«Что же делать с этим «рыцарем»? — размышлял Гонтарь. — Выследил, выходит, все слышал и видел. Нехорошо. А если донесет? А если он вообще…»

— Слушай, Сережа, — ласково сказал Гонтарь. — А ты, случайно, не из ментов, а? Это ведь они любят выслеживать. И ты один сюда приехал? Или дача моя уже оцеплена?

— Я студент, и никакой не милиционер. И ехал за Светланой.

— Вот тебе Светлана! — Боб свернул перед носом Сергея кукиш. — И вали отсюда по-хорошему, пока цел! Впрочем, погоди-ка, Светик, иди сюда! — он рванул ее за руку. — Ты что, на два фронта работаешь, да?

— Пошли вы все от меня! — Светлана стала вырывать руку.

— Дача моя — не место для выяснения любовных отношений, — вмешался Гонтарь, решив для себя, что надо помягче уладить этот конфликт. А потому, юноша, прошу покинуть территорию. Иди туда, откуда пришел. Ну!

— Не пугай, дядя, я не из пугливых, — спокойно сказал Сергей. Повернулся к Светлане: — Ты поедешь? Или… остаешься?

— Сережа, ты иди, мы… мы потом с тобой поговорим, — Светлана потупила голову, повернулась, торопливо пошла в дом.

— Проводите, господа! — Гонтарь мигнул Басалаеву, тот хорошо понял хозяина, пошел следом за Сергеем, незаметно подхватив у ворот камень. Потянулся вслед за ними и Фриновский.

— И больше, юноша, так не делайте! — говорил Гонтарь, идя следом. — Подглядывать в чужие окна нехорошо. Так настоящие студенты не поступают, даже если они и очень влюблены. Светлана, судя по ее поведению, вас отвергла…

Сразу же за воротами, улучив момент, Боб коротко и зло ударил Сергея в голову. Тот, взмахнув руками, беззвучно упал в траву.

Подскочил Фриновский, пнул обмякшее тело, замахнулся было еще, но Гонтарь оттолкнул его:

— Погоди, Олежек, не усердствуй. Тут надо решить…

— Пришить его, да и вся недолга! Ишь, козел!

— Ты с ума сошел! Возле моего дома!… Вы вот что, Боря. Погрузите его в машину и отвезите куда-нибудь подальше ОТ дачи. Придет в себя, уедет восвояси. Ты его не очень, а?…

— Да вроде не очень, Михаил Борисыч. Но отключился студент-то.

— Ну-ка, посвети!

Они нагнулись над Сергеем, осмотрели голову — крови не было.

— Дышит, все нормально. В другой раз не будет девку из рук вырывать. Ишь! — Боб сплюнул.

Он завел свой «Москвич», выкатился со двора. Пьяный-пьяный, а руль держал крепко.

Прибежала встревоженная Марина, стала тормошить мужа:

— Миша, ну что тут у вас? Что вы с ним собираетесь делать?

— Да ничего, Мариша. Ты иди, иди в дом. Ребята сейчас гостя этого отвезут…

— Да куда они его повезут? Зачем? Ночь на дворе! Вы что — избили его? Ой, господи!

— Да не шуми ты! Чего разоралась? — не сдержался Гонтарь. — Не твое это бабское дело. Или за стол его с собой сажать? И так весь вечер испортил! Ну стукнул его Борис, сейчас очухается. Иди!

Марина пошла, оглядываясь, спотыкаясь на выложенной из каменных плит дорожке, а Боб с Фриновским втащили стонущего Сергея н машину.

— Он уже глазки открыл, Михал Борисыч! — объявил Басалаев. — Долго жить будет.

— Ты, сволочь, ответишь… за все, — с трудом проговорил Сергей, а Боб только засмеялся:

— Во! И заговорил уже! Силен парень!

— Отвезите его к переправе пли туда, где он там мотоцикл свой спрятал, — распорядился Гонтарь. — И пусть едет.

Михаил Борисович, хмурясь, пошел в дом. Вот черт, погуляли, называется. И чего этот придурок привязался к девке? Не хочет же она с ним, ясно!…

В «гостиной» сидели лишь Марина с Долматовой. Нинка, сжавшись в комок, спала тут же, на диване, Светланы не было.

— Сейчас придет, — сказала Марина.

Но Светлану они так и не дождались. Она вышла в сад, перелезла через ограду, порвав при этом платье, и побежала прочь от дома Гонтаря. Дорогу помнила— все по асфальту. Решила, что если не подвезет какая-нибудь машина, то к утру она все равно до Московского шоссе доберется. А уж там ее обязательно кто-нибудь подвезет.

