Канистры были спущены вниз. Огороженный огнем, Вадим разлил топливо полукругом от стены до стены и поджег солярку.

— Минут за пять сгорим — предположил Гусь.

— Надо опробовать вес ящиков. Они не такие уж большие, лебедка может вытянуть семьсот килограммов, — рассуждал прораб. — Попробуем зацепить по два крюка на каждый ящик, лебедка выдержит пару сундуков, главное, чтобы тросы не оборвались, и тогда дело пойдет вдвое быстрее.

— Помахайте факелами. Змеи могут забиться между кофрами.

Кореец залез на самый верх. Три гадюки тут же забились в щели.

— Их и здесь хватает. Лучше их не двигать, а только цеплять и оттаскивать в сторону. Первая попытка удалась. Лебедка выдержала два ящика, и они благополучно добрались до верха, где были отведены в сторону и отцеплены.

— Давай лебедку вниз. Гусь! — кричал Гаврилюк. — Радуга еще горит вокруг нас, успеем еще пару поднять.

Подняли еще два ящика. Огонь стал угасать, и в третий раз они поднялись на лебедке сами.

Осмотр стальных сундуков ничего не дал.

— Петель не видно, замков нет, только щель по кругу.

Журавлев ухмыльнулся.

— Смешно смотреть на блатного, который не знает, с какого конца чемодан открывается.

— А сам-то знаешь? — спросил прораб.

— По клепкам определить можно. Здесь они гладкие, а с этой стороны выемки имеются под крестовую отвертку. Выкручивать нечем и долго. Срезай их автогеном. Кореец. Начинай с середины. Скорее всего, запор должен находиться в этом месте.

Вспыхнула горелка, посыпались искры, и металл начал раскаляться. Клепки отскакивали так, будто держались на пружинах. Одна, вторая, третья, на седьмой что-то щелкнуло.

— Хватит! — скомандовал Гаврилюк.

Он поднял с полу лопату, просунул ее в щель и приподнял. Крышка открылась. Ящик был забит рулонами бумаги, будто они достали архив инженера-строителя с чертежами. Гусь развернул один рулон, и на пол упал свернутый холст, похожий на кусок мешка с жеваными углами. Кореец развернул его.

— Картина какая-то. Старый хлам тут, а не золото.

— За этот старый хлам тебе отвесят золота столько, сколько пожелаешь. Автор этого хлама великий художник Веласкес. Миниатюрный вариант картины, до войны висевшей в Пушкине под Питером. Тысяч на триста долларов потянет, если, конечно, знать, кому продать. Ингрид знает.

И Журавлев многозначительно взглянул на прораба, а его рабы тупо разглядывали старое потрескавшееся полотно гениального мастера.

«Мерседес» затормозил возле шлагбаума, преграждавшего дорогу. Гельмут, сидевший за рулем, остался в машине, а Шефнер вышел и направился к вооруженному охраннику.

— Мне нужно проехать на объект.

— На вас есть пропуск? — холодно спросил охранник.

— Какой еще пропуск? Я хозяин этого объекта. Это моя собственность. Меня зовут Ханс Шефнер.

— У меня один хозяин — начальник охраны. Я стою на посту и выполняю приказ. Сегодня никого пропускать не ведено. Объект на спецрежиме.

— Никаких режимов я не объявлял. Соедините меня с вашим начальником.

Охранник провел Шефнера в будку, снял трубку со стены и нажал кнопку.

— Третий, я первый. К объекту подъехал «мерседес». Некий Шефнер требует, чтобы его пропустили. Выслушав третьего, он положил трубку.

— Ждите. Сейчас к вам выйдут. Шефнер вернулся в машину.

— Тут что-то не так! — возмутился он.

— Я уже давно это понял, как только Гюнтер не явился на совещание. Его нет уже трое суток.

— Кто же здесь руководит работами?

— Прораб Гаврилюк. Странно, почему Гюнтер не нанял других. По инструкции, положено три прораба — один другого контролирует. У нас на объектах работает очень опасный контингент, и во избежание сговора все, работающие непосредственно с рабами, должны сами находиться под пристальным присмотром. Прорабы меняются каждые сутки, а здесь учинили свои правила. Очевидно, Гюнтер попал под влияние.

