Воздух тяжелеет. Близ перрона всё покрывается липкой пылью. Рельсы обрастают ржавчиной. С пола поднимаются чёрные комья грязи. Хиреют рекламные проспекты. Всюду проступает желтоватый налёт старины. Углы затягиваются паутиной. Крошатся в трещинах стены. Иссыхают в клумбах цветы, кренятся декоративные кусты.

— Постой, — останавливает брата Анастази, мягко касаясь плеча. Близнец, вопросительно вскинув бровь, оборачивается и замирает в нескольких сантиметрах от демаркационной линии, — у меня дурное предчувствие.

Прищурившись, парень резко приосанивается, стряхивая чуждое прикосновение, и кивает:

— Понял.

Напоследок глянув на открытый участок железной дороги, Элиот шумно выдыхает и пятится, уступая место толпящимся. Его быстро оттесняют в задние ряды, и Анастази, шустро схватив брата за руку, вытягивает их обоих к выходу. Пространство перед залом ожидания абсолютно пустое — лишь пара человек отделилась от зоны с застеклённой крышей.

— Что бы тебе не привиделось, — вырываясь, настаивает парень, — предупреди других людей.

— Если кто-то во мне признает вестницу… — вполголоса начинает Анастази, отклоняясь в сторону. — Нет, я не могу раскрыться. Излишняя публичность мне сейчас только повредит.

— В городе и так все знают, что ты вернулась, — закатывая глаза, чуть ли ни зевая напоминает брюнет. — Ну, как знаешь. Пойду тогда сам сообщу, что увидел вещий сон и… в общем, я что-нибудь придумаю.

Из глубины туннеля доносится раздражающий скрежет. Гул поезда подобен отчаянному воплю, несущимся вперёд зловещим предзнаменованием.

— Отойдите от края платформы! — Анастази решается и кричит. Её голос тает в оглушительном гудке. — Эй! Послушайте меня! Отойдите!

Горожане, возбуждённые приближением долгожданной электрички, с большим ажиотажем рвутся вперёд. Скорее, скорее… Элиот искренне удивляется, как никого не сносит на рельсы, в тягучую пропасть металла и шпал… Однако стоит поезду покинуть тоннель, как странное оцепенение парализует толпу. Вместо рухляди, что прежде доезжала до этих краёв, на станции появляется белокаменный паровоз. Окна его пылают сизым пламенем, а многочисленные трубы, оплетающие крыши вагонов, клубятся элегическим смрадом.

— Это же… Это… — подслеповато прищуривая глаз, мямлит Элиот и начинает испуганно пятиться. — Это…

— «Оскола», — заканчивает за него сестра и делает шаг навстречу.

Несколько томительных минут ничего не происходит. Неслышно ни возмущений, ни возгласов — лишь тихие перешёптывания где-то в толпе. Те, чьи реакция оказалась безупречной, покинули вокзал, стоило показаться кабине машиниста. Однако тревога, пропитавшая собой каждый кубометр кислорода, для прочих действует не хуже замков и цепей.

— Нам, — опомнившись, брюнет хватает Анастази под локоть и тянет к выходу, взволнованно поглядывая на перрон, — нам нужно сваливать отсюда.

Двери проклятого поезда распахиваются.

— Почему только сейчас? — не поддаваясь убеждениям, блондинка едва двигается с места и не сводит с платформы взгляд. — Почему же не раньше?

— Тебе это правда интересно? — недоумевает брат срывающимся на фальцет голосом. Взволнованно теребит висящий на шее фотоаппарат. — Ты серьёзно?

Клубы отравляющего вещества вырываются из вагона; вместе с ними же наружу выбирается безмолвная толпа, гробом возложившая на свои плечи армированный ящик. Анастази хочет закричать, но удушье сдавливает горло.

Сильнейший выхлоп элегии разносит станцию. Лайнов отбрасывает к стене. В облаках раскалённого дыма Анастази теряет брата из вида. Её тело болезненно ноет. Нещадно гудит голова: похоже, контузия. Девушка из последних сил старается не потерять сознание. Жуткое амбре палёной плоти и пыли забивается в нос. Обжигает подкорку. Улавливаются первые признаки Воздействия. Тусклый, неестественный свет, мельтешащий где-то в тумане. Стремительно разрастающаяся тишина. Активация городской сирены, предупреждающая о возросшей опасности.

