Таким образом, вопрос о Восточной Карелии был доведен до фактического разрешения. Следует заметить, что Финляндия официально не предъявляла требований на зарубежную территорию, а только привлекала внимание к вопросу о том, как осуществляются права, которые были гарантированы этой территории международными соглашениями.

Внешнеполитическая ориентация Финляндии на страны Балтии достигла максимума ко времени затухания восстания в Карелии. 18 марта 1922 г. министр иностранных дел Р. Холсти подписал в Варшаве пакт, участниками которого стали Финляндия, Эстония, Латвия и Польша. Идея Варшавского пакта заключалась не в военном, а в политическом объединении. Он предполагал совместные переговоры на тот случай, если бы какая-либо из договорившихся сторон оказалась бы под угрозой или стала объектом агрессии. Проблематичной была роль Польши. Проводимая ею политика считалась опасной. По мнению консервативной Национальной коалиционной партии, Варшавский пакт не содержал конкретных гарантий безопасности Финляндии и мог поставить ее на службу интересам других стран, например, Польши, которая имела возможность использовать пакт в антигерманских целях. Следовало также принять во внимание, что после Рапалльского договора укреплялось сотрудничество между СССР и Германией. Социал-демократы также воспротивились пакту. В результате его судьба была предрешена²⁴. Парламент Финляндии не ратифицировал Варшавский пакт, и Р. Холсти был вынужден уйти в отставку. Это нанесло фатальный удар по "балтийской линии" во внешней политике Финляндии. Совместные встречи представителей Финляндии, прибалтийских республик и Польши продолжались, но они становились все менее значимыми. Финляндия занимала на них пассивную позицию. Идея союза была похоронена. В 1924–1925 гг. ориентации на страны Балтии во внешней политике Финляндии окончательно стало отводиться второстепенное место²⁵.

В принципе с позиции Финляндии более естественной альтернативой в смысле выбора внешнеполитической ориентации, чем страны Балтии и Польша, была соседняя Швеция. Она являлась старым и прочным государством, суверенитет которого никогда и никем не ставился под сомнение.

Отношения Финляндии и Швеции были близкими и дружественными еще с того времени, когда Финляндия была частью Шведского Королевства. Финны никогда не считали свою страну шведским владением. Они воспринимали ее как часть государства, в национальном наследии которого культура, законодательство Швеции, а также язык занимали важное место.

Вместе с тем существовали известные факторы, которые противодействовали сотрудничеству Финляндии со Швецией в 20-е годы. На этапе становления независимости у Финляндии возник конфликт с Швецией из-за Аландских островов, население которых было шведоговорящим. Они считались частью Финляндии еще в то время, когда она находилась под властью Швеции, а начиная с 1809 г. стали частью автономного Великого Княжества Финляндского. В смутной ситуации 1918 г. Аланды оккупировали шведские войска, но вскоре Германия, поддерживавшая Финляндию, вынудила их покинуть острова. Швеция продолжала требовать себе Аланды, приводя различные аргументы в обоснование своей позиции. Ее поддерживали сами жители островов. В 1921 г. спор был окончательно разрешен Лигой наций в пользу Финляндии²⁶— один из немногих важных политических вопросов, которые эта организация когда-либо разрешила.

Проблема таким образом была устранена, но известные трения все же осложняли отношения между Финляндией и Швецией вплоть до начала 30-х годов. Поводы для возникновения таких трений в целом были несущественны. Тем не менее тенденция к тесному сотрудничеству между Швецией и Финляндией не находила в 20-е годы одобрения ни в одной из двух стран. Когда в 1923 г. министр иностранных дел Швеции предложил оборонительный союз Финляндии и Швеции, это стоило ему министерского портфеля²⁷.

Разногласия между странами, однако, носили довольно поверхностный характер. Для споров почти не было реальных причин. Так, хотя во внутренней политике Финляндии и велась борьба за положение шведского языка, но его право как языка национального меньшинства никогда не оспаривалось. Более того, права, предоставленные шведскому языку финским законодательством, являлись с точки зрения международных норм исключительно широкими.

