– [Зачем]?!

— Ты собираешься меня перебивать или всё-таки дашь рассказать? — с улыбкой возмущается Четырнадцатый. — Так вот. Мы плавно перешли в спальню. Включили музыку, легли… начали целоваться… — Лайне то краснеет, то бледнеет. — Потом ты сказала, что я колючий, и вообще, что так невесело. Мне пришлось долбанных полчаса рассказывать тебе анекдоты.

— Анекдоты? Ты серьёзно?

— Да я сам был в шоке! Никогда раньше не встречал женщин, которые настолько любят низкопробный юмор. Затем, главное, я поворачиваюсь такой к тебе, ожидая продолжения… но ты! Ты уснула… — Анастази с облегчением выдыхает. — А поскольку ты заснула на моей половине, я, как истинный защитник… ну, я просто столкнул тебя с кровати.

— Так вот откуда у меня синяк, — потирая ушибленный локоть, морщится балтийка. — Но зачем? Ты же мог меня просто разбудить.

— Вообще это вышло случайно, но было смешно: ты потом попыталась мне отомстить и начала бить подушкой… При этом ты залезла на меня, ну, а я же такой обаятельный, что мы снова начали целоваться, но дальше, как бы то ни было, не зашло… я уснул. Судя по тому, что мне что-то сопело в ухо, и было тяжело дышать, ты тоже отрубилась. Вот, собственно, и всё.

— В твоей чести я не сомневалась… почти, — отзывается девушка и неловко улыбается. — Ну, видимо, спасибо?

— И тебе спасибо, — усмехается гард и вскидывает бровь. — А теперь отойди не-емного в сторону, я включу телевизор.

Новости по карпейскому каналу.

Из проклятия Живамиж становится благословлением. Название города, в который поместили её мощи, пока засекречено, но из свежей статистики следует, что в следующем году местными прогнозистами ожидается демографический взлёт. Несмотря на призывы некоторых демиологов не торопиться, всё больше людей выступает за «распространения дара Матери Жизни».

— Ля, да куда ж ещё больше? — под нос бубнит Четырнадцатый, раскладывая яичницу по тарелкам. — И так уже несколько миллиардов…

В репортаже используются не только записи с митингов в поддержку Живамиж, но и изображения самой деми. На фото и видеоматериалах Анастази видит отвратительного вида существо, лишь отдалённо напоминающее человека. Это первый гигант, Восхождение которого пришлось на жизнь Лайне.

— Ну и страхолюдина… — с отвращением шепчет девушка и невольно соглашается с экспертами телеканала: — Что-то я тоже сомневаюсь, что от такой штуки может появиться что-то хорошее… Переключи, а? Может, хоть где-нибудь не будет об этой… деми.

Сказано — сделано.

Под лозунгом справедливости по другому региональному каналу освещают недавний инцидент в Синекаме — крушение транспортировочного «Снегиря» с цистернами элегического токсина.

«Несмотря на то, что серьёзной утечки обнаружено не было, элегический фон в окрестностях Стагета ухудшился», — дополняет диктор репортаж. Тогда вестница вспоминает, о чём именно изливала душу. Что собиралась сделать прошлым днём.

При одной мысли о побеге щиплет порез. Задумчиво касаясь щеки, Анастази отворачивается от телевизора.

— Это ты туда собиралась поехать? — лопаткой тыча в экран, интересуется Четырнадцатый и поворачивается к плите. — Ну, как видишь, всё там нормально, а тот ролик… Да мало ли «уток» в интернетах, забей.

— Чет, — шепчет балтийка, — я должна туда поехать.

— Что? Даже вопреки предвестнице? — беззаботный тон вмиг сменяется серьёзным. — Мы же вроде решили, что эта игра не стоит свеч.

К сожалению, Четырнадцатый не владеет Словом. Он не может остановить покровительницу, когда та вместо завтрака несётся в комнату. Хватает с пола дорожную сумку. Распахивает шкафы и комоды в поиске вещей.

— Да почему это волнует только меня? — с тупой обидой рассуждает девушка, бездумно перебирая одежду. — Вайс прекрасно знает, что Дети Стагета чтят не Парад, а погибших на войне родственников…

— Ля, пока я не включил телевизор, — подняв палец, осторожно напоминает гард, — ты сама об этом не волновалась, — но блондинка игнорирует его, продолжая собираться. — Хорошо, ответь хотя бы на главные вопросы.