«Ах я дура, какая же я дура, что согласилась поехать с Валентиной! Но та ведь очень просила нас с Нинкой: надо поехать, девочки, я вас прошу. Компания хорошая, интеллигентная… Ничего себе, «интеллигенты»! Тот же Боб, бородатый этот хам: только познакомились, уже под платье лезет. Мерзавец!»

Она быстро шла по спящей чужой деревне, со страхом оглядываясь, вздрагивая от близкого лая собак. Хоть бы палку какую найти, господи! А то ведь в руках только сумочка.

За ее спиной, на том конце Хвостовки, вспыхнули вдруг мощные автомобильные фары, Светлана обрадовалась — повезло ей. Но машина свернула в противоположную сторону, поехала куда-то к лесу, и Светлана прибавила шагу. Хмеля давно уже в голове не было, сердце и каблуки стучали в унисон: тук-тук-тук… И зачем она согласилась ехать, зачем? И что стало с Сергеем? Ушел, наверное, уехал… Хорошо, она не сказала Михаилу Борисовичу, что отец Сергея работает в госбезопасности. Еще неизвестно, чем бы все это кончилось… А страшно-то как, господи! Ну хоть бы кто-нибудь ехал, подвез бы ее! Надо было с Сергеем уйти, уехать…

А Сергея в это время везли берегом Дона, какой-то проселочной дорогой. Он окончательно пришел в себя, сидел на заднем сиденье со связанными руками, матерился.

— Ну ты, студент, потише, потише! — урезонивал его Басалаев, сворачивая к обрыву. Места тут были ему знакомые — рыбачил, когда приезжал на дачу н Гонтарю. Вот здесь, под обрывом, водятся щуки и даже сомы, а самое главное — тут глубокое место. Пусть этот студент искупается со связанными руками. Хоть Михаил Борисович этого им и не говорил, но они о Олегом решили наказать его.

Выбравшись из машины, Сергей догадался, что они задумали, рванулся было в сторону, сбив Фриновского с ног, но Боб насел на него, свалил. Потом вдвоем они поволокли Сергея к обрыву, с трудом столкнули его вниз — зашуршала галька, затрещали кусты — тяжело и звучно шлепнулось в воду тело.

— Ну вот, студент, искупайся, остынь, — хохотнул Басалаев.

Плескалась внизу черная холодная вода, шумно целовала прибрежную гальку, а за лесом, прямо перед глазами, полыхало ночное зарево большого города…

Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, гласит народная мудрость.

А руки у Сергея были связаны.

Когда его столкнули с высокого крутого берега, он кулем полетел вниз, больно ударился о воду, пошел ко дну. Одежда враз намокла, холод охватил тело, глаза ничего не видели — ночь, черная вода, что увидишь?!

И все же Сергей не растерялся, навыки, приобретенные в армии, пригодились. Руки связаыы, да, но свободны ноги, он будет работать ими, помогать плечами. Хорошо, что набрал в легкие воздуха, с воздухом он не утонет, во всяком случае в ближайшие секунды. Вода вытолкнет его наверх — ведь он упал в реку плашмя, погрузился не очень глубоко…

Он чувствовал, что течение подхватило его, понесло. Вынырнув на поверхность, Сергей ни кричать, ни звать на помощь не стал — бесполезно. Кто его сейчас услышит, кто придет на выручку? Пусть эта шпана думает, что он утонул. Чего доброго, они могут догнать его, начать швырять камнями — пьяному любая пакость в голову может прийти. Молчи, Сережа, молчи!

Сергей, приподняв голову над водой, это оказалось не так-то просто сделать, мощпо работал ногами, плыл. На высоком берегу, на фоне темно-фиолетового неба, быстро удаляясь, чернели фигуры его палачей…

Ночной Дон безмолвно и бережно нес бывшего десантника, играючи плескались небольшие волны. Ночь стояла безлунная, холодная, мрачный речной простор расстилался перед глазами, пугал. Мест этих Сергей не знал, куда его вынесет речной поток — неизвестно, рассчитывать нужно было только на себя, на собственные силы и везение.

Течение было довольно сильным, мимо проносились прибрежные кусты ивняка. Сергей знал, что это опасно, от кустов сейчас надо держаться подальше: запутаешься в них — не выберешься никогда. Он резко стал молотить ногами, уворачиваясь от ветвей, стараясь попасть на чистую и быструю воду. Ему нужна отмель, мелкое и ровное дно, и поэтому лучше править к левому берегу, на правый ему не выбраться.