— И тот всю дорогу ехал с волчьей головой?

— Там ехать-то минут пятнадцать. Да, маску не снимал. Выпендривался, как всегда. Короче, по словам Даффилда, он увидел возле ее дома толпу папарацци и передумал заходить. Велел шоферу ехать в Сохо и там вышел. Пешком свернул за угол, зашел к своему барыге на Д’Арбле-стрит и прямо там ширнулся.

— В маске волка?

— Нет, там он ее снял, — сказал Уордл. — Барыга — фамилия его Уиклифф — выпускник элитной частной школы, сам наркот почище Даффилда. Раскололся тут же: Даффилд заходил к нему около половины третьего ночи. Кроме них, в квартире никого не было; допускаю, что Уиклифф мог и соврать, чтобы прикрыть Даффилда, но соседка с первого этажа слышала звонок и утверждает, что видела Даффилда на лестнице. Короче, Даффилд ушел около четырех утра, нацепив свою гребаную волчью маску, и поплелся туда, где, по его расчетам, ждала машина с шофером, только шофера на месте не было. Мы его потом допросили: он говорит, у него не было приказа ждать. Даффилд, по его мнению, — на допросе парень этого не скрывал — дерьмо полное. Оплачивал поездку не Даффилд — это у Лулы был договор на обслуживание. Короче, Даффилд без гроша в кармане потащился пешком в Ноттинг-Хилл, где живет Сиара Портер. Мы нашли свидетелей с соседних улиц, которые показали, что видели прохожего с волчьей головой. Кроме того, у нас есть видео с камеры наблюдения: как он выпрашивает коробок спичек у охранницы на ночной парковке.

— Лицо отчетливо видно?

— Нет, во время разговора он только чуть-чуть приподнял маску. Тем не менее женщина подтвердила, что это был Даффилд. До квартиры Портер он добрался около половины пятого. Она уложила его спать на диване, а через час растолкала, узнав о смерти Лэндри. Надоумила изобразить нервное расстройство и лечь в клинику.

— Никакой предсмертной записки вы не нашли? — спросил Страйк.

— Нет. Ни в квартире, ни в компьютере, но это и неудивительно. Лэндри не готовила самоубийство заранее, правда же? Она ведь страдала психическим расстройством — поругалась с этим мудаком и выбросилась с балкона… ну сам знаешь, как это бывает.

Посмотрев на часы, Уордл осушил стакан.

— Мне пора. Жена скандалить будет — я ей сказал, что только на полчаса задержусь.

Загорелые девушки незаметно исчезли. На тротуаре Страйк и Уорлд закурили.

— Черт бы подрал этот запрет на курение в общественных местах, — сказал Уордл, наглухо застегивая молнию на куртке.

— Значит, мы с тобой договорились? — уточнил Страйк.

Сжав сигарету в зубах, Уорлд принялся натягивать перчатки.

— Ну не знаю…

— Брось, Уордл, — сказал Страйк, вручая полицейскому свою визитку, которую тот принял как предмет розыгрыша. — Я же сдал тебе Бретта Фирни.

— Пока еще нет, — нагло хохотнул Уордл.

Небрежно сунув визитку в карман, он затянулся, выпустил дым в небо и окинул собеседника любопытным, оценивающим взглядом:

— Ну ладно. Если возьмем Фирни, получишь дело.

11

— Агент Эвана Даффилда говорит, что его клиент отказывается давать интервью и отвечать на звонки касательно Лулы Лэндри, — сообщила Робин следующим утром. — Я подчеркнула, что вы не журналист, но он стоит на своем. А в офисе у Ги Сомэ персонал вымуштрован почище, чем у Фредди Бестиги. Можно подумать, я добиваюсь аудиенции у папы римского.

— Ладно, — сказал Страйк, — попробую выйти на него через Бристоу.

Робин впервые увидела Страйка в костюме. Босс напомнил ей игрока сборной по регби, отправляющегося на международную встречу: крупный, официально-строгий в своем темном пиджаке и неброском галстуке. Стоя на коленях, он рылся в одной из картонных коробок, принесенных от Шарлотты. Робин старалась не смотреть на его скарб. Оба они до сих пор избегали вслух упоминать, что Страйк ночует в конторе.

— Ага, — сказал он, откопав ярко-голубой конверт — приглашение на день рождения. — Дьявольщина! — вырвалось у Страйка, когда он вскрыл письмо.

