— Скажите, Матвей Захарыч, а немецкий штаб нам удалось захватить?

— Немцы после себя ничего не оставляли. Все сжигали, а что могли — вывозили. Кроме руин, нашим ничего не досталось.

— А могли они что-нибудь спрятать? Закопать то, что нельзя увезти и уничтожить?

— Слухи такие ходили, будто один из высоких чинов решил схоронить в наших местах крупный архив с особо важными документами. Здесь, неподалеку, у деревеньки Радищеве. Искали после войны, но ничего не нашли. Правда, и не особо старались, но если бы и пытались, то впустую. Там сейчас какое-то строительство ведут, болото осушили, котлованы роют, но ничего не откопали.

— Туда можно попасть?

Хозяин усмехнулся и покачал головой.

— Всё колючей проволокой обнесли. Вроде как частная собственность. Мне не приходилось слышать, чтобы в России землей торговали, но ведь законы законами, а деньги деньгами. Ходил я как-то в военкомат за справкой и видел одного из владельцев этих земель. Понял только, что он нерусский. А сопровождал его сам начальник областного УВД. Стелился перед иностранцем, двери в кабинеты открывал. Приходили за техникой. Солдатам тоже деньги нужны. Что уж там говорить, если они милицию и военных купили, а земли здесь навалом, и вся она мертвая. Хоть задаром забирай. Только кто возьмет-то?

— Однако взяли.

— Нам, здешним, невдомек. У них, видать, не так мозги повернуты.

— Тут напрашивается еще один вопрос, Матвей Захарыч. Работы иностранцы ведут обширные, используют тяжелую технику. Сельские угодья в ваших местах, скажем прямо, паршивые. Пара фабрик и один заводишко всех желающих работой не обеспечат. Наверняка кто-то из здешних пытался устроиться к иностранцам на работу. Вы что-нибудь слышали об этом?

— Конечно, но они отказали ребятам: мол, своих девать некуда.

— Дорого возить с собой рабочую силу. Их же жильем обеспечивать надо. К тому же местные мужики дешевле стоят.

Ответа Настя не услышала, ветеран лишь пожал плечами. Она заметила в его глазах разочарование. Он-то небось думал, речь пойдет о его подвигах, а журналистка интересовалась немцами и сегодняшним положением местного населения. Настя решила исправить положение и перевела разговор на военную тему, расспрашивая о партизанском движении. Тут Захарыч воспрял духом и сел на любимого конька. И куда нынешние писатели смотрят! Самый страшный момент попал на конец войны, когда немцы отступали. Тогда семнадцатилетний Матвей лежал в госпитале с ранением в ногу. Тут на лазарет напали эсэсовцы. Расстреляли всех живых. Матвею удалось спрятаться на чердаке, и он единственный, кто остался в живых. Через час немцы ушли. Матвей хотел найти хоть одного живого, рыскал по госпиталю, как вдруг раздался взрыв. Фашисты взорвали плотину, и в низину, где размещался госпиталь, хлынула вода. Через полчаса на этом месте образовалось озеро, и Матвей выбирался из ловушки вплавь, пока не достиг суши. С годами озеро превратилось в топкое болото, похоронившее под собой погибших солдат от зверской акции взбесившихся эсэсовцев.

Визит к ветерану оставил у Насти неизгладимое впечатление. Она думала о нем всю дорогу, возвращаясь назад. Впечатлений хватало, есть чем поделиться с ребятами. Интересно узнать, что им удалось выяснить. Вряд ли поход в лес оставит столько же впечатлений, сколько получила она. Но на этом ее приключения не кончились. В деревне ее ждал неприятный сюрприз.

К полудню они вышли к заданному квадрату. Небольшое поле, заросшее бурьяном, а за ним черная полоса леса. Над землей стелился туман, словно серое покрывало из пуха, в котором утопали щиколотки ног. Сырой воздух и висевшие над головой черные тучи. Малоприятное удовольствие гулять по такой погоде в таких местах. До поселка рукой подать, километра три, не больше, а здесь безлюдье и гробовая тишина, будто они забрались на чужую планету в зону отчуждения.

— Похоже, мы заблудились, — сделал вывод Журавлев. Наташа достала из рюкзака карту и компас. Она долго делала свои сложные расчеты, потом покачала головой.

