– Ты его вырубил?

Джадд пожимает плечами.

– Может, раз или два.

Я фыркаю.

– Пришлось. После того, как Рип вытащил из него гниль, он превратился в сущий кошмар. Думаю, он не слишком-то обрадовался своему похищению.

– А еще ему, наверное, не понравится, что его заключили в темницу и подвергли пыткам, – говорю я, сев на хлипкий тюфяк.

– Развлекайся. – Джадд хлопает меня по плечу и уходит. Я слышу, как удаляются его шаги, пока не стихают совсем, и в камере раздается только дыхание Ману.

Его ровное нормальное дыхание без единого хрипа, мать его.

Я закипаю от ярости, чувствуя, как по венам растекается гнев. Я пышу злостью, поднимающейся как пар, который можно увидеть только в самые жаркие дни на восходе.

Несколько минут я просто смотрю на него. На его мятую синюю тунику и жилет. Распущенные волосы черного цвета. Сапог на Ману нет – видимо, потерял во время полета. Он выглядит не таким собранным, как в нашу последнюю встречу.

Но когда я с ним покончу, он будет выглядеть еще хуже.

Я просто сижу, пока у меня не начинают подергиваться пальцы. Он шевелит руками и ногами, сжимает веки. А потом я наклоняюсь к двери и со всей дури ею хлопаю. От громкого лязга Ману очухивается и переворачивается.

Он пытается сесть и судорожно озирается. А когда понимает, что находится в темнице, а перед ним сижу я, с его лица пропадают все краски. Лодыжки и запястья у него связаны, поэтому он чуть не падает, пытаясь отползти назад.

– Где я? Что происходит? – кричит Ману. У него перехватывает дыхание от тревоги. – Это противозаконно! Я – советник королевы и ее брат. Она объявит войну!

Я молча смотрю не него, прислонившись к стене и скрестив на груди руки.

– Где он? Где Ревингер? – требовательно спрашивает Ману, лихорадочно озираясь.

Я пристально смотрю на него.

– Вы не можете запереть меня здесь! – Изо рта у него вылетает слюна, а лицо начинает багроветь.

– Не стой столбом! – кричит Ману, еще хватаясь за мысль, что он хоть как-то контролирует ситуацию. – Я заслуживаю суда. Заслуживаю присутствия на нем моей сестры-королевы. Меня нельзя просто взять и запереть в темнице. Я хочу знать, где твой король!

Наверное, он не один день болтал, умолял и требовал. Но меня таким не проймешь.

– Вы не имеете права! – Ману безуспешно пытается разорвать веревки, связывающие его запястья, кожа на которых уже содралась. – Я требую аудиенции у Ревингера!

Выдав свою тираду, он задыхается, а мое затянувшееся молчание совсем лишает его спокойствия. Наверное, Ману голоден. Томится от жажды. Все тело ноет от тягостного путешествия. Но Ману понимает, что это только начало.

Он еще сильнее ерзает под моим взглядом и от моего бездействия. Спустя несколько минут я замечаю, как он сглатывает.

Теперь я полностью завладел его вниманием.

Я медленно опускаю руки на колени, наклоняюсь вперед и смотрю прямо в его чертовы глаза, произнося пугающе тихим голосом:

– Позволь, я расскажу тебе, как все будет происходить.

Его руки дрожат.

– Наверху на больничной койке лежит женщина, которой вонзили в грудь кинжал.

Ману отводит взгляд.

– Она пролежала там несколько недель. И все из-за тебя.

Он мотает головой.

– Это не я ударил ее кинжалом! Это был человек из Второго королевства!

Кинжал летит из моей руки так быстро, что Ману даже не успевает осознать. Он даже не замечает, что я выдернул кинжал из ножен. Ману кричит, когда клинок вонзается ему в плечо, и ударяется спиной о стену. Он потрясенно смотрит на оружие, торчащее из его тела.

– Я не попал тебе в сердце. Точно так же, как тот кинжал не попал в ее сердце.

По лбу Ману стекает капля пота, и он быстро дышит, смотря на меня.

– Теперь твоя судьба неразрывно связана с ее судьбой. Если заколют ее, то и тебя тоже, – даю я мрачное обещание. – Если она истекает кровью, то и ты тоже. Если она не может пить, то ты тоже не можешь.

Он таращит глаза.

