— Слава Богу! А я уже реанимацию вызвала. Хватит, хватит! — остановила она Нинель Александровну. — Его нужно сейчас вынести из сауны, здесь мало воздуха. Вам легче? — спросила пострадавшего.

В эту минуту в сауну вошли медики. Мужчина пришёл в себя и смотрел на них непонимающим взглядом.

— Что со мной? Что происходит? — с беспокойством спросил он.

— У вас произошла внезапная остановка сердца, вы потеряли сознание, мы проводили реанимационные мероприятия, — объяснила медсестра.

Мужчина посмотрел на стоящую перед ним на коленях Нинель Александровну, руки которой продолжали оставаться на его груди.

— Спасибо, — прошептал, он глядя ей в глаза.

Она смутилась, убрала руки, встала и ответила:

— Мне не за что. Нужно благодарить медсестру.

— Все равно спасибо.

Медики переложили его на носилки и вынесли в холл. Нинель Александровна видела, как они на ходу что—то говорили медсестре. Она собралась и уехала домой, а зеленый «Жигуленок» остался стоять на парковке возле бассейна.

Аду Васильевну Козыреву с Князевым свела судьба в 1996 году. Она работала в городской психиатрической больнице заведующей отделением. По долгу службы ей приходилось в составе медицинской комиссии проводить психиатрическую экспертизу физических лиц, совершивших преступления. Однажды Князев (тогда он был простым оперативником) привез на освидетельствование подследственного. Этот молодой человек двадцати восьми лет, ранее судимый и отмотавший срок, был махровым алкоголиком и законченным наркоманом. Он нигде не работал, всячески истязал родную мать, «выколачивая» из нее деньги то на водку, то на наркотики. Бедная женщина работала в гастрономе уборщицей и, естественно, едва сводила концы с концами. После издевательств сына приходила на работу с синяками на лице, плакала и рассказывала сослуживцам о сыне—ироде. Все жалели ее, но помочь ничем не могли. Несчастная терпеливо несла свой крест. В очередной раз сын, находясь в состоянии наркотического возбуждения, жестоко избил мать. При этом пригрозил, что если она кому—нибудь расскажет, то убьет ее.

Женщина была буквально убита горем. После работы она не знала, куда идти, приходить в свой дом боялась и стала ночевать у знакомой. Она не представляла где искать защиту. Сын за время ее отсутствия превратил квартиру в притон наркоманов и алкоголиков. Все, что она приобрела, было пропито бомжами — собутыльниками сына. Она поделилась горем со своей знакомой. Приятельница была женщиной решительной и смелой. Узнав, в каком ужасном положении находится подруга, убедила обратиться с заявлением в милицию.

С этим подонком и появился участковый Князев в отделении психиатрической больницы перед лицом Ады Васильевны, в ту пору свободной, незамужней женщины. Князеву она понравилась, и незаметно деловые встречи перешли в романтические свидания. Вскоре она вышла за него замуж, оставив за собой прежнюю фамилию, мотивируя тем, что не хочет заниматься переоформлением документов. Князев настаивать не стал. С тех пор они стали жить под одной крышей. Этот брак для Князева оказался очень выгодным. Он часто обращался к Аде Васильевне с просьбами — провести психиатрическую экспертизу подследственных, с целью признания их психически нездоровыми людьми. Медицинские заключения освобождали провинившихся от наказания. Князев, разумеется, старался далеко не безвозмездно, получая за «услуги» от родственников подследственных крупные взятки.

Нужно сказать, что они с Адой Васильевной стоили друг друга. Заведующая отделением тоже была нечистой на руку, без зазрения совести обирала больных. Лечение психически нездоровых людей должно проводиться бесплатно. Но Ада Васильевна, побеседовав с родственниками пациентов с глазу на глаз, назначала определенную сумму денег, которая, якобы, была необходима для проведения лечения самыми современными, дорогостоящими лекарствами. Родственники безоговорочно несли деньги, отдавали в руки докторши, не требуя ни квитанций, ни чеков, ни расписок.

