Без лишних слов Элин поддержал инициативу Марагоса, мастерски наладив связь меж двух таких разных, но таких похожих душ. Одна — моложе и зыбче, вторая — старше и крепче. Одно только это составляло бы собой огромную разницу, если бы наполнение этих “сосудов” можно было не спутать. И случайностью эту аномалию было не объяснить, в чём Элин и Марагос пришли к абсолютному согласию. Кто-то, — вероятнее всего — сам будущий Король Змей, — порядком наследил, выстраивая свою игру. И к чему это приведёт прямо сейчас сказать было невозможно, что в равной мере расстраивало обоих анимусов, прикоснувшихся к запретному и не понимающих, что именно они сейчас делали.

Пока не понимающих…

Иногда время подобно едва тянущейся густой грязной массе, которую так и хочется принудительно переправить туда, куда нужно, а иногда время не отличить от дуновения ветра, которое лишь ощутишь — и вот уже о нём ничего кроме образа в памяти не напоминает. Элин в своей жизни удивительным, — или вполне естественным? — образом умудрялся чередовать эти состояния, и потому не обращал на эту особенность своего мировосприятия большого внимания.

А вот последние два года наоборот притягивали взгляд, заставляя видеть в них не грязь и не ветер, но что-то среднее. Каждый день перерождённого был наполнен тянучей, неприятной и неизбежной болью, вызванной попытками понять пустоту, увидев в той что-то кроме непонятных и обрывочных образов, почему-то ассоциирующихся с визуальными. И — да, именно ассоциацией были те “окна в другие миры и времена”, которые анимус демонстрировал своему коллеге. Ведь его разум на тот момент даже в малой мере не мог осознать суди наблюдаемого по простой, даже в чём-то прозаичной причине. У человека не было тех органов восприятия, через которые разум мог бы по-настоящему прикоснуться к пространству и времени.

Так как тогда суть слепец увидел солнце? Как глухой вкусил музыку и насладился ею? Ответ крылся в слиянии, подарившем человеку иную, более совершенную оболочку. И заметил Элин эту особенность ещё в тот момент, когда во время медитации его тело начало инстинктивно расплываться, теряя форму… и началось это именно с головы. Со средоточия органов чувств, исчезновение которых было замечено хозяином отнюдь не сразу.

Впрочем, он и додумался до нескольких простейших проверок не сразу, поначалу рассчитывая обойтись привычными сознанию инструментами. Ведь изменение тела, даже временное, это не банальная маскировка или смена облика. Природа изменений, как и её последствия, лежали много глубже, затрагивая саму человеческую суть, за которую Элин отчаянно цеплялся, сам того не замечая. Он просто не мог иначе, родившись человеком и умерев им же, а после повторившим этот цикл вновь. Но упорство, силы разума и воли, а так же давление обстоятельств, в которых никак нельзя было просто течь по течению смогли всё кардинально изменить. Осталось ли после этого в Элине что-то от человека? Пока — да, но эта его часть стремительно таяла, подобно кубику льда в тёплых океанских водах.

— Сегодня мы проведём эксперимент, о котором ты грезил, Марагос. — Слова, брошенные вроде бы в пустоту нашли того, кому предназначались. В этом Элин был уверен так же, как и в том, к чему это вмешательство приведёт. — Надеюсь, оборудование для своих наблюдений ты уже подготовил.

Лишь спустя четверть часа ведущая в помещение дверь распахнулась, и внутрь быстрым шагом вошёл хозяин лабораторного комплекса, к нынешнему моменту почти полностью оказавшимся поглощённым пустотой.

— Ты действительно всё подготовил?

— Как будто от меня нужно так уж много. — Элин открыл глаза, окинув Марагоса мимолётным взглядом. Его слабо интересовало, как тот выглядел, ведь мыслями анимус сейчас был действительно далеко ото всего, не относящегося к пустоте, ему самому и его же дальнейшей судьбе.

— Что ж, с этим я вынужден согласиться. Прямо сейчас?

