20 мая Рени родила вторую дочку. Спустя две недели, вечером 4 июня, в Энди Уорхола стреляла радикальная феминистка Валери Соланас, автор «Манифеста черни». Всего лишь двумя-тремя месяцами ранее Соланас, ища издателя своей книги, зашла к Майклу на работу в маленькое альтернативное издательство «Кротон-Пресс». Пятого числа Рени и Майкл услышали по радио, что она стреляла в Уорхола. Оба тут же вспомнили имя Соланас, и Рени сказала, что при другом стечении обстоятельств мишенью феминистки мог стать Майкл. Майкл ушел на свою основную работу — обучать лечебному чтению в одной католической школе Бруклина. В тот день городские газеты пестрели заголовками о случившемся с Уорхолом; выстрел не был смертельным, но Уорхола увезли в больницу.

А художница Рени, все еще находясь в послеродовой депрессии, которую обострили общий климат насилия в городе и недавний выстрел в художника, вошла в свою студию и выпила банку скипидара.

Сестра Майкла приклеила к окну магазина «Эрли» написанную от руки записку:

«Майкл,

Рени отвезли в Бельвю».

Возможно, еще какая-то строка сообщала, что все в порядке…

В тот день Майкл вернулся домой рано и сперва отправился в Виллидж, чтобы заглянуть в «Кротон-Пресс», затем поехал в Ист-Сайд узнать о состоянии Рени. Он не помнит последнюю строку записки — прочитав ее, он сразу помчался в свою квартиру, потом в больницу.

Позднее в тот день я, проходя мимо магазина, заметил, что он закрыт, увидел ту же записку и, не зная, что произошло, сделал в своем дневнике запись о ней.

Вскоре после полуночи в тот же день Роберт Фрэнсис Кеннеди, который еще 16 марта объявил, что выдвигает свою кандидатуру на пост президента, и только что выиграл предварительные выборы в Калифорнии (он победил в пяти штатах из шести), закончил речь в одном отеле Лос-Анджелеса и выходил из него через кухню, где его застрелил иорданец Сирхан-Сирхан. На следующее утро сообщения об убийстве младшего брата покойного президента стерли с первых полос газет заголовки о выстреле в Уорхола.

Рени умерла в больнице Бельвю на следующий день, 7 июня.

Став вдовцом с двумя дочерьми на руках, одной из которых еще не исполнилось и шести недель, Майкл спустя три недели, 28 июня, подписал контракт на свой роман.

Я впервые увидел текст «Злых компаньонов» через несколько недель после смерти Рени. С высоты сегодняшнего дня я лишь помню, что Джек Эрли устроил так, чтобы Майкл читал свою книгу в книжном магазине как минимум по одной причине — отвлечь его от недавней трагедии. Джек попросил, чтобы я читал вторым после Майкла. Моя тогдашняя жена, поэтесса Мерилин Хэкер, недавно вернулась из Сан-Франциско и в тот вечер пошла со мной. Майкл прочитал необычную посткульминационную главу из «Злых компаньонов» — «Постижение мира крови».

Когда закончилось чтение и стихли аплодисменты (насчитывало ли количество присутствующих в тот вечер двенадцать человек? Их, точно, было не более восемнадцати), мы сделали перерыв, чтобы наполнить бумажные стаканчики «шабли» из четырехлитровой бутыли. Я помню, что в первые минуты все говорили меньше, чем обычно принято в таких случаях, ибо мы приходили в себя, ошеломленные электризующей энергией главы из произведения Майкла.

Лето плавно перетекло в теплую осень. А 9 сентября редактор Брайан Кирби отправил Майклу письмо из Калифорнии:

«…И «Злые компаньоны», хочешь верь, хочешь нет, наконец-то выйдут в свет (в октябре) лишь с незначительными поправками и потрясающей обложкой, созданной Леонор Фини. Юрист был просто невыносим на сей счет, но я его перехитрил. Его главное возражение заключалось в том, что книга слишком хорошо написана!»