— Зи, — раздаётся рядом голос, и кто-то берёт девушку за руку. Едва касается пальцами, несмело сжимая их. — Я… здесь.

Перед тем, как провалиться в забвение, Элиот подползает к сестре. Он несколько мгновений смотрит на неё. Взгляд почти сразу мутнеет, и парень заваливается рядом. Вестница бессознательно касается волос брата.

— Давай, не время спать, — силясь перебороть панику, безуспешно теребит его Анастази. — Ну давай…

Те немногие, что сохранили дистанцию, захлёбываются кашлем, но поднимаются на ноги. Кто-то пытается выбраться наружу. Однако выход со станции завален обрушившейся колонной.

Внезапно над девушкой загорается пара прожекторов. Анастази растворяется в холоде наступившей синевы. Из последних сил блондинка хватает проходящего мимо мужчину за штанину и шепчет:

— Пожалуйста… Помогите.

Ответа ждать не приходится.

— Aughtodkof-nof, — слышит Анастази мягкий баритон, и тягучая бездна поглощает её. — Zexfaperekorzos.

«Нулевой Высотой называют отчуждённые элегически-опасные территории, находящиеся в непосредственной близости к очагам Воздействия. В массе своей, это стерильные населённые пункты, прошедшие трёхэтапный комплекс зачистки, включающий в себя эвакуацию непоражённых жителей. В противовес Нулевой Высоты существует Единая, подразумевающая собой экологически чистые ареалы обитания.

Необходимо отметить, что в последствии некоторые точки Нулевой Высоты захватываются самосёлами. Нередко ими оказываются прежние жители, решившие вернуться домой по экономическим или личным причинам.

Исключением является Заповедник — поселение на западе от границ Российской Империи. Официально носит звание сапора (от карпейского “polisapor” — “гражданская опора”). Население Заповедника сформировано из ссыльных, дефектных и иных персон нон грата. Несмотря на то, что управление сапором осуществляется непосредственно Красмор, ежегодно население производит смену своего лидера — последним, как правило, становится самый сильный и умный из поселенцев.

На момент 985 г. Заповедник признаётся стратегически важной точкой, позволяющей сохранять нейтральные взаимоотношения с Карпейским Каэльтством. Также сапор является транзитной зоной для наземных путей между двумя государствами»,

— Г. Корнилов, «Современная история Российской Империи».

Эпизод первый

Балтийская Республика: Линейная

вокзал «Кюхельгартен»

12-31/994

«Внимание, поезд», — протяжно гудят динамики, и эхом синтетического голоса наполняется округа. Устланная гранитом платформа разбита. В расщелинах мутнеют лужи, окольцованные угольными шапками грибов. Со стен свисают паутинообразные наросты. Уцелевшие колонны обвивают лозы с ядовитыми шипами: от них тянется шлейф отравленных спор.

«Внимание, поезд», но пути остаются пустыми. На информационном табло высвечиваются рейсы, что никогда не проследуют, а вдали стоят разобранные составы, покрытые ржавчиной и чернеющим мхом. Десятки вагонов, внутри которых мертвецы, онемевшие вечной стужей.

«Внимание, поезд»: ветер подхватывает с прогнившей скамьи пожелтевшую газету и разбрасывает ветхие листы по всему перрону. Первая полоса падает в лужу. Размывается дата выпуска — 24 декабря 994-го года. Вместе с ней безвозвратно исчезает репортаж о крушении транспортировщика. Расплывается фотография с тройкой охотников. Заголовок гласит: «Император защищает: из “Канкана” в капкан».

А механический голос продолжает вещать о несуществующем поезде.

Голова кружится до звона в ушах. Лёгкие горят: в горле комом встаёт мёд. Респиратор неисправен: через фильтр лезут клочки элегии. Воздуха катастрофически не хватает. Элиот срывает маску и делает жадный вдох. Закашливается. Сплёвывает погонь и с хрипом приподнимается. Локти сводит судорогой боли. Фокус зрения то и дело расплывается. Лайн неторопливо осматривается. Резь — то ли от слёз, то ли от пыли — усиливается. Охваченный элегией вокзал стремительно обращается в руины. Крыша проваливается внутрь. Искрится проводка. Край платформы заставлен угольными статуями.