— Это ещё какие?

— Ты не находишь странным, что для участницы закрытого общества слишком уж легко нарушаешь правила? Типа, что, всем насрать? И почему у многих Зорь совпадает первая буква имени и фамилии?.. Кстати, а как эти «Снегири» могут так долго находиться в воздухе? И куда они летят, да ещё так долго?.. Да и вообще, на кой ляд нужны были эти «Снегири»? Не проще ли было бы [атаковать] деми ядерным оружием? Хоть на тех же АДАМ повесить, — выпаливает Четырнадцатый, неотступно следуя за покровительницей. Та на мгновение останавливается и удивлённо вскидывает бровь. — Я сказал «главные» вопросы, а не «хорошие»… Да постой ты! Ты [с ума сошла]?!

– [Сошла с ума]?! Я? — тыча пальцем себе в грудь, переспрашивает Анастази. Напряжение выливается в смех. — Хотя знаешь, я и не против. Хватит с меня этой авторитарной [псицы]: я буду сама решать, где мне быть и с кем. Зачем мне Чёрные Зори, если из-за их бездействия может умереть мой брат?

— Ля, точно, у тебя же ещё брат есть… Хотя не, прости, я всё равно не понимаю. Причём тут он? Ты сама убежала из дома, никто тебя в вестницы не тянул. Ты отказалась от прошлой жизни, теперь разрушаешь и эту… Зачем?

На мгновение Анастази останавливается. Она изнеможённо смотрит на взятую стопку вещей и тяжело вздыхает. Отложив её в сторону, садится на кровать. Пружины тихонько скрипят, делая зачин тягостным:

— На моём роду стоит печать Федры, — льдом наполняется женский голос. — Мать подтвердили, когда мы в школу пошли: у неё всё это вылезло после гибели отца… А мы с братом не знали, какой билет вытянули.

— Так значит, ты уехала из-за болезни матери?

— Не совсем. Она была ещё в реанимации, когда я собиралась. Потом — искусственная кома, а затем… через полгода её не стало. Брат до последнего не хотел отключать её, но ему и не пришлось. Диффузный экзитоз, в принципе, не могло быть иначе.

— Всем должно было стать легче… — осторожно замечает гард, но, видя поджатые губы подруги, осекается. — …или нет?

— Большую часть жизни я чувствовала присутствие Немока… Ты знал, что Федра пахнет мёдом? Это ужасно… — отвлечённо бормочет она. — Моего брата подтвердили перед отъездом, а это значит, что я — лишь вопрос времени. Проклятье… Я просто не хотела видеть, как поменяется он. Как его сожрёт эта болезнь… И думать, что со мной будет то же самое. Это невыносимо. Я надеялась, что хотя бы здесь обрету покой, но… увы.

— Тогда что ты собираешься делать? — невозмутимо спрашивает гард, готовый к любому приказу. Дружелюбность покидает его лицо — на смену приходит смирение. — Покровительница?

— У сестры Авроры, Агнии, есть соседка… Кажется, это у неё есть выход на частную станцию в А́рхиве… и да, я хочу сделать всё так, чтобы Вайс ни о чём не узнала, — решает вестница и встаёт на ноги. — Надо выбить дрезину до Синекама. Я должна попытаться. Спасти хотя бы одного из нас.

«…андеры прикованы к местам своей смерти оставленным биоматериалом: пролитой кровью, слюной, частичками кожи, волосами и так далее. Чем больше сохранилось органических привязок, тем крепче связь андеров с реальностью, вплоть до обретения почти человеческой материальности. Только полное уничтожение привязок гарантирует нисхождение.

Важным условием восхождения андеров является стабильно высокий элегический фон.

Первые месяцы — иногда даже годы — своего существования андеры сохраняют свои привычки и пытаются поддерживать взаимоотношения с живыми. Однако длительное пребывание в посмертной форме чревато для немёртвых потерей рассудка. На данном этапе их облик напрямую зависит от людской памяти. При угасании таковой вид андеров искажается.

К уникальной особенности данного этапа можно отнести и то, что видимость андеров для человека, не владеющего некрочтением, возможна только при стабильном освещении — в противном случае для неподготовленного глаза немёртвые начинают “мерцать”, по этой причине таких андеров называют “мерцающими”.