Впрочем, раз уж Эш вырыл себе могилу, то пусть и ложится в нее. Вот только при чем здесь мисс Миддлтон, которая ни в чем не виновата, кроме амбиций, бесспорно, кем-то вбитых ей в голову.

Фитц флиртовал с ней и из кожи лез, чтобы задержать ее, но, даже несмотря на то что девушка умело поддерживала эту игру, он понимал: ее внимание, как и у любого хищника, никогда не отвлекается от намеченной жертвы.

Наконец он передал ее влюбленному в нее Ормсби и скрылся в бильярдной, однако, так как он играл лучше всех, ему и там стало скучно. Выпив еще вина, Фитц решил, что на сегодня достаточно…

И вот теперь его волокли обратно.

— Знаешь, дорогая наша Дженива умеет предсказывать будущее, — не умолкала леди Талия. — И делает это очень хорошо.

Фитцу не слишком понравилось это замечание, он все еще был убежден, что эта мисс Смит скорее всего обыкновенная авантюристка.

— Такие люди обычно используют всякие хитрые трюки, чтобы их предсказания сбывались.

— О нет, дорогой, — беспечно отмахнулась леди Талия. — Трюки! Это я и сама умею!

Спаси его, Боже, от них ото всех! Все же Фитц позволил леди Талии втащить его в гостиную, где она согнала со стула доктора Игана, сидевшего напротив нее. Слава Богу, того это лишь позабавило. Возможно, мрачно подумал Фитц, библиотекарь, как и он сам, рад лечь спать пораньше.

В конце концов, поняв, что деваться ему все равно некуда, Фитц сел и сосредоточился. Как бы ни была чудаковата леди Талия, в карты она могла обыграть самого дьявола и терпеть не могла несерьезную игру.

Эш слегка пошевелился, и его рука легла на ее грудь.

— Бесценная жемчужина. Моя милейшая Дженни…

— Так называл меня отец.

— Ты не против? — Он поднял голову.

— Нет, конечно, нет. — И тут Дженива рассказала Эшу об отце и Эстер, обо всем хорошем и о печальном. — Думаю, это не ее вина. Дело во мне, — закончила она.

— Нет, любовь моя, вы просто разные. Все же хорошо, что ты будешь далеко от них, в своем собственном доме.

— Ты хочешь сказать, в раю. — Она потянулась к нему за поцелуем. — Главное — это то, что я буду с тобой. Мы обязательно сохраним наше счастье, даже если не все пойдет идеально. Я это докажу тебе.

Он прижался к ней.

— Тут нечего доказывать. Я тоже сделаю все, что смогу. У тебя будет все, чего ты захочешь, — драгоценности, шелка… даже заводные игрушки, если они тебя действительно интересуют.

Дженива засмеялась:

— А как же экономия? Впрочем, для себя я ничего не хочу, только тебя.

— Разве что пищи время от времени?

— Разве что, — с улыбкой согласилась она.

— И может быть, дрова зимой?

— Да, наверное, потребуются.

— Тогда, может, чуть-чуть одежды? Расхохотавшись, Дженива толкнула его, и они, щекоча и пощипывая друг друга, свалились на простыни со следами пролитого бренди.

Когда они успокоились, Эш, вдруг став серьезным, сказал:

— Я хочу сделать тебе драгоценный подарок, Дженни. Я хочу подарить тебе луну и звезды.

— А я хочу, чтобы ты тратил деньги на свою землю и своих людей. Обещаю, что постараюсь не ворчать на тебя за это.

— Не могу придумать ничего лучшего, чем слушать, как ты ворчишь на меня.

Она с нежностью провела рукой по его груди.

— Разве это не лучше?

— Нет, не лучше. — Он улыбнулся, и она поцеловала его.

— А это? Или, может, вот это… — Дженива опустила руку и дотронулась до того приятного и мягкого, что немедленно стало твердеть под ее рукой. Она улыбнулась.

— О Боже! Ты выиграла. Хорошо, не ворчи, а говоря о… Эш лег так, что Дженива сразу поняла, чего он хочет. Не спуская глаз с его лица, она села на него, затем приподнялась и медленно ввела его в себя, настороженно следя за выражением его глаз, не делает ли она того, чего не следует делать.

Она даже не могла представить, что ей станет так хорошо, и тут же полностью опустилась на него.

— Кажется, это гораздо лучше, чем ворчать, — сказала она с хрипотцой в голосе.

— Я это запомню. — Эш прикрыл веки, и Дженива поняла, что он весь там, в том самом месте.

