— Врачами?

— Пожалуйста, не задавайте мне вопросов. Мне запрещено что-либо говорить вам. Разденьтесь, пожалуйста.

Мы сняли одежду, он исчез вместе с ней и вернулся с большим тазом, наполненным водой, мылом и полотенцами.

— Первым я вымою тело леди.

Энн послушно стояла, но ее тощие бока подрагивали от мягкого прикосновения его рук. Стоя, он вымыл все ее тело, начиная со лба и опускаясь вниз медленно и с наслаждением. Все тело Энн покрылось гусиной кожей. Я хотел было сесть на пол, но зеркальная поверхность оказалась слишком холодной, поэтому мне пришлось ходить туда-сюда, пока японец закончил свою неспешную работу. Когда внешний вид Энн наконец удовлетворил его, он вытащил маникюрные ножницы и по возможности короче остриг ей ногти на руках и ногах.

Затем настала моя очередь. Со мной он разделался быстрее, скорее всего, потому, что от меня шел плохой запах. Закончив, он заставил меня ждать, пока доставал ножницы и бритву.

— Наклоните голову, — приказал он и отрезал мне бороду. Еще несколько минут, и моя голова лишилась растительности. Он подмел волосы, ушел и вернулся с большой бутылкой спирта и губкой. Нас обоих почистили второй раз, и терли так сильно, что казалось, будто сдирают кожу. Когда мы от спирта стали совсем красными и сухими — от паров мне захотелось блевать, такие они были крепкие, — он объявил, что мы готовы.

— Для чего? — спросила Энн.

— Для осмотра. Ждите здесь.

Ожидая, мы посмотрели на себя в зеркалах и даже сумели посмеяться над своими невероятно странными белыми, тощими телами, такими чистыми и ароматными.

— Как ты думаешь, для чего понадобился спирт? — спросила Энн.

— Он сказал, что будут врачи.

— Как же мы влипли в это?

— Потому что мы живы. Просто потому, что мы живы.

— Что ж, им бы лучше поторопиться с этим. Спирт воняет. И мне холодно.

Через несколько минут те же джентльмены в шелковых костюмах и темных очках открыли дверь.

— Готово, — сказали они и жестом пригласили нас выйти. Мы шли за ними по короткому коридору, который казался безупречно чистым, и очутились в большой комнате, посреди которой стоял операционный стол. Вокруг стояли ряды стульев, занятые примерно двадцатью или тридцатью мужчинами в белых халатах хирургов. Нас подвели к столу и велели сесть на него, и тут сопровождавшие нас лица ушли. Свет ослеплял. Быстро взглянув на Энн, я увидел, что она страшно напугана. Я закрыл глаза и ждал.

Старческий пронзительный голос сказал:

— Это самые недокормленные субъекты, какие попадали сюда. Кого же они сейчас нам присылают?

Другой голос ответил:

— Ничего страшного. Будет интересно поработать с такой тощей плотью. Давайте займемся делом. У меня назначена встреча. Эти двое ведь совершенно новое явление, вам так не кажется?

— Вы знакомились с их историями? Увлекательное чтиво.

Похоже, говоривший приближался. Я открыл глаза и увидел, что к нам идет безупречной внешности мужчина лет пятидесяти с небольшим. Добравшись до нас, мужчина повернулся к присутствующим и как тореадор заявил о том, что он собирается делать:

— Я попрошу их обоих поухаживать за мной.

Мужчина велел нам спрыгнуть со стола, сам забрался на него и вытянулся во весь рост. Одним движением руки он раскрыл халат, демонстрируя, что под ним другой одежды нет.

— Мальчик, дай мне свой член. Я отсосу тебе яйца. А девушка пусть заберется на меня.

Это был приказ не из тех, каким можно пренебречь. Мужчина говорил тоном человека, которому не возражают с того самого дня, как он появился на свет. Я поднялся и подал свой член, который он схватил чистыми, пухлыми пальцами и воткнул себе в рот. Я смотрел, как Энн забралась на мачту мужчины, пока сам стоял и кормил его. Энн неторопливо усаживалась на его член и немного завихляла, чтобы устроиться получше. Она крепко зажмурила глаза. Мужчина выплюнул мой член и прокомментировал:

— У него хороший вкус. Здесь я один из немногих, кому нравятся мальчики, так что покажи, на что ты способен. Воткни его.

Я вонзил член до упора в вишнево-красную глотку, но снаружи остался кусок, и он заглотил все, сильно чмокая губами. Энн все еще двигалась то вверх, то вниз на его члене, словно ребенок на карусели, но это, видимо, не дало желаемого удовлетворения. Наконец мужчина крикнул:

— Хорошо, хорошо. Слезай.