— Гаврилюк… Да, я его помню. Его рекомендовала Ингрид. Вроде он руководил какими-то работами на Севере в одном из лагерей. Имеет большой опыт в общении с заключенными. У меня к нему нет претензий, и Гюнтер был им доволен. Жестокий и сильный человек, отлично справлялся с работой, и этот объект всегда опережал план, в отличие от ваших. Если Гюнтер ему доверял, почему я должен в нем сомневаться?

— Давай подождем. Сейчас все прояснится.

— Подождем, только чего? Я не могу понять, что происходит. Куда делся Крылов? Кто устроил на него налет в центре Смоленска? Может быть, его тоже убили? Крылов всегда был главной моей опорой. Я чувствовал себя с ним как за каменной стеной. Два года безупречной службы, ни одного нарекания. Потеря Крылова равноценна трагедии. Куда исчезла Ингрид? Уж с ней-то ничего не могло случиться. Более осторожных людей я не знаю. Если Крылов всегда был связан с риском, то Ингрид шла на него только в самых крайних случаях, когда организации что-то грозило извне. Я не могу себе представить Ингрид растерянной, испуганной или застигнутой врасплох. Она умеет просчитывать все ходы наперед.

— Сейчас, Ханс, тебе не об этом думать надо. Все они хороши были, находясь в равных условиях. Но если архив в действительности обнаружен и цель достигнута, многое, может стать непредсказуемым.

— Эти вопросы были решены еще до начала операции. Ингрид получает тридцать процентов от общего числа найденных ценностей. Американцы довольствую копиями всех документов. Договора подписаны, и ни ничего изменить не может.

— Конечно, если бы мы находились в Германии, так оно и было бы. Но мы на территории той страны, где нет законов, а те, что есть, существуют только на бумаге. Прожив здесь два года, Крылов и Ингрид это поняли и могли пересмотреть свое отношение к договорам, заключенным в Берлине. С такими деньгами совсем не обязательно возвращаться на Запад. Им и здесь можно найти применение, пустить в оборот, и через год-два появятся новые Березовские, Абрамовичи, Гусинские в лице Крылова или какой-нибудь прибалтийки Магды Вяйле.

— Я в это не верю. В них еще остался здравый смысл.

— Тебе виднее. Я высказал свое мнение, а ты решай, если, конечно, твои решения будут для кого-нибудь иметь значение.

Шефнер тяжело вздохнул.

Но если Шефнер и Гельмут занимались умственной работой, то Гаврилюк, назначенный Шефнером на должность прораба, взмок от физической нагрузки. В подвале работа шла полным ходом. Выбившиеся из сил четыре человека вскрывали пятнадцатый по счету ящик. Содержимое стальных кофров придавало им силы и энергии. В углу стояло тридцать мешков, набитых доверху бесценным грузом.

Вскрыли крышку очередного кофра. Теперь они делали это с легкостью, поняв секреты запоров. Сверкавшие кольца, колье и браслеты только поначалу слепили глаза. Теперь они уже не вызывали особых эмоций, а перегружались в мешки, как зерно при помощи лопаты. Каждый спуск в склеп сопрягался со смертельной опасностью. Горючего в канистре оставалось еще на один заход. Сожгли более десятка факелов. Силы были на исходе. Освободив кофр от ценностей, они загружали его песком, запирали кофры и опускали вниз.

— Так, — вытирая пот со лба, прохрипел Гаврилюк, — там осталось пять ящиков. С нас и этого хватит силы еще понадобятся. Все с этим согласны?

Никто не возражал.

— А куда мешки девать? — спросил Кореец.

— Нам хватит двух тракторов с прицепами. Подгоняйте их ко входу. Загрузим мешки, накроем их брезентом и отгоним груз за мой барак. Пусть до ночи стоят там. За частоколом их не видно, да и кого заинтересует прицеп с мешками. Главное, чтобы здесь все выглядело пристойно. Все ящики на месте, вес подходящий, заперты, вот только стоят не так, как надо, но кто может знать, как и кто и по какому принципу их укладывал. Так, ну хватит болтать. Кореец и Гусь, отправляйтесь за транспортом. Нам пора грузиться, отгонять груз и готовить людей к ночной операции.

Урки побросали лопаты и направились к выходу.