На фоне всей этой массивной, монументальной архитектуры Корвин чувствует себя незначительным. Грустина простирается горами ввысь: от квартала к кварталу здания всё выше, а крыши самых дальних вовсе скрываются за облаками. Оглядываясь по сторонам, посредник замечает, что на многих подъездных дверях нарисована литера Некры — перевёрнутый узел жизни, которым помечают дома умерших. Рейст замедляется, когда гнёт тишины становится невыносимым.
Дороги мёртвого города усеяны следами «Хроноса»: крематорские шлемы, нагрудники, кирасы — металл искажён до неузнаваемости. Изредка, среди груд поражённых доспехов, попадаются и замёрзшие тела. Корвин видит рты, разинутые в отчаянном вдохе, и запавшие, почти выжженные, глаза.
— С таким я не смогу работать, — глухо комментирует некрочтец, обходя надолбы. — Что вынудило их снять защиту?
— Судя по состоянию, — рассуждает Хольт и переводит взгляд с навигатора на трупы, — непреднамеренный контакт с андерами.
С крыши невысокого здания — почтового отделения — за группой наблюдает пара черноклювых агентов. Странники. Одни считают их красморовскими ищейками, другие приписывают им нечто религиозное, из разряда «наблюдателей». Вне зависимости от контекста, странники предпочитают не вмешиваться в события на отчуждённых землях. Лишь изредка можно встретить среди них спасателей — от коллег их отличает белый наконечник клюва.
В отличие от охотников, странники носят плащи, а пояса украшают трофеями — искажённой элегией органикой вроде цветов, но чаще — высушенными конечностями или головами недругов.
Тем временем Агния завершает облёт и приземляется рядом с группой. Вглядывается в темень многочисленных окон и замечает безучастные фигуры. Неподвижные, они пристально наблюдают за незваными гостями.
— Немёртвые, андеры, — нагоняя посредника, сообщает гарпия и напряжённо озирается, — на четыре часа.
— Это… нормально, — отзывается Корвин и сам же пугается собственного изречения. — Их тут много. Пока мы не посягаем на их терр…
Некрочтец осекается. Навстречу им кто-то движется. Ни немёртвый, ни живой. Поражённая женщина. Асфальт под её ногами иссыхает и покрывается наледью.
— Прошу вас, — протягивая руки к чужакам, молвит она. Волчья форма изорвана, а волосы растрёпаны. Кожа сереет элегическим Воздействием, а кончики пальцев чернеют внутренним холодом, — помогите…
Из выжженных глазниц бегут слёзы. Чернильной краской они, расползаясь по лицу, стекают по подбородку. От упавших на асфальт капель идёт едва заметная дымка.
— Чем мы можем тебе помочь? — протягивая руку, спрашивает Корвин. Слепо перебирая воздух, поражённая движется на его голос. — Как тебя зовут?
— Никтория, — называется волчица. Поражённую сильно шатает: ноги её буквально заплетаются от дрожи, что сводит мышцы судорогой. — Меня зовут Никтория… Никтория…
Поражённая резко останавливается. Ей остаётся несколько метров, чтобы добраться до «Астарты», но вместо этого она отчаянно обнимает себя за плечи и будто смотрит по сторонам. Ветер целует её в макушку, опуская выбившиеся пряди на глаза.
— Хорошо, Никтория… Ника, — мягче повторяет некрочтец, наклоняясь в сторону женщины, — скажи мне, пожалуйста, Ника, что здесь произошло?
— Бездна опустилась на эти края, и мертвецы разозлились на нас…
Закашливается. Из горла вылетают чёрные перья. Волчица убирает руки с груди и оттягивает лохмотья в сторону. Разодранная кожа начинает слабо кровить. Грудная клетка оказывается вскрыта. Вместо лёгких — свитое птицами гнездо. Из дыры вырывается пара карпейских воронов.
Звучит оглушительный выстрел. За ним следует второй. Тело поражённой отлетает на пару метров. Дробь раскалывает её голову пополам. Ни крови, ни иных ужасов — лишь безжизненные осколки.
— Что? — вспыхивает возмущением Рейст. Его взгляд полон гнева, когда он смотрит то на труп, то на Хольт. — Зачем ты это сделала?
Повесив дробовик обратно на плечо, ундина подходит к убиенной. Легонько толкает ногой. Реакции нет.
— Порой мертвецы забывают о том, что мертвы, — простуженно хрипит Хелена и кисло ухмыляется, — и тогда им нужно об этом напомнить.
