. А пока идите к себе. Там вы найдете все, что вам нужно.

«Как жалко, — мысленно сокрушался Саша, следуя за Августиной. — Красивый был памятник».

Австрийский писатель Майринк всю свою многострадальную жизнь пытался понять, что в этом мире реально, а что нет. Буддисты всех трех поворотов Колеса точно знают: мир иллюзорен. А вот Саша жил в реальном мире и старался не забивать себе голову подобными неразрешимыми проблемами. Хотя мелок он все же опробовал. Перед тем, как сесть за стол, Дужкин черкнул на стуле Розалии крестик и быстро ретировался на свое место. Дожидаясь, когда хозяйка дома усядется, Саша по-настоящему нервничал, но с ней ничего не произошло. Розалия заняла свое место, с усмешкой посмотрела на гостя и безапелляционным тоном сказала:

— Я вижу, вы встречались с этим сумасбродом. Не надо больше пачкать стулья, Александр.

— Да я… — начал Дужкин, но хозяйка перебила его:

— Оставьте, Александр. Разве вы не поняли, что он сумасшедший? Этот обиженный маньяк кричит, что здесь все фальшивое, но витрины бьет настоящие.

— Зачем? — удивился Саша.

— Он требует, чтобы памятники ставили навсегда, а не убирали через несколько дней. Но тогда очень скоро некуда будет ступить. Сколько желающих обессмертить свое имя — уму непостижимо. Они заполонят все свободное пространство, и город превратится в музей самых что ни на есть идиотских скульптур. А точнее, в кладбище.

Этот идиот не понимает, что его памятник скоро затеряется в море подобных бездарных болванок, и результат будет тот же.

— А если всем не ставить? — несмело предложил Саша.

— Но вы же себе поставили, — с усмешкой ответила Розалия. — Чем же другие хуже?

— Да… я погорячился, — не глядя на хозяйку дома, ответил Дужкин.

— Вот когда вы все перестанете горячиться, тогда и не потребуется так часто менять памятники. А может, и вообще не придется ставить.

Ужин был отменный, а сервировка стола поначалу привела Дужкина в состояние легкой каталепсии. По обеим сторонам тарелки, на которой легко поместилась бы жареная индейка, лежали серебряные вилки и вилочки, ножи, ножички и ложечки. Это напоминало набор медицинских инструментов. Не хватало лишь никелированной ножовки для ампутации конечностей, да стоматологических щипцов. Привыкший к пакетным супам и вермишели с котлетами в фаянсовых тарелках Дужкин чувствовал себя беспомощным перед подобной роскошью. Потянувшись за каким-нибудь лакомым кусочком, он при малейшем шорохе вздрагивал или застывал с поднятой вилкой и, по появившейся привычке, краснел.

— Скорее всего, сегодня ночью будут устанавливать памятник, — не замечая Сашиных страданий, сказала Розалия. — И не исключено, что он будет из серебра или золота.

— Золота? — недоверчиво переспросил Дужкин.

— Да, бывают, знаете ли, такие эстеты, — с сарказмом проговорила хозяйка дома. — Памятник из камня или бронзы они считают слишком дешевым.

— А можно посмотреть? — незаметно подцепив кусок ветчины, поинтересовался Саша.

— Конечно, — ответила Розалия. — Если не проспите. Откровенно говоря, мне и самой интересно взглянуть: кто же на этот раз? Вы не представляете, Александр, как много иногда говорит о человеке его памятник.

— А мой о чем говорил? — после недолгой паузы спросил Дужкин.

— Ваш? — со смешком сказала хозяйка дома. — Вы, Александр, еще молоды, жизни не знаете, а ваш памятник был точной вашей копией. Хотя, надо отдать вам должное, с бронзы начинало человечество.

— С чего вы взяли, что я не знаю жизни? — уткнувшись в тарелку, пробурчал Саша. — Слава Богу, двадцать два года.

— А вы в сверхъестественное верите, Александр? — не ответив на вопрос, неожиданно сменила тему Розалия.

— Нет, — уверенно произнес Дужкин. — Нет никакого сверхъестественного.

— Откуда вы знаете? — удивилась хозяйка дома.

— Я же не совсем идиот, — ковыряя ветчину вилкой, ответил Саша. — Все-таки закончил десять классов. Нам говорили…

— И вы верите всему, что вам говорят? — не переставая улыбаться, перебила его Розалия.

— Нет, конечно, — сказал Дужкин.

— А как вы выбираете, чему можно верить, а чему нельзя?

— Я и не выбираю, — простодушно ответил Саша.

— Ну хорошо, — не отставала хозяйка дома. — А как же вы попали сюда? Может, пришли пешком?

— Не знаю, — начиная нервничать, проговорил Дужкин. — Только сверхъестественное тут ни при чем. Сплю, наверное. Мне часто снится всякое. Ведь такого не может быть: джинн, Базиль, памятник — ерунда все это.

— И я тоже ерунда? — ехидно спросила Розалия.

Смутившись, Саша положил вилку на растерзанный кусок ветчины, подумал и наконец ответил:

— Не знаю. Вы не ерунда. Но вы мне тоже снитесь. Не бывает так.

— Правильно! — чему-то обрадовалась хозяйка дома. — А вы молодец, Александр. Я думала, вы сейчас раскиснете, начнете рассказывать разные истории о колдунах и ведьмах.

— Нет никакого сверхъестественного, — воспрянул духом Дужкин. — И колдунов тоже нет.

— Правильно, Александр, — сказала Розалия и вернулась к трапезе. — Ешьте ветчину. Уж за нее-то я ручаюсь, она настоящая.

На середину центральной площади лихо выскочил шустрый бортовой грузовичок и остановился рядом с автокраном, который давно стоял у постамента и пыхал дизельной гарью. В кузове грузовика возвышалось нечто большое, как младенец Соляриса, завернутое в толстый брезент. Трое рабочих принялись развязывать веревки, а крановщик развернул стрелу, отчего пудовый стальной крюк закачался над самой головой статуи.

— Ну вот, сейчас посмотрим, что там за идолище, — насмешливо проговорила Розалия и лукаво посмотрела на Сашу. Дужкин, сунув руки в карманы, молча наблюдал за работой и по-своему думал о суете всего земного.

Через несколько минут веревки были развязаны, а еще через минуту брезент с фанерным треском полетел вниз. В свете площадных фонарей было видно, что в кузове стоит непропорционально широкий трехметровый человек. Поза солдата в строю делала его похожим на детскую игрушку, увеличенную до чудовищных размеров. Статуя тускло поблескивала желтизной, и Розалия от негодования даже притопнула ногой.

— Неужели золотой?! — воскликнула она. — Ну вот, Александр, как я и говорила. Интересно, об охране он позаботился? В прошлом году один умник поставил себе серебряный. Растащили в первую же ночь. Без машин и кранов. Пилили до самого утра.

— Здесь охрана нужна — человек сто, — со знанием дела высказался Дужкин. — К тому же с автоматами.

— Сто? — насмешливо переспросила Розалия. — Да здесь и тысячи будет мало. Вон, посмотрите, — она кивнула в сторону группы зевак, которые стояли под окнами домов и наблюдали за работой. — А вон еще. А взгляните вон туда.