Как—то раз Князев сообщил ей, что в милицию поступила на Аду Васильевну жалоба. Заявитель, некто Аверин, обвинял её в вымогательстве. Ада Васильевна вспомнила жалобщика. Ей стало страшно — если об этом факте узнает общественность, могут быть большие неприятности. Взятка была крупная, взяла за выдачу ложной справки, так ведь он сам просил исполнить просьбу. Она стала уверять Князева, что это поклеп, она ни в чём не виновата. Потом расплакалась, призналась мужу в своем проступке, и стала умолять любым способом «замять» дело.

— Я столько раз исполняла твои просьбы, теперь ты помоги мне, — упрашивала Князева. — У тебя большие возможности. Пойми, если начнут проверять, будут придираться ко всему, мало ли что ещё найдут! Я не вынесу. Сделай что—нибудь, умоляю!

К её радости, дело заглохло, жалобщик больше не писал доносов, с нее никто не потребовал объяснений.

За взятки она освобождала от службы в армии молодых людей, чьи родители обращались к ней с подобными просьбами. Приклеив юнцу диагноз психического заболевания, она некоторое время «лечила» и «наблюдала» мнимого больного. Но однажды в военкомате обратили внимание на её заключения, позволяющие молодым людям отвертеться от военной службы, об этом узнали в прокуратуре. К Аде Васильевне подослали человека с мечеными деньгами, и она была взята с поличным. Разразился большой скандал. Администрация психиатрической больницы всячески старалась спасти честь мундира. Она защищала и как могла, старалась выгородить Аду Васильевну, хотя отлично знала, что взятки в больнице берут на всех уровнях: от санитарок, не желающих даром поднести лежачему больному судно или сменить постельное белье; медицинских сестер, не очень—то спешащих выполнять врачебные назначения больным, выжидая от них вознаграждения; врачей, берущих деньги за осмотр больного, назначенное обследование и лечение.

Проверок и комиссий главный врач не хотел. Назревающий скандал был замят. Князев по своим каналам нашел сговорчивых людей, и дело Ады Васильевны было прикрыто. Князев боялся, что если начнут «трясти» жену, то могут всплыть и его грехи.

Слава Богу, все обошлось. Ада Васильевна, отделавшись легким испугом, осталась на работе в той же должности, став более осторожной и осмотрительной. Взятки, естественно, брать не перестала. Пациентов было много, койки в отделении не пустовали, и она, имея поучительный опыт с Авериным, стала глубже изучать имущественные и служебные возможности родственников своих подопечных.

Мздоимство приняло другие формы. Лежал у нее в палате юноша, отец которого владел частной туристической фирмой, она, окружив его особым, повышенным вниманием и заботой, в итоге бесплатно отправилась в заграничное путешествие. Или, например, попала в отделение молодая девушка двадцати пяти лет, у которой выявили шизофрению, болезнь хроническую, неизлечимую, с течением времени прогрессирующую. Её мать — женщина состоятельная, ради спасения дочери была готова на всё, предлагала Аде Васильевне деньги, но та их не брала, а, узнав, что она владелица шикарного ресторана, позволила «уговорить» себя приходить в ресторан на обеды и ужины.

Совсем другое дело — неимущие люди, не имеющие ни толстого кошелька, ни богатеньких родственников. На таких пациентов в отделении не особо обращали внимание, они были неинтересны медицинскому персоналу, никто не торопился облегчить их физические страдания. Их упорно «забывали» водить в ванную и менять постельное белье. Если пациенты, ввиду характера болезни, отказывались принимать пищу, санитарки не заставляли их есть, обрекая людей на крайнее истощение.

Лечение проводили шоковыми методами, от которых немудрено, что говорится, отдать Богу душу; или так загружали лекарственными препаратами, что люди превращались в сонных мух, совершенно не способных ориентироваться во времени и пространстве.

Когда пациенты приходили в себя и могли общаться с родственниками, то жаловались, что врачи их не лечат и не оказывают никакого внимания. Но кто поверит тому, что говорит психический больной? В таких случаях Ада Васильевна открывала историю болезни, где черным по белому по пунктам было расписано все необходимое лечение и велись ежедневные дневники наблюдения. По записям придраться к чему—то было невозможно.