Она наклонилась вперед, знакомясь с новыми приятными ощущениями. Ее волосы упали налицо и грудь, и он окутал ими ее груди, не отрываясь от сосков. Она жадно глотнула воздух и крепко обхватила его бедрами, уже почти не владея собой.

Эш приподнимал ее и опускал, снова приподнимал…

— Может быть, мне все же поворчать для контраста, — спросила она дрожащим от восторга голосом, проводя волосами по его груди.

— Любимая, ты можешь работать своим острым язычком сколько хочешь, сейчас меня это не интересует, — хрипло сказал Эш.

Закрыв глаза, Дженива вместе с ним погрузилась в горячий водоворот страсти и любви. Пусть ему будет хорошо. Позднее, мокрая от пота, она заметила:

— Я уверена, что могу делать это еще лучше. Я имею в виду — ворчать.

Он лишь засмеялся, и Дженива поняла, что он сейчас чувствует. Похоже, у него не осталось сил даже на то, чтобы думать. Ей и самой не хотелось шевелиться, зато хотелось, чтобы их тела никогда не разделялись. Если бы только эта ночь могла длиться вечно!

Вероятно, в конце концов они оба задремали. Лишь когда часы, пробив одиннадцать, разбудили ее, Дженива возбужденно воскликнула:

— Боже! Нас наверняка уже ищут!

Вскочив с постели, она стала лихорадочно оглядываться в поисках своей одежды…

Однако Эшарт удержал ее:

— Все слишком увлеклись вином и развлечениями, чтобы заметить наше отсутствие. — Когда Дженива сердито посмотрела на него, он вздохнул: — Ладно, мы можем вернуться, если тебе этого хочется, любовь моя. — Говоря это, он рисовал пальцем круги на ее животе. — Но одна вещь все же вызывает у меня любопытство…

— Что именно? — Она насторожилась, опасаясь чего-то, что могло бы разрушить чары этой ночи.

— Берберские пираты.

Ах вот оно что! Она заставила его лечь и тоже начала разрисовывать пальцем его живот.

— Я не была такой уж храброй, как это может показаться. Он взял ее руку.

— Расскажи мне, Дженива.

— Это приказание?

— Я заплачу тебе поцелуем. К тому же мне хочется знать. Расскажи, любовь моя.

Дженива поморщилась, но она ни в чем не могла отказать ему.

— Собираясь присоединиться к отцу, мы с мамой плыли на торговом корабле, который был хорошо вооружен. Корсары, вероятно, никогда бы не напали на нас, если бы шторм не повредил корабль. В результате мы еле тащились, и нам потребовалось дать решительный отпор, чтобы отогнать их.

— И каков же был твой личный решительный отпор?

Дженива не любила рассказывать об этом, потому что некоторые видели в ней героиню, а другие считали, что женщинам не пристало такое поведение. Талия никогда бы об этом не узнала, если бы ее отец не рассказал эту историю и не создал из нее героиню.

— Итак? — напомнил Эш.

— Один из пиратов забрался на борт, и я выстрелила. — Дженива помолчала, потом добавила: — Выстрелила и убила его. Я отлично знала, что делаю, отец научил меня, как обращаться с пистолетом и куда целиться. Все произошло потому, что я испугалась, пират смотрел на меня, и он хотел меня. Это был капитан, и он бы надругался надо мной, поэтому я убила его.

Эш погладил ее по голове:

— Тебе нечего стыдиться, любимая, напротив, его гибель, вероятно, обескуражила команду.

— Мой отец так и сказал. — На самом деле Дженива тянула время, решая, следует ли рассказывать ему конец этой истории. По его пристальному взгляду она поняла, что он все равно догадается, и отвернулась.

— Этот человек возбуждал меня, — прошептала она. — В нем, смелом и уверенном в себе, было что-то необычное, от него исходила особенная сила, которой обладают мужчины и от которой у меня перехватило дыхание. — Дженива, прищурившись, посмотрела на Эшарта и вдруг сказала ему то, о чем не говорила никому и никогда: — В какой-то момент я подумала, что, может быть, он бы не тронул меня, и эта мысль оказалась невыносимой. Когда я подняла пистолет, он смотрел на меня и широко улыбался. Он знал, что я чувствую, и это тоже было невыносимо, зато позволило мне убить его. Он даже не шевельнулся. Как я предполагаю, он не верил, что женщина, которая хотела его, выстрелит. Эш крепко обнял ее.