– Ты сама видишь, как мало нас нынче. И мы должны заботиться об оставшихся. Мы не можем позволить запальчивому юнцу расшатывать устои нашей семьи.
Она снова молча кивнула.
– Поэтому тебе, Сааведра, лучше держаться от него подальше. Пусть расцветает твой дар, и меньше заботься о Луса до'Орро твоего приятеля, чем о своей собственной.
Она чуть не вздрогнула. Откуда он знает?
Раймон Грихальва улыбнулся.
– Муалимы очень требовательны, угодить им подчас невозможно, но у них тоже отменное чутье на талант. А ты им не обделена, уж поверь.
– Где ему до таланта Сарио!
– Сарио? Да, пожалуй… Но без дисциплины дар – ничто. Какой от него прок, если он неуправляем?
Они ушли от опасных тем, углубились в философию искусства. Сааведра оживала под одобрительным взором Раймона.
– Агво, но ведь в дикой свободе есть высший смысл. Если у художника душа в оковах, надолго ли он сохранит свой талант?
– Безусловно, твои слова не лишены смысла. Но если поступиться правилами, дисциплиной, потеряно будет все.
– Агво, но разве мы не Грихальва? Разве мы не вольны творить, как никакая иная семья?
– А чем же еще мы занимаемся? – Он улыбнулся. – Сааведра, не пытайся меня перехитрить… Я согласен с тобой, что Сарио талантлив, может быть, даже Одарен, – это выяснится довольно скоро. Но неуправляемый талант – лишь помеха семье на пути к ее целям.
– Он хочет стать Верховным иллюстратором, – выпалила она. – И это не пустая мечта! Он прекрасный художник! Да, Сарио вспыльчив, иногда непослушен, но неужели из-за такого пустяка вы лишите род Грихальва возможности заменить Серрано нашим человеком?
– Иногда?
– Агво, он нервничает. Вам ведь тоже случается нервничать. Вот вы говорите, что однажды в детстве зашли куда не полагалось… Ну, и кто вы теперь? Главный наставник, один из самых прославленных иллюстраторов нашей семьи, и по справедливости на место Верховного иллюстратора после смерти Гуильбарро Серрано надо было назначить вас, а не его сына, этого никчемного маляра…
Он очень долго молчал, а она тем временем заливалась густым румянцем, вспомнив, каким тоном должно разговаривать с этим человеком.
– Ты в самом деле считаешь, что Сарио настолько талантлив?
– Он способен написать все что угодно, я в это верю. И стать кем угодно.
Он задумчиво прикрыл глаза.
– Может быть, ты и права. – Он сжал в ладони Золотой Ключ, висящий на цепочке. – Может быть. Что ж, мы с тобой побеседовали, наказание определено. А теперь ступай. Вымойся, переоденься и посмотри, нет ли ожогов. И заруби себе на носу: я своего решения не отменю. Твоя “ссылка”, как ты это называешь, продлится год, и ни днем меньше.
– Да, агво.
Он поцеловал пальцы, держащие Ключ, и прижал его к груди.
– Да будут вечны Их Святые Имена. Можешь идти, Сааведра.
Она повторила его жест, хоть и не носила ключа. И молча (Раймон уже не потерпел бы возражений) покинула солярий.
«Надо рассказать Сарио…»
Только сейчас она осознала всю суровость, всю изощренность наказания.
– Матра Дольча, – прошептала она, и на глазах выступили слезы. – Если ты можешь ускорить время, умоляю, начни сейчас же!
Раймон Грихальва обернулся на звуки шагов и указал на стул с мягким сиденьем и высокой спинкой. Но вошедший сразу направился к окну. И встал спиной к Раймону.
– Да, – задумчиво произнес он. – Теперь я понимаю. Хорошо, что ты меня позвал.
– Премио Фрато, – кивнул Раймон.
– Пожалуй, в наших планах она может сыграть не менее важную роль, чем мальчик. – Он посмотрел на Раймона. – Думаю, теперь нет никаких сомнений, что это – кровь тза'абов. Наша семья всегда была талантлива, но этот талант – иной. Он – выше. И наш дар, и наша кровь теперь иные.
– Генеалогия предполагала, что кровь тза'абов должна заявить о себе, но до нерро лингвы ничего не было заметно, – сказал Раймон.
Его собеседник отмахнулся.
– Может, так оно и было, но не стоит забывать о том, что нерро лингва внесла уйму неразберихи в наши архивы. Вполне возможно, после чумы перемены просто-напросто нигде не фиксировались. И без того дел было невпроворот.
– Да, конечно. – Раймон погладил цепочку на груди. – Не угодно ли вина, Премио Фрато?
– Пожалуй, чуть позже.
