– Я ему три телеграммы отправил, одну за другой, с приказом немедленно прибыть в Артур и не вести батальоны к Бицзыво! А Фок до сих пор не ответил, сам в свои выдумки поверил, безумец! Отрешу от дивизии, пусть сидит в отставке без мундира и пенсии, занимается своими пророчествами лживыми! Как так? Проигнорировать приказ и вообще пропасть с войсками неизвестно где?!

В том, что наместник воплотит свою угрозу в жизнь, никто не сомневался – прав у Алексеева хватало, как и возможностей. И Фока было не жалко – накаркал беду на свою бедовую голову старый ворон, теперь попадет ему на орехи.

– Ваше высокопревосходительство, получены две телеграммы, пришли одна за другой.

В комнату стремительно вошел генерал-квартирмейстер полевого штаба наместника генерал-майор Флуг, в руках трепыхались белые ленточки. Его голос прозвучал не только взволнованно, в нем чувствовалось напряжение, словно стальную струну натянули до звона.

– Начальник Квантунского отдела корпуса пограничной стражи подполковник Бутусов телеграфировал сорок минут тому назад: у Бицзыво появились японские транспорты, конные разъезды насчитали больше трех десятков. К берегу суда пока не подходят, видимо, ожидают утра, чтобы начать высадку войск.

– Ох, мать… – Алексеев только выругался, с экспрессией, в большой загиб, с коленцами. Потом тяжело вздохнул, посмотрел на Лощинского, затем перевел свой взгляд на Витгефта.

У Вильгельма Карловича был настолько равнодушный вид, что показалось, будто он просто не расслышал сообщение. Но, судя по глазам, вся эта безмятежность являлась лишь маской.

– Так-так, а вторая телеграмма от кого? Думаю, что от Фока…

– Так точно, ваше высокопревосходительство! Генерал Фок отправил нарочных на станцию Пуландянь, и оттуда телеграфировали сообщение в девятнадцать часов тридцать две минуты. Вот это, только получили… – Флуг начал негромко читать, перебирая ленту пальцами: – Нахожусь с шестью батальонами и тремя батареями на марше к Бицзыво. С сопки наблюдаю многочисленные транспортные суда противника – порядка четырех десятков. Утром будет высадка, но позиции занять успею. Отправил конно-охотничьи команды по побережью, высадку своих разведывательных групп противник не осуществлял. Дам бой. Фок.

– Коротко и по существу, – пробормотал Алексеев, поглаживая ладонью холеную бороду. Затем хрипло произнес: – Если выстоит и скинет японцев в море, наказывать старика за своевольство не стану. Победителей не судят! А если нет, с волчьим билетом отправится в Петербург, а перед этим под суд отдам!

Наместник остановился и посмотрел на Витгефта:

– Вильгельм Карлович, что будем делать?!

– Господа офицеры, у нас мало времени. Через пять часов самое большее японцы начнут десантирование войск на берег посредством имеющихся на транспортах плавсредств – баркасов, шлюпок и прочих лодок. И черт знает еще чего, я не силен в морской терминологии. – Александр Викторович остановился и внимательно посмотрел на собравшихся в китайской фанзе офицеров.

Командир 13-го полка полковник Поспелов сидел на лавке напротив него, рядом с ним – командир батальона 5-го полка подполковник Белозор лет сорока двух, намного моложе своего бородатого соседа. Командир 14-го полка полковник Савицкий, 53 лет от роду, расположился в углу, используя вместо стула перевернутую корзину. Единственный, кто сидел рядом с Фоком за уродливым подобием стола, был временно назначенный начальником штаба дивизии подполковник Дмитриевский, самый молодой среди присутствующих, всего 35 лет, зато Николаевскую академию Генерального штаба закончил, отсюда столь быстрый карьерный рост и высокий чин.