— Что такое?

— Здесь не сказано, сколько ему лет. Моему племяннику.

Робин было бы любопытно узнать, какие у Страйка отношения с близкими. Но, учитывая, что ей никогда официально не сообщали ни о многочисленных сводных братьях и сестрах, ни о громкой славе отца, ни о сомнительной известности матери, она прикусила язык и продолжила вскрывать поступившую в тот день рутинную почту.

Страйк поднялся с пола, задвинул коробку в угол кабинета и вернулся к Робин.

— А это что? — спросил он, заметив у нее на столе ксерокс аккуратной газетной вырезки.

— Это я для вас сохранила, — застенчиво ответила она. — Вы в прошлый раз сказали, что материал про Эвана Даффилда был очень кстати… Вот я и подумала, что это вас тоже заинтересует, если вы еще не читали.

Статья из вчерашней «Ивнинг стандард» была посвящена кинопродюсеру Фредди Бестиги.

— Отлично, прочту по пути на встречу с его женой.

— Уже почти бывшей, — сказала Робин. — Здесь все про это сказано. Не везет ему в любви, мистеру Бестиги.

— Насколько я знаю со слов Уордла, мистер Бестиги и сам не слишком обаятельный персонаж, — заметил Страйк.

— Как вам удалось разговорить полицейского? — На этот раз Робин не смогла скрыть своего любопытства. Ей отчаянно хотелось постичь всю кухню расследования.

— У нас есть общий друг, — ответил Страйк. — В Афганистане познакомились. Сейчас он — офицер полиции.

— Вы служили в Афганистане?

— Угу. — Страйк надевал пальто, держа в зубах сложенную статью о Фредди Бестиги и приглашение на день рождения Джека.

— И что вы там делали?

— Расследовал некоторые боевые потери, — ответил Страйк. — По линии военной полиции.

— Ничего себе! — вырвалось у Робин. Военная полиция как-то не вязалась с представлениями Мэтью о шарлатанстве и никчемности. — А уволились почему?

— По ранению, — сказал Страйк.

Когда тот же вопрос задал Уилсон, Страйк ответил открытым текстом, но с Робин откровенность была ни к чему. Он хорошо представлял выражение ужаса на ее лице и не нуждался в сочувствии.

— Не забудьте позвонить Питеру Гиллеспи, — напомнила вслед ему Робин.

По пути на Бонд-стрит, в вагоне подземки, Страйк прочел ксерокопию статьи. Фредди Бестиги получил стартовый капитал в наследство от отца, сколотившего огромные деньги на грузоперевозках, а затем приумножил это состояние за счет кассового успеха своих фильмов, осмеянных серьезными кинокритиками. В настоящее время продюсер судился с двумя газетами, которые уличили его в гнусных домогательствах к молоденькой сотруднице, чье молчание он купил до начала процесса. Обвинения, тщательно приправленные словами «предположительно» и «по слухам», касались сексуальной агрессии, а также некоторых физических издевательств. Все сведения исходили от «источника, близкого к предполагаемой жертве», но сама девушка отказалась поддерживать обвинения и беседовать с прессой. Предстоящий развод Фредди с нынешней женой, Тэнзи, упоминался лишь в последнем абзаце, где указывалось, что эта незадачливая пара была дома в ту ночь, когда покончила с собой Лула Лэндри. У читателя складывалось странное впечатление, будто взаимная неприязнь четы Бестиги могла подтолкнуть Лулу к самоубийству.

Страйку никогда раньше не доводилось вращаться в кругу тех, кто обедает в «Чиприани». Шагая по Дэвис-стрит под теплыми лучами солнца, которые пригревали ему спину и золотили показавшееся впереди красно-кирпичное здание, он подумал, что, чего доброго, может столкнуться здесь с кем-нибудь из своих сводных братьев или сестер. Заведения типа ресторана «Чиприани» были неотъемлемой частью повседневной жизни законных детей его отца. В последний раз трое из них дали о себе знать, когда Страйк лежал в бирмингемском госпитале «Селли-Оук», где проходил курс восстановительной терапии. Габби и Данни сообща прислали цветы; Эл однажды приехал его навестить и преувеличенно громко хохотал, избегая смотреть в изножье койки. Потом Шарлотта передразнивала гогот и содрогание Эла. Выходило очень похоже. Кто бы мог подумать, что такая красивая девушка умеет смешить, но у нее это здорово получалось.