Гость – Первый Брат среди Вьехос Фратос – был в летах, угловат и костляв. Сейчас свет из окна заливал половину его лица.
– Я заглянул в папку девочки. Весьма и весьма незаурядный ребенок. Так ты говоришь, ей тринадцать?
– Двенадцать, Артурро.
– Двенадцать. Ладно, время еще есть, хоть и не так много, чтобы бить баклуши. – Артурро Грихальва улыбнулся. – И язычок у нее бойкий, ничуть не хуже рук, верно? Раймон иронично изогнул губы.
– Умом она ничуть не уступает мальчику. По-своему, конечно. Артурро тяжело вздохнул.
– Наш маленький Неоссо Иррадо… Надо будет заняться его воспитанием. Томасу упорно не везло, взять хотя бы этот случай с Пейнтраддо Чиевой. Но Сарио способен доставить нам куда больше хлопот, чем Томас. Он Одаренный – тут девочка совершенно права, – но в его годы нельзя обладать таким неутолимым честолюбием. Сарио не просто мальчик, в нем очень много взрослого; этим-то он и опасен.
– Интересно, – заметил Раймон, – почему самым талантливым всегда недостает самодисциплины?
– Раймон! Кто бы говорил! – Поймав себя на резком тоне, Артурро дружелюбно улыбнулся. – Мне начинает казаться, что это – плата, одно из неотъемлемых свойств Дара… Мальчики, послушно соблюдающие компордотту, проявляют в лучшем случае обычные способности. Они ничего не подвергают сомнению, никому не бросают вызов, не стремятся любой ценой раскрыть свой талант.
– И Дар?
Лицо Премио Фрато посуровело.
– Да, Раймон. Вот почему этот мальчуган способен навлечь на нас беду. Дар и самоконтроль – не пара. Чтобы развить талант, надо спускать его с цепи – пусть резвится на воле, пусть набивает шишки, пусть растет. Но при этом надо добиваться, чтобы он возвращался.
– Как вернулся я, – с иронией сказал Раймон. Улыбка Артурро стала ласковой.
– Эйха, ты вернулся – и за это получил награду.
– А как быть с Сарио?
Пожилой собеседник коснулся своего Ключа.
– Раймон, за ним надо следить. Очень пристально. Надо видеть не только голод в его взоре, не только его удивительный Свет, но и опасность. Наша ставка слишком высока. Мы столько трудились, спасая семью, и теперь наконец у нас есть Дар… – В голосе Артурро звучала озабоченность. – Возрождение семьи – процесс крайне медленный, и мы не вправе его подстегивать. Мы не можем допустить, чтобы до'Веррада заподозрили истинную природу Дара.
– Все равно уже ходят слухи, – тихо произнес Раймон. – Серрано подозревают.
– И пусть. Они… жалкие маляры. – Улыбка на лице Артурро явствовала, что язвительные слова Сааведры пришлись ему по нраву. – Мы под защитой до'Веррада, а это не такой уж пустяк. Пока семья герцога ничего не знает о Даре, мы можем жить спокойно.
– Сарагоса Серрано все время держит герцога за ухо.
– А его сестра Гитанна держит герцога даже не за ухо, а… – Фраза была дерзка, однако Артурро явно не собирался раскаиваться. Он любил называть вещи своими именами. – Но Бальтран до'Веррада ценит ее вовсе не за ум, хотя в уме ей, пожалуй, не откажешь. А Сарагоса – дурак, безмозглый моронно, ему бы только размалевывать холст в ядовитые цвета. Нет, этот убогий халтурщик нам не опасен. Сказать по правде, гораздо больше я опасаюсь нашего мальчика.
– Но ведь он – Грихальва, – прошептал Раймон.
– Увы, мы и впредь должны действовать, как сейчас. Мы ведь не те, что в былые годы. – Золотой Ключ, свисающий с ворота Артурро, исчез в старческой руке. – За Сарио нужен глаз да глаз. Эйха, он ведь чудо-ребенок, верно? И хотя нам необходим его голод, чтобы оживить Дар, мы будем наблюдать за ним постоянно.
– “Семя нашей гибели – в наших же чреслах”, – процитировал Раймон.
Премио Фрато печально вздохнул.
– И в нашем чудесном Даре. Что ж, пусть все идет, как идет. Мы, Грихальва, созданы не для того, чтобы править. Да и будь у нас такое предназначение, столь малым числом мы бы не сумели взять власть над Тайра-Вирте. Да еще эта “тза'абская порча” – так называет екклезия наше проклятие, быстротечность нашей жизни, слабость нашего семени. Нет, мы никогда не поставим себе цель захватить Тайра-Вирте и править. А вот просвещать, украшать, созидать… и, конечно, вести нашу родину к процветанию – это несомненно. Но очень неспешно. Исподволь. Мудро.