– Если она испачкается, потому что смертельно ранена и даже встать не может, тогда ты тоже будешь сидеть в куче своего дерьма.

Теперь у него трясутся не только руки, но и все тело.

Я говорю так тихо, что почти рычу:

– А если она умрет, тогда ты тоже умрешь, ублюдок.

Пот льет с него ручьями.

Ману неловко поднимает локоть, чтобы вытереть подбородок, но шипит от боли, когда клинок еще глубже входит в плечо.

– Чего ты хочешь? – дрожащим голосом спрашивает он. – Моя сестра заплатит любой выкуп. Она заключит с тобой сделку. Ревингер хочет, чтобы сняли запрет на импорт – я могу это осуществить. Он хочет информации – я могу ее предоставить.

Я встаю и подхожу к нему, а потом наклоняюсь и выдергиваю кинжал. Ману кричит от боли, пока Кровь хлещет из раны, быстро пачкая его тунику.

– Я не хотел ранить ту женщину. Правда, не хотел, – хрипло взмолившись, заявляет он. – Я говорил им не трогать ее. Они не послушали!

– Но именно ты провел их сюда.

Я убираю кинжал в ножны, а потом достаю из кармана ключ и отпираю дверь. Выйдя, я снова ее закрываю, а Ману в этот момент пытается подняться на ноги, хотя лодыжки у него связаны. На его лице написано отчаяние, а рубашка пропитана кровью.

– Подожди! Я сказал, что моя сестра даст тебе все, что захочешь! Чего ты хочешь?

Я со скрипом поворачиваю ключ в замке и снова поднимаю на Ману взгляд.

– Я ничего не хочу.

Мои шаги эхом разносятся по коридору, сопровождаемые только криками Ману, который просит меня вернуться.

Однако я солгал. Одного я все же хочу. Но оно у меня уже было. На одну чертову секунду оно у меня было, а потом это отняли. И с каждым днем, пока Рисса лежит в той постели и не просыпается, у меня все меньше шансов вернуть желаемое.

Аурен

В последующие пять дней я возвращаюсь на поле и всматриваюсь в небеса. При виде парящей птахи или просвета в облаках от предвкушения задерживаю дыхание, но снова и снова разочарованно вздыхаю. Я крадусь как вор посреди ночи и всенепременно в сопровождении Ненет. Она прячет меня в повозке Кеффа, и они везут меня под покровом ночи и рассвета.

И с каждым днем со мной на поле приходят все больше фейри и тоже смотрят.

Пока они смотрят на меня, я ищу разлом в небе, который так и не появляется.

Слухи о моем падении перестали распространяться, и Вик больше не приходит, чтобы поговорить. А вот люди приходят. Приносят мне подношения, оставляют корзины, полные перьев, и всячески стараются не наступать на позолоченные цветы, словно это принесет им несчастье.

Тем временем меня спасает одна-единственная мысль.

А если Слейд открыл еще один портал… только не здесь?

Эннвин – огромное царство, и владений в нем теперь гораздо больше, чем я помню. Если Слейд открыл еще один разлом, то нет никаких гарантий, что это произойдет здесь, в Гейзеле. Выходит, он может быть где угодно. Нам могут разделять мили и океаны, и, возможно, мы этого даже не узнаем.

Шансы, что Слейд окажется на этом поле, почти равны нулю.

Эта мысль меня тяготит, но последние несколько недель я пытаюсь ее заглушить. Однако сейчас, уединившись посреди ночи в своей тайной комнате на чердаке, где компанию мне составляет лишь быстро догорающая свеча, эта мысль завладевает мною полностью. Я смотрю на пламя, отбрасывающее оранжевые блики на стены, и терзаюсь размышлениями.

Я не думала, что однажды снова окажусь в Эннвине, и теперь понимаю, насколько оторвана от реальности. Все здесь кажется неизведанным. Словно мне снова пять лет и меня везут в Орею. Мне не по себе, и я чувствую из-за этого вину, словно предаю свое наследие.

Но самое сильное чувство я испытываю, когда вижу разочарованные взгляды фейри. Слышу, как они шепотом обсуждают мой отказ Вику. Отказ Вульвину. Даже дети смотрят на меня так, словно я натворила что-то страшное. Но как я могу возглавить восстание, если ничего о нем не знаю?