С военной точки зрения у обеих стран имелись общие интересы в области обороны. Мысль о том, что в случае агрессии со стороны Советской России ее территория расширилась бы до Торниойоки, т. е. до западной границы Финляндии, вовсе не устраивала военные круги Швеции. По их мнению, оборонительная линия Швеции должна была находиться на рубеже р. Райайоки (Сестра) у границы Финляндии. Начиная с 20-х годов, генеральные штабы обеих стран постоянно обсуждали проблемы оборонительного сотрудничества. При этом они рассчитывали на помощь, которая могла быть предоставлена им на основе решения о санкциях Лиги наций²⁸. Такое сотрудничество не афишировалось, но это ни в коей мере не уменьшало значение того факта, что Швеция была единственной страной, которая могла быстро оказать Финляндии существенную помощь в случае советской агрессии. Как в Финляндии, так и в Швеции единственно возможным носителем угрозы считался Советский Союз. Что касается Германии, то в 20-е годы она была еще слабой, разоруженной в соответствии с условиями Версальского мирного договора.

Ставка на сотрудничество с прибалтийскими странами, равно как и со Швецией, не смогла стать определяющей во внешней политике Финляндии в 20-е годы. Вместе с тем и мысль о прогерманской ориентации, что вполне понятно, была также снята со счетов. До 1926 г. Германия не являлась даже членом Лиги наций. Кроме того, она была разоружена и испытывала трудности из-за внутренних противоречий и к тому же сотрудничала с Советским Союзом на основе Рапалльского договора. Она враждебно относилась к ориентации на страны Балтии и особенно на Польшу²⁹.

С начала 20-х и почти до середины 30-х годов наилучшим гарантом безопасности Финляндии считалась Лига наций. В деятельности этой организации был сделан акцент на юридическое международно-правовое мышление, что сочеталось с преобладавшей в Финляндии внешнеполитической традицией. В частности, в конце 20-х годов Финляндия, входившая в Совет Лиги наций, энергично добивалась, чтобы ее членам — малым странам, были обеспечены особые гарантии безопасности³⁰.

После Локарнского соглашения 1925 г., когда Германия стала членом Лиги наций, Советский Союз попытался создать вместе с своими соседями, в том числе и с Финляндией, независимую от Лиги наций договорную систему. Пакт о ненападении на тех условиях, которые были предложены Советским Союзом, иначе говоря, без упоминаний об арбитраже, на взгляд финнов, находился в противоречии с обязательствами Финляндии как члена Лиги наций. Поэтому предложение было отклонено31. Финляндия, избрав линию, направленную на то, чтобы избежать каких-либо связывавших ее обязательств, отклонила и предложения СССР по так называемому Московскому протоколу 1929 г. и польское предложение, целью которого было организовать единый прибалтийский фронт в рамках этого же протокола³².

В целом же в 1927–1931 гг. для внешнеполитической линии Финляндии характерно проведение обособленной политики³³. Как заметил в 1929 г. германский посланник в Хельсинки, политика Финляндии была "осторожной, недоверчивой, уклончивой в вопросах, связанных с принятием обязательств и выбором ориентации"³⁴.

Этому изоляционизму пришел конец, когда Финляндия, наряду с прибалтийскими странами и Польшей, подписала в 1932 г. с СССР договор о ненападении. Финляндско-советский договор предусматривал, что договаривающиеся стороны останутся нейтральными в случае, если одна из них окажется объектом агрессии. Это обязательство, однако, не имело силы, если одна из сторон сама станет агрессором³⁵. Отличительной чертой этого документа по сравнению с ранее предлагавшимся Советским Союзом договором было то, что теперь в упомянутом в нем условии относительно денонсации не игнорировалась обязанность стран-членов Лиги наций участвовать в санкциях против агрессора. В 1934 г. стороны договорились о продлении договора о ненападении еще на десять лет, т. е. до 1945 г.