Улица Рогманис представляет собой частный сектор на пару десятков домов. Большинство из них — коттеджи, построенные ещё зажиточными балтийцами в середине века. Многие особняки были оставлены после аварии 975-го года. Часть сожгли крематоры, когда на стенах был обнаружен элегический налёт. Ныне это просто бетонные коробки, чья деревянная отделка из-за глянца наледи выглядит пластмассовой.
Те дома, что вошли тогда в зону действия ВААРП, по-прежнему жилые. Таких здесь около пяти. Дом Фрица четвёртый по счёту. Напротив него развёрстан пустырь с грудами древних машин и заброшенным парком аттракционов напротив, а чуть левее — промзона с деметаллургическим предприятием.
— Там и упал этот транспортировщик, — кивая в его сторону, сообщает Корвин и добавляет чуть мрачнее: — Обломки вроде кремировали, но, думаю, было уже слишком поздно.
За поднятой гаражной дверью стоит «Макада». Капот фургона поднят, и над двигательным отсеком с гаечным ключом склонён роботарий. Прототип, одетый в серо-синюю форму местного туроператора. В сравнении с аналогичными моделями, экземпляр модифицирован — часть торчащего из-под корпуса эндоскелета обновлена, а заводные механизмы заменены аккумуляторами. Последние несуразным горбом торчат из спины.
— Нравится? — внезапно звучит синтетический женский голос, и роботария разворачивается к визитёрам. — Мы — Фега, дипломный проект Александра Фрица. Наш серийный номер FG-144RG…
— Где твой хозяин? — не желая дослушивать, спрашивает вестница.
— Мёртв, — сообщает машина, — но он просил вас подняться.
— Что? — не верит своим ушам блондинка. — Почему ты об этом никому не сообщила?
— Мы ни до кого не смогли дозвониться: все линии были заняты.
— Но почему ты не вызвала меня раньше? — продолжает возмущаться девушка, взволнованно глядя на тёмные окна. — Может, я смогла бы…
— Мы не получили подобного распоряжения от хозяина. Смеем заметить, что о своём спасении он думал меньше, чем о своей смерти, — говорит роботария и сразу после этого дёргается. Выпрямляется. На мгновение глаза озаряются искрами света. — Прошу вас не задерживаться. С учётом последней воли хозяина, тело должно быть уничтожено через двенадцать часов после смерти. Поторопитесь. У вас сорок семь минут тридцать две секунды.
Внутри дома холоднее, чем снаружи. Крошатся поражённые элегией стены и потолки. На кухне, что сразу справа от входа, ещё стоит неубранный завтрак. Зачахли немногочисленные комнатные растения. Свернувшиеся лепестки обратились сосульками, висящими гроздьями на угольных стеблях.
Посетители несмело поднимаются на второй этаже. Стена за лестницей разрушена — волокна утеплителя дрожат на ветру. Истлевшие доски натужно скрипят: так, будто ещё немного, и здание разрушится под весом крыши.
— Пока мы живы, — замечая замешательство вестницы, заговаривает Рейст, — манифест не представляет угрозы. Для окружающих. Исключением можно назвать разве что открытые раны, но там, по сути, цифры несущественные… Но, когда манифестант умирает, из закрытого типа манифест переходит в открытый, и вокруг трупа буквально формируется очаг.
— Я слышала об этом. Не забывай, что я выросла здесь.
Наверху несколько комнат, часть из которых пуста, и ванная, нуждающаяся в ремонте.
— Всё выглядит достаточно… заброшенным, — неуверенно отмечает посредник. — Мы точно по адресу?
— При мне он редко бывал дома, — отзывается Анастази, также удивлённо отмечая поломки и простоту интерьеров. Единственное, что в коридоре бросается в глаза — пара настенных снимков с людьми, чьи лица закрашены маркером. — Похоже, что это так и не изменилось.
— Его родители мертвы? — показывая на один из снимков, спрашивает мужчина и опускает взгляд. Ответ его нисколько не удивляет:
— Погибли при аварии в 75-ом. После он жил с бабушкой, ну, а как её не стало, подал документы в Альвион. Как видишь, погост никого не отпускает… — Корвин вопросительно смотрит на блондинку, и та добавляет: — А если и отпускает, то ненадолго.