— О какой Бездне она говорила?.. — меж тем задумывается Агния и запускает внутренний архив в протофоне. Среди рекомендуемых ссылок высвечивается страница с заглавием ABICO. — Конечно же. Если перевести «бездну» на карпейский, то будет «abico».
— Исключено, — безапелляционно заявляет ундина. Помимо ABICO в перечни присутствуют адреса на ресурсы, посвящённые мифологии, и профили подозрительных интернет-пользователей. — Красмор ликвидировал их шайку ещё лет десять назад: всех путников бездны казнили в Градемине.
— На твоём месте я бы не был так уверен, — возражает Корвин, пока красноволосая и вбивает в строку «КАПИТАН». Рядом с одним из результатов высвечивается сжатая фотография мужчины в маске. — Казнь прошла не…
— Вот этого не казнили… — подтверждает девушка. — Судя по всему, какая-то вестница заполучила его в своё служение.
Всмотревшись в участок пикселей, Хольт опознаёт запечатлённого:
— Антон Кемром, — и, чуть подумав, с неприязнью добавляет: — Да, я о нём слышала. Живучий [мерзавец]. В его смерть я и сама не поверила бы… Но с чего ты взяла, что он продолжает деятельность ABICO?
Антон Кемром известен как распространитель триумфа — курительной смеси под грифом «порицаемо», производимой из человеческих сердец. Имя мужчины регулярно всплывает в криминальной хронике, но таблоидам неизвестна его внешность: лицо мужчины всегда скрыто белоснежной сегментированной маской с синими прожекторами глаз. Прозвище «капитан» ему также дали журналисты — из-за носимого плаща с эполетами Парада.
— Сомневаюсь, что это он, — делится посредник, когда они возобновляют путь. — Эта история невероятно темна, но в одном я уверен наверняка…
— Я слышал, — внезапно перебивает его один из волков, — что этот ваш капитан — незаконнорождённый сын цесаревича.
— И царевны! — добавляет другой.
— Многое о нём говорят, — неохотно зачинает Хольт, — и что Верховная воспитывала его ребёнком, и в молодости служил Параду… Не стоит воспринимать это всерьёз.
— Это что, получается, ему не меньше ста?
— Он порченный, — отвечает ундина. — Такие живут веками, и ни старость, ни лихая пуля им нестрашны.
За разговором они добираются до оперативного штаба. Находится он в стеклянной высотке — некогда офисе фармацевтического филиала Красмор. Перед входом до сих пор стоит маскот: охотник во врачебной робе. Фартук его запятнан кровью, а повязанный на голове платок плавно переходит в накидку. Воздействие исказило фигуру: приветственно раскрытые руки грибком срастаются с одеянием на манер крыльев.
Никого живого внутри штаба не оказывается.
У входа стоят выключенные в спешке генераторы — часть из них оплавлена холодом и более непригодна к эксплуатации. Вся аппаратура выведена из строя. По полу разбросаны собранные за период дислокация данные: несостоявшиеся прогнозы мойр, сигнатуры и поведенческие характеристики деми и многое прочее. В центре помещение, меж разложенных столов с техникой, стоят закрытые грузовые ящики.
— Похоже, немёртвых привлекло электричество, — оценивает обстановку Хольт, — возможно, шум. Наши печатники успели расшифровать лишь часть полученных данных, а потом появился второй сигнал… Мы не успели опознать, чей, а после «Хронос» прервал связь.
Корвин неторопливо осматривается: изучает разбросанные документы и читает некоторые из них. Из прогнозов некой Ю. Самойловой мужчина узнаёт, что крайнее Восхождение должно способствовать урожаю.
Несомненно, истории уже известны случаи, когда польза от деми превышала наносимый ущерб, но даже при таких исходных принято проводить Нисхождение. Разница заключается в том, что тогда останки отправляются не на переработку и/или утилизацию, а разбираются на мощи по востребованию в нуждающиеся регионы.
Зайдя за стойку регистратуры, Корвин снимает с плеча сумку. Внутри поклажи разобранная винтовка Dis-UT и лезвие косы. Выплавлено последнее на заказ, из деметалла — обработанных жаром и молотом костей демиурга. Само лезвие настолько тонкое, что кажется прозрачным; нос, в противовес серебристому сиянию металла, чернеет сажевым пятном. Корвин смотрит на своё отражение, а затем приступает к сбору орудия.