— Нет, мы идем правильно. Судя по всему, нам надо пересечь лес. Я не думаю, что он глубокий. Километра полтора, не больше, и мы попадем на объект.

— Ладно, пойдем. Ничего не поделаешь. Они вышли к опушке, вдоль которой шла проселочная дорога с примятой гусеницами тракторов почвой.

— Видишь? — спросила девушка, — Обычная машина здесь не пройдет, завязнет, а тракторы ходят. Тут на несколько верст ничего не высаживают. В такой почве, кроме репейника, ничего расти не может. Тогда что здесь делать тракторам? Ответ простой — за лесом идут какие-то строительные работы. Ты глянь на дорогу. Она вся исполосована гусеничными следами и вмятинами от большегрузных машин — «КамАЗов», самосвалов. Тут работа вдет полным ходом.

— Значит, через лес есть дорога, ведущая к объекту. Она нас и выведет куда надо.

— Ишь какой ты прыткий! Ты думаешь, эту дорожку не охраняют? Нам только не хватает в лапы к Крылову попасть. Надо понимать, что значит для Шефнера и его банды их объекты. Они ведь не клюквой на зиму запасаются.

— Ты права, осторожность нам не повредит. Преследовать своих преследователей дело рискованное, особенно таких, как Крылов.

Они прошли вдоль опушки, подыскивая более удобное место, где можно пройти, минуя колючий кустарник. Но как только такое место было найдено, они наткнулись на столб с табличкой: «В лес не заходить! Непроходимая топь! Змеи!»

— Хорошая страшилка, — усмехнулся Вадим.

— А кого они ею пугать будут? Местных? Так тех не напугаешь, они здесь каждый куст знают.

— Однако мы ни одной живой души не встретили, а сейчас самое время урожай грибов собирать и упомянутой тобой клюквы. Местная публика живет подножным кормом.

— Ладно, не будем разводить философию. Идти в любом случае надо, — решительно заявила Наташа и, перепрыгнув через канаву, направилась к лесу.

Вадиму ничего не оставалось, как последовать за ней. Ноги проваливались в мягкую, поросшую высокой травой почву, под подошвами резиновых сапог хлюпала густая зеленая жижа.

— Держись ближе к деревьям, там суше! — крикнул девушке вслед Вадим. — И не торопись так. Мы никуда не опаздываем.

Они прошли еще полсотни метров, и тишину разорвал кошмарный вопль. Оба застыли на месте.

— Что это? — испуганно спросила Наташа.

— Кто-то угодил в трясину. А ты говоришь, что мы здесь одни. Нашлись и другие психи.

— Я даже не поняла, кто кричал — мужчина или женщина. А ты как думаешь?

— Я не думаю. Вопль страха не имеет пола. Надо обломать орешник и сделать трости. С хорошей палкой идти спокойней и легче. И почву прощупывай, прежде чем ступать.

— Он кричал где-то рядом.

— Так кажется. Эхо. Километра два отсюда. Вадим принялся обламывать орешник. Наташа наблюдала за ним и чувствовала, как сильно колотится ее сердце. Она старалась отгонять от себя страх и не думать об опасности. Все будет хорошо. С ними ничего не должно случиться. Это несправедливо.

Вадим подал ей двухметровую палку.

— Вооружайся, Натали. Теперь тебе и медведь не страшен. И не скачи по кочкам, как коза. Идем тихо к спокойно.

И они пошли. Следующий сюрприз их ждал через три сотни метров, когда лес сгустился, кустарник пропал, а трава стала ниже. На сей раз вскрикнула Наташа. Пусть не так отчаянно и страшно, но Вадим вздрогнул. Он глянул на девушку и увидел ее бледное лицо и глаза, полные ужаса.

Он проследил за ее взглядом, и по его телу пробежала дрожь. Зрелище было отвратительным. На земле, прислонившись к дереву, сидел скелет в порванном ватнике. Рядом находилась огромная муравьиная гора, и желтые прожорливые твари ползали по обглоданным костям в поисках остатков былого пиршества.

Наташа стояла не двигаясь, будто завороженная, и не могла оторвать взгляда от страшной картины. Вадим взял ее под руку и отвел в сторону. Он чувствовал, как девушку трясет, словно через нее пропустили электрический ток. Оказавшись в стороне, она уперлась рукой в дерево, и ее вырвало.