Наконец они находят спальню Фрица. Обстановка её также скудна: двуспальная кровать да рабочий стол с компьютером и принтером. Рядом с последним лежит стопка распечаток. Перед тем, как переступить порог, Анастази нащупывает выключатель и несколько раз щёлкает его. Свет не включается. Тогда девушка активирует протофонный фонарик и заходит первой. Корвин нерешительно мнётся у двери. В его глазах тлеют опасенья, но высказать их он отчего-то не решается.
Тем временем Анастази проходит вглубь комнаты и делает одну из неприятнейших, но ожидаемых находок: повернув кресло, она сталкивается с покойником. Девушка стоически переносит встречу — лишь плечи напряжённо расправляются, когда голова мертвеца кренится к ней. Не знай Лайне о смерти приятеля, возможно, подумала бы, что тот просто спит.
Лишь при близком рассмотрении видны печати манифеста. Выгоревшие элегией вены чернеют под истончившейся кожей. Созвездиями синяков темнеет шея. За приоткрытыми щёлками глаз абсолютная темень, а из уголка рта, вместе со струйкой загустевшей крови, тянется токсин. Едва различимыми частицами он неуловимо распространяется по комнате, а после и по дому.
— Пусть даже смерть не остановит тебя… — осеняя тело литерой Некры, молвит вестница прощальное напутствие и оборачивается на Корвина. — Так и будешь там стоять? — укором бросает она. Тот, неуверенно глянув по сторонам, заходит. — Прочитать его, к сожалению, не получится… Как думаешь, может, что-то сохранилось?
— Не думаю, — глухо отвечает Рейст, — уверен.
Вместе они принимаются разбирать разбросанные по столу бумаги. Большинство из них на альвионском, коего, к своему стыду, вестница не знает. Впрочем, по обилию сносок и ссылок она делает вывод, что больший пласт информации представляет собой выдержки из некой базы данных. Среди подчёркнутых слов девушка подмечает три: «Красмор», «Оскола» и «Харон».
— Хелена была права… — неожиданно произносит Корвин, перелистывая подобранный файл. — Пророчество, как же… Я наконец всё понял.
— Понял что?
— Смотри: это выдержка из архивов STAind— в ней говорится о сотрудничестве между Альянсом и Красмор, — возбуждённо пересказывает посредник и, подойдя к девушке с листком, тычет в одну из строчек. — Университет предоставил ей в пользование ИИ — «Харон». Однако… Его установили не только на «Снегирей», но и на «Осколу» — вот, смотри. Предполагалось, что машиниста… а, понял, на автопилоте — это буквально, да… «Снегирей» настроили таким образом, чтобы они следовали за «Осколой»…
— И что тогда пошло не так?
— По каким-то причинам они потеряли связь. «Снегири» совершили посадку на «Асператусе», как и планировалось после выполнения задания, а «Оскола»… Не знаю. Могу лишь предположить, что она попала под Воздействие одной из сибирских аномалий — того же Киноварийска, например, и ИИ счёл поезд уничтоженным. Очевидно, кто-то не только нашёл его, но и сумел остановить, после чего направил сюда. Ожила «Оскола» — ожили «Снегири».
— Тогда причём здесь пророчество? Нет, я, в принципе, понимаю, что Колокол Отречения — это колокольня Храма, но там… — внезапно Анастази осекается, вспоминая о гадальном раскладе, сделанном ещё в Карпее. — Постой, ты хочешь сказать, что кто-то намеренно привёл сюда эту заразу?
Корвин энергично кивает:
— Именно так, — говорит он и откладывает распечатки. — Возможно, крушение «Снегиря» не входило в планы этих безумцев, но груз определённо является его частью. Помнишь, ты говорила о смерти своей одноклассницы?
— Да-а… Погоди, разве говорила?
— Даже если и не ты, — отвлечённо бормочет Рейст, — я всё равно стоял неподалёку — меня и опрашивали, потому как я заселился буквально в номере напротив. Так что я видел ваших охотников и слышал, что они обсуждали явку той девушки на вакцинацию.
— Так, ладно. Причём здесь вообще вакцинация?
— А притом, что «Оскола» перевозила «Панацею» — прообраз «Миротворца». В Красмор считают, что утилизировать её хотели не потому, что это отрава, а потому, что неотличима от «Миротворца».