«Злые компаньоны» вышли в свет только в ноябре. За две-три недели перед тем, как стали доступны первые экземпляры, 19 октября в «Эрли» у «Парка» устроили еще одну вечеринку с вином. До этого у Майкла дома состоялся ужин со спиртным, марихуаной и мескалином. Одна пара взяла с собой детей. Среди гостей в книжном магазине в тот вечер находился украинский художник, игравший на аккордеоне, под который танцевали все, включая Майкла. Около десяти часов с улицы донеслись топот ног и голоса бегущих людей. Майкл и Джек вместе с другими подошли к двери, чтобы посмотреть. Около двадцати или более молодых пуэрториканцев бежали по улице, некоторые держали в руках бейсбольные биты.

Эрли, считавший, что установил хорошие отношения с молодыми людьми, своими соседями, часть которых находилась среди этой группы, вышел на улицу, хотя Майкл отговаривал его, чтобы побеседовать с ними. В то время Эрли щеголял короткой светлой бородой, и кто-то из группы ребят крикнул: «Грязный хиппи, только взгляните на его бороду!..» Как раз в это мгновение игравший на аккордеоне украинец неуклюже встал перед Джеком и был свален на землю, когда две биты опустились ему на голову. Эрли достался следующий удар, Майкл пришел на подмогу, подхватил его и получил удар ножом, который сбоку задел его желудок. Описывая позднее произошедшее, Майкл отмечал, что почувствовал нечто вроде «легкого удара». Только когда все вернулись в магазин, где в углу лежал аккордеонист с сочившейся из головы кровью, Майкл понял, что у него колотая рана. Дети плакали, взрослых охватил ужас, а шайка молодых людей с улицы бросала разные предметы в окна магазина и разбила одно из них! На повторный вызов полиция отреагировала только через час. В какой-то момент Майкл подошел к двери и начал кричать и угрожать ножом молодым людям, теперь ждавшим на противоположной стороне улицы («Я буквально обезумел», — описывал он свое состояние в то мгновение), чем сломал последние преграды, и ребята с бейсбольными битами в руках двинулись вперед.

Майкла положили в больницу Бельвю, и две недели он числился в списке больных, которые находятся в критическом состоянии.

Как ему сказал один студент-стажер, он выжил лишь потому, что в тот день съел так мало и выпил так много. В память о той ночи у Майкла до сих пор остался шрам величиной в восемь дюймов.

Романист Дональд Ньюлав жил рядом с «Эрли» у «Парка» — его роман «Художник Гэрбриел» (издательство «Маккол», Нью-Йорк, 1970 год) содержит беллетризованный, но в общем точный отчет о происшествиях той ночи напротив авеню В, если смотреть с юго-восточного угла площади Томпкинса. Спустя полтора года Перкинс сам написал статью об этом.

Когда экземпляры «Злых компаньонов» появились в Нью-Йорке (я купил несколько экземпляров в книжном магазине «Эрли» и вскоре с радостью раздаривал их своим друзьям), автор лежал в больнице. Однако Эрли выставил несколько экземпляров в треснувшей витрине магазина над вывеской, на которой жители района могли прочитать:

«Перкинс жив!»

Я так подробно описываю все это насилие, как политическое, так и личное, под аккомпанемент которого создавались и вышли в свет «Злые компаньоны», лишь для того, чтобы подчеркнуть, что крайние формы насилия, которыми изобилует сам текст, имели место как в политической жизни того времени, так и в жизни самого писателя.

Основная идея «Злых компаньонов» проста: представьте, что новое племя — дымящие марихуаной длинноволосые молодые люди — битники или хиппи — в самом деле столь же развращено и сексуально опасно, как того боялись наделенные самостоятельным бытием американский средний и рабочий классы…

Книга была написана в то время, когда мужчины с длинными волосами и бородами встречались реже, чем сегодня, и обычно сосредотачивались в одном районе конкретного города. И любой, чья одежда или волосы отражали этот образ жизни, часто хорошенько задумывался о том, что его ждет, если он покинет свой район.

Классовые различия, являвшиеся понятным аспектом этого романа в 1968 году, с тех пор претерпели радикальные изменения — так что сегодня мужчин с длинными волосами скорее всего можно увидеть как раз в местах, где обитает рабочий класс, тогда как в 1968 году такая внешность стала бы источником выкриков, обрушившихся на рассказчика в двенадцатой главе: «Почему бы тебе не постричься?», «Его надо отправить в зоопарк!», «Эй, заросшая рожа!» Как бы то ни было, изменение социальных конфигураций еще больше обостряет сексуальное видение Перкинса.