В принципе, Фок был удовлетворен его работой – начальник штаба был толковый, старательно составил диспозицию, подготовил все нужные приказы и довел его волю до исполнителей, а сейчас быстро строчил карандашом в блокноте, подводя итоги импровизированного военного совета. Один недостаток: Александр Викторович теперь был уверен, что именно он является осведомителем градоначальника Дальнего, своего давнего приятеля. А вот старший адъютант штаба дивизии капитан Романовский явно был приставлен самим Стесселем – молодой человек, всего 28 лет, прокололся, получив сказанную мимоходом дезу. И спустя несколько часов получил одергивание от начальника Квантунской области, которое проигнорировал, как и приказы наместника, что поступили один за другим, когда колонны стрелков уже далеко ушли от железнодорожной станции.

– Повторяю: костры не разводить, китайцев с фанз не выпускать, вообще загнать всех жителей битком в сараи и приставить караулы. Окопы отрыть для стрельбы с колена – у нас просто нет времени, да и стрелки должны отдохнуть перед боем. И соблюдать маскировку, в полный рост не вставать, пусть японцы считают, что здесь только конные разъезды. Не хватало еще раньше времени попасть под огонь канонерок. Все, ступайте с богом, каждый знает, что делать, а потому разговоры излишни!

Александр Викторович отпустил всех взмахом руки и остался сидеть в фанзе один – хорошо, что китайских селений на берегу хватало, везде висели рыбацкие сети, которые были тут же реквизированы для маскировки спешно возводимых огневых позиций для артиллерии.

Ночная тьма уже окутала землю, и можно было не бояться вражеских глаз, но береженого бог бережет, как известно. Вечером ему даже стало страшно, когда через окуляры бинокля он внимательно рассматривал стоящую в море на якоре армаду транспортов, растянувшихся линией на несколько верст. И что самое скверное, подходили новые суда, большие, дымящие трубами, набитые солдатами. Через оптику казалось, что японцев там набито как сельдей в бочонке.

Да оно и понятно: прибыла вся 2-я армия Оку, в которую, как он помнил, входило три пехотных дивизии, усиленных полевыми артиллерийскими полками, то есть 36 батальонов и 9 эскадронов при двух сотнях орудий и полусотне пулеметов, общей численностью в сорок тысяч солдат и офицеров. И если все эти войска высадятся на берег, то придется тяжко.

У него крайне ограниченные силы. В центре и на левом фланге оборону будет держать 13-й полк, усиленный батальоном 5-го полка, при двух артиллерийских батареях и трех пулеметных взводах. А правый фланг будет держать 14-й полк с приданной батареей и двумя пулеметными взводами. Вроде силы несопоставимы: у русских шесть батальонов, 24 орудия (16 новеньких скорострельных 76-мм пушек и восемь более старых, 87-мм орудий образца 1877 года, снабженных десять лет назад сошниками). Свою роль должны были сыграть десять пулеметов Максима на высоких колесных лафетах, тяжелых и неповоротливых, своими размерами чуть меньше полевой пушки. Так что он сразу сделал зарубку в памяти: соорудить обычный треножник, легкий и практичный станок.

Вроде невелика его сила, но вполне достаточна. Ведь противник не только должен успешно высадиться на этот пригодный для десанта участок берега, но и закрепиться на нем. А это будет не так просто сделать: море – ведь что чистое поле, в котором набитые солдатами медленно плывущие лодки являются беззащитными мишенями для огня русской артиллерии. А ведь начнется отлив, и тысячи японцев пойдут вброд до берега, с трудом выдергивая ноги из ила. А идти им, как он знал из книг, придется долго, целую версту, а кое-где и больше.

Трехдюймовые пушки образца 1902 года не зря в Первую мировую войну именовали косой смерти: вражеские войска, идущие в атаку по открытой местности, могли быть нещадно избиты. Все дело в том, что французская доктрина единства калибра и снаряда сыграла злую шутку с русскими, которые ее переняли. Главным боеприпасом являлась шрапнель, а гранаты начали изготавливать только перед Первой мировой войной, и то их было мало накоплено – диспропорция три против семнадцати.

Однако здесь и сейчас шрапнель подходила как нельзя лучше – как раз подходящая ровная местность, пусть мокрая и глубокая. Гранаты пока не нужны, так как фугасные снаряды потребны, если враг укрепился, окопы успел отрыть или в фанзах укрылся. И главное, стрелять трехдюймовки станут только с открытых позиций, командиры батарей будут прекрасно видеть цели, правильно оценивать результаты стрельбы.