Затем подошел следующий. Мне предстояло дать ему лизать свои ноги, пока он трахал Энн обычным способом. Видно было, что все присутствовавшие будут заниматься нами по очереди. Мне пришлось смириться с этим, поступая так, как приказывали, совершая для проформы движения, пока мое тело протыкали то снизу, то спереди, пока меня облизывали и лапали до тех пор, пока я не почувствовал себя горячим гамбургером. Когда все насытились, нас снова отвели в полуподвальный этаж и оставили там. Мы оба никак не могли отдышаться.

Через некоторое время, когда мы пришли в себя, Энн спросила:

— Что они собираются с нами делать? Они чокнутые — ты знаешь это?

Нам позволили спать допоздна, японец принес немного воды попить.

— А как насчет того, чтобы перекусить? — спросил я.

— Нет, до операции еды не будет.

Нам пришлось пройти ту же процедуру, что и предыдущим днем, — нас помыли, затем растерли спиртом. Конечно же, мы ослабели.

На этот раз мы пришли в операционную комнату упавшие духом, с заплетающимися ногами и ослабевшим зрением. Снова мы сели на стол и взглянули на присутствующих — наших неизвестных мучителей — сквозь невероятно яркий свет операционной комнаты. На этот раз вокруг стола были разложены инструменты, а в углу я заметил группу медбратов.

— Добрый день. Надеюсь, вы хорошо выспались и ничего не ели. Мы хотим, чтобы девушка легла на стол. Вы можете сесть вон на тот стул.

Я подошел к прямому деревянному стулу близ рядов сидений, на которых они устроились. И тут все началось. Группа санитаров двинулась к Энн. Ей дали обезболивающее средство — эфир, пожалуй, я с детства помню этот запах — и привязали к столу. Когда ее приготовили, какой-то голос объявил:

— Эту операцию проведет доктор Озон. Пожалуйста, следите внимательно за тем, как он сделает девушке первый надрез. Выбор пал на него, потому что он успешно провел сексуальную трансплантацию.

Все оживились, эти слова подействовали. Из-за санитаров я почти не видел Энн, но тут полный старик лет шестидесяти с хвостиком вразвалку начал спускаться по лестнице к привязанному к операционному столу телу и улыбался, словно собираясь получить награду. Все отступили от стола. Теперь я четко видел происходящее. Я смотрел, как доктор Озон взял скальпель у одного из медбратов и обошел вокруг стола, изучая лежащее перед ним тело со всех углов. Тогда он поднял руку и опустил острую как лезвие сталь на точку под ее грудями и провел от нее до нижней части живота. Один из санитаров вышел вперед и губкой стер кровь, но доктор Озон оттолкнул его и повернулся к присутствующим. Его встретили взрывом аплодисментов. Он вернулся к работе и начал черкать что-то на ее теле, оставляя красный след после каждого прикосновения. Пока доктор Озон резвился, голос — на этот раз громкий, почти супермужской — начал говорить:

— Наш любезный коллега возьмет нас собой в короткое путешествие сквозь ее тело. Он начнет скользить по крови, а мы будем сопровождать его, когда он откроет перед нами мир, к исследованию которого нас так долго готовили. А наши исследования только что начались. Вскоре он закончит подготовительные мероприятия и приступит к тому, для осуществления чего не всем из нас хватило духа. Когда доктор Озон к этому приступит, я попрошу, чтобы в этом зале не было слышно ни звука.

Пока он говорил, доктор Озон повернулся к присутствующим и резко кивнул.

— Доктор готов — введите субъекта.

Все головы повернулись, когда другие медбраты вкатили на носилках тело мужчины. Я раньше его никогда не видел и задавался вопросом, как тот попал в эту липкую сеть. Так же, как и мы? Однако с ним занялись безо всяких вступлений. Когда санитары привели Энн в порядок и зашили разрезы, которые все же казались неглубокими, доктор Озон обратил свое внимание на молодого человека. Никаких обезболивающих не применяли. Он застыл над гениталиями, и тут нож опустился. Двумя молниеносными движениями гениталии были отделены от тела. Крик молодого человека прозвучал резко, словно разбитое стекло, и я понял, что все до одного прислушиваются; затем крик перешел в булькающий вздох, когда оперируемый отключился. Озон поднял гениталии высоко над головой, словно трофей, и заслужил новый взрыв восторженных аплодисментов. Он бросил кровавое мясо в кастрюлю, подставленную медбратом, и вернулся к Энн. В комнате не раздалось ни звука, когда доктор Озон быстро нанес несколько разрезов в области таза Энн и попросил кастрюлю с гениталиями. Вскоре он, словно искусная швея, вшивал их ей между ног. Завершив первую стадию операции, он поднял руки над головой в знаке победы. Снова раздались аплодисменты. Тот же голос сказал: