— Но он точно не сможет выкрутиться? — внезапно спросил Агьемен, когда они уже были готовы распрощаться.

— Абсолютно точно, — ответил Страйк. — Газетчики еще этого не разнюхали, но полиция нашла мобильный телефон Рошели в сейфе его матери. Бристоу не решился от него избавиться. Он сменил код на другой, известный ему одному: ноль-три-ноль-четыре-восемь-три. Пасхальное воскресенье восемьдесят третьего года — день, когда он убил моего друга Чарли.

Наступил последний день работы Робин. Страйк звал ее с собой на встречу с Джонасом Агьеменом, которого удалось разыскать ее усилиями, но Робин отказалась. Страйк подумал, что она сознательно отстраняется от этого дела, от работы и от него. Сегодня днем Страйк был записан на прием к врачу в Центре ампутации при госпитале имени королевы Марии, и Робин могла уже уйти к моменту его возвращения из Роухэмптона. На выходные Мэтью собирался отвезти ее в Йоркшир.

Прихрамывая, Страйк пробирался через бесконечный хаос дорожных работ и раздумывал, увидит ли еще свою временную секретаршу, но сам в этом сомневался. Не так давно временный характер их совместной работы был единственной причиной, примирявшей его с присутствием Робин, но теперь Страйк был уверен, что будет скучать. Как-никак именно Робин отвезла его на такси в больницу, замотав ему кровоточащую руку своим пальто.

Повышенный интерес общественности к аресту Бристоу совсем не повредил бизнесу Страйка. Ему и в самом деле вскоре мог понадобиться секретарь-референт. Превозмогая боль в ноге, Страйк взбирался по лестнице и слышал голос Робин, которая разговаривала по телефону.

— …к сожалению, только во вторник, потому что в понедельник мистер Страйк весь день будет занят… Да… совершенно верно… Тогда я записываю вас на одиннадцать. Да. Спасибо. До свидания.

Когда Страйк вошел, Робин развернулась на вращающемся стуле.

— Как держался Джонас? — спросила она.

— Вполне прилично, — ответил Страйк, опускаясь на хлипкий диван. — Эта ситуация его выматывает. Но пусть терпит, иначе Бристоу прикарманил бы десять миллионов.

— Звонили трое потенциальных клиентов, — доложила Робин, — но насчет последнего есть некоторые сомнения. Вполне возможно, это очередной журналист. Он явно стремился поговорить о тебе, а не о своих делах.

Подобных звонков уже было немало. Пресса с жадностью ухватилась за эту историю, в которой имелось много разных аспектов, лакомых для журналистов. Из Страйка сделали главного героя. С газетных полос смотрели его портреты десятилетней давности — еще армейских времен, и это его грело; однако журналисты также вытащили на свет фотографии рок-идола, его жены и супергрупи.

Во многих материалах полицию критиковали за халатность. Карвера сфотографировали в тот момент, когда он бежал по улице в распахнутой куртке, с пятнами пота на рубашке; зато к Уордлу, красавчику Уордлу, который помог Страйку вывести Бристоу на чистую воду, проявляли снисхождение, особенно девушки-журналистки. Однако больше всего средства массовой информации смаковали убийство Лулы Лэндри; каждая версия этой истории пестрела фотографиями безупречного лица и стройного, грациозного тела погибшей топ-модели.

Робин продолжала говорить, но Страйк не слушал: его внимание переключилось на пульсацию в руке и ноге.

— …запись всех файлов и твой ежедневник. Тебе понадобится секретарь. Невозможно самому заниматься всем сразу.

— Угу, — согласился он, с трудом поднимаясь с дивана. Он хотел сделать это позже, дождавшись ее ухода, но сейчас у него был повод встать. — Послушай, Робин, я толком не поблагодарил тебя…

— Нет, почему же, — торопливо ответила она, — ты сделал это в такси, по дороге в больницу, — да и вообще, в этом нет необходимости. Мне самой было интересно. Честное слово, мне понравилось.

Страйк, прихрамывая, прошел в свой кабинет и не услышал, как дрогнул ее голос. Подарок, упакованный кое-как, был спрятан на дне рюкзака.

— Вот, — сказал он, — это тебе. В одиночку я бы не справился.

— Ох, — сдавленно произнесла Робин; Страйк был тронут и немного встревожен при виде ее слез. — Ну зачем…

— Дома посмотришь, — сказал Страйк, но было поздно: упаковка буквально рассыпалась у нее в руках.

На стол выскользнуло что-то ярко-зеленое. Робин выдохнула:

— Ты… О боже, Корморан!

В руках у Робин было то самое платье, которое она примеряла в «Вашти» и потом не могла забыть. Раскрасневшись, она сияющими глазами смотрела на Страйка поверх платья:

— Ты не можешь позволить себе такую покупку!

— Могу, — сказал Страйк, прислонившись к перегородке, — по крайней мере, так было удобнее, чем сидеть на диване. — Бизнес идет в гору. Ты проявила себя потрясающе. Новому работодателю повезло заполучить такой кадр.

Робин яростно терла глаза рукавами блузы. У нее вырывались всхлипы и невнятные слова. Она вслепую дотянулась до бумажных салфеток, купленных ею на деньги из офисной жестянки (больше в расчете на таких клиентов, как миссис Хук), высморкалась, промокнула глаза и сказала, забыв о платье, свисавшем с ее колен:

— Не хочу уходить!

— Я не смогу платить тебе, Робин, — спокойно проговорил Страйк.

Он уже думал об этом; минувшей ночью, ворочаясь на раскладушке, Страйк мысленно производил расчеты, чтобы найти такое решение, которое не было бы оскорбительным по сравнению с зарплатой, предлагаемой медиаконсалтингом. Такой возможности не нашлось. Оттягивать платежи по самому крупному займу он больше не мог; арендная плата со дня на день грозила взлететь; а самое главное — нужно было срочно подыскать жилье. Ближайшие планы, конечно, обнадеживали, но долгосрочные перспективы оставались туманными.

— Никто не ждет, что ты будешь платить мне те же деньги, что предлагают на новом месте, — хрипло проговорила Робин.

— Я даже не приближусь к этой сумме, — ответил Страйк.

(Робин хорошо знала состояние его финансов и уже понимала, что золотых гор ждать не приходится. Накануне вечером, когда Мэтью застал ее в слезах по поводу предстоящего ухода, Робин озвучила ему размер зарплаты, на которую могла рассчитывать у Страйка.

— Но пока он тебе вообще ничего не предложил, — сказал Мэтью, — так ведь?

— Да, но если Страйк…

— Как хочешь, — сухо сказал Мэтью. — Это твое личное дело. Решай сама.

Робин знала его мнение. Пока Страйк лежал на операционном столе, Мэтью не один час просидел в приемном покое, чтобы отвезти Робин домой. Он довольно сдержанно признал, что она поступила правильно, однако после этого замкнулся в себе и больше не высказывал ничего похожего на похвалу, особенно когда их друзья настойчиво требовали мельчайших подробностей всего, что появлялось в газетах.

Но Страйк совершенно определенно должен понравиться Мэтью, если их познакомить. И потом, Мэтью сам сказал, что это ее личное дело…)

Робин расправила плечи, снова высморкалась и деловитым тоном, хотя и слегка всхлипывая, объяснила Страйку, за какие деньги готова остаться.

Страйк немного подумал. Он смог бы потянуть такую сумму: пять сотен туда, пять сотен сюда — это приемлемо. Как ни крути, Робин — просто клад, никто ее не заменит. Есть только одна небольшая загвоздка…

— Пожалуй, — сказал он. — Угу. Я могу соответствовать.

Зазвонил телефон. Просияв, Робин сняла трубку, и по ее радостному тону можно было подумать, что этого звонка она с нетерпением ждала много дней.

— О, здравствуйте, мистер Гиллеспи. Как поживаете? Мистер Страйк уже выписал чек, сегодня утром я сама отправила его по почте… Все задолженности и еще немного сверху… Нет-нет, мистер Страйк категорически настаивает, чтобы выплатить всю сумму полностью… Это очень любезно со стороны мистера Рокби, но мистер Страйк предпочитает расплатиться. В течение нескольких месяцев он надеется погасить долг…

Час спустя, сидя с вытянутой ногой на жестком пластиковом стуле в Центре ампутации, Страйк думал: знать бы, что Робин останется, — ни за что не купил бы это зеленое платье. Он был уверен, что Мэтью не одобрит такого подарка, особенно когда увидит Робин в этом наряде и узнает, что не так давно она крутилась в нем перед боссом.