— Именно. Уже запустил, что хотел? — Ответом Элину стал короткий кивок. — Тогда я начинаю. Первой на очереди будет плоть…

Стоило Элину произнести последнюю фразу, как от его запястья, предварительно обнажённого, отделилась постоянно меняющаяся капля, связанная с основным телом тончайшей нитью, которая, казалось, могла оборваться от малейшего воздействия. Продержав её в подвешенном состоянии несколько секунд, анимус сконцентрировался — и позволил капле приблизиться к самой двери, за которой находилась пустота. Уже совсем иная, нежели два года назад, но не изменившаяся с того момента ни на йоту. Просто сам Элин видел её иначе. Видел… и понимал, что этой частью эксперимента, вероятнее всего, лишь закрепит в Марагосе уверенность в существовании пустоты, в иных обстоятельствах необнаружимой.

Тем не менее, в момент соприкосновения плоти и пустоты Элин Нойр внутренне напрягся, и определённо затаил бы дыхание, если бы его телу в принципе нужно было дышать.

Словно при падении камня в водную гладь, по многомерной поверхности пустоты пошли волны, искажающие её и позволяющие как бы заглянуть за угол каждой её точки. Элин, без страха и с практически полным пониманием процесса вглядывающийся в эту многомерность, улыбнулся: его теории только что подтвердились, что значительно повышало шансы на успех всех последующих действий…

А между тем нить, соединяющая Элина с каплей, начала утолщаться и крепнуть, в то время как основное тело капли уже по ту границу реальности взорвалось десятками тонких и невесомых лент, каждая из которых устремилась в одному перерождённому ведомом направлении. Весь процесс тщательно им контролировался, а улыбка на лице уже-не-человека становилась всё шире. Он смог! Не просто ткнулся наудачу, словно слепой котёнок, а выстроил реально жизнеспособную систему в условиях крайнего дефицита информации!..

— Что за чёрт?..

— Сейчас ты видишь перед собой пустоту. Многомерное, сжатое пространство-время в том виде, в котором его может воспринимать твой разум. — Говорила сейчас малая толика ресурсов сознания Элина, используя, по сути, заранее подготовленные реплики. — Пространство-время, в котором истинно всё существующее. Нет чужеродных элементов — есть лишь выбившиеся из общей картины, из первой, изначальной и единственной проекции. Так было. Сейчас же…

Трудно описать, что именно чувствовал Элин, обрабатывая информацию с лент, прорывающихся сквозь пространство-время. Он ударными темпами формировал в своём сознании многомерную “карту”, чего определённо не удалось бы достичь без предварительной подготовки, главной частью которой стала адаптация и осознание пустоты. Пустоты, которая таковой не являлась вовсе.

— … содержимое некогда единственного сосуда оказалось распределилось по тысячам прочих, а на освободившееся место пришли “иллюзии”. — Впрочем, иллюзиями они были в той же мере, в которой фантомом являлся воздух в стакане, из которого вылили большую часть воды. Не то, что было изначально, но и не пустое место. — А ещё нечто могущественное стремится собрать части целого воедино. И… зовёт.

Больше всего Элина удивил не сам факт того, что в пустоте первым делом он услышал чей-то зов, а то, что тот в себе нёс. Не просто слова, и даже не мыслеобраз, а буквально поток понятной даже смертному информации, которую можно было назвать инструкцией. Путеводная нить, тянущаяся сквозь время и пространство и ведущая прямиком к источнику зова.

Зова, бездумно следовать за которым Элин не решился, пусть и сделал выводы из его содержимого.

— Теперь я уже не уверен в том, что мне ничего не грозит. — Тихо произнёс Марагос, которого прямо сейчас окутали абсолютно все возможные защиты, из-под которых то и дело вырывались анализирующие и сканирующие техники. Один из сильнейших истинных людей пытался понять, что он сейчас видит, как с этим чем-то взаимодействовать и чего в конечном счёте ожидать. Но привычные методы познания едва ли можно было назвать рабочими, так как поставляемые ими данные разнились от раза к разу настолько, что можно было подумать, будто объект сканирования и вовсе не являлся чем-то цельным, если вообще существовал.