Как раз за зданием приюта местные рабочие разрыли улицу, но работа была остановлена. Когда Керис с Давроном вышли из дверей, им пришлось проталкиваться сквозь толпу, собравшуюся вокруг вырытых булыжников и горячо о чем-то спорившую.

— Интересно, в чем дело, — пробормотала Керис.

— Как раз сегодня утром за завтраком церковники обсуждали случившееся. Как я понял, Закон запрещает добывать в каменоломнях камень, поэтому заново вымостить улицу нечем. Вот местные власти и решили, что можно просто перевернуть старые булыжники. Только, к несчастью, обнаружилось, что такая мысль уже возникала у кого-то несколько столетий назад, так что теперь они спорят о том, какая сторона — верхняя или нижняя — более изношена.

Даврон и Керис посмотрели друг на друга и одновременно расхохотались: оба понимали абсурдность Закона и унылой жизни в Постоянстве.

Они все еще смеялись, когда их остановил церковник. Он весь переливался яркими красками, алыми и золотыми; зеленая тесьма, говорящая о высоком ранге, и лиловая накидка члена одного из орденов еще добавляли его одежде цветистости. На обоих запястьях позванивали тяжелые браслеты, столу, помимо колокольчиков, украшали еще и кружева, а треуголка была расшита блестками. Церковники в Первом Постоянстве всегда носили яркую одежду, но ничего подобного Керис раньше не видела.

Законник властно поднял руку:

— Остановитесь! Объясните мне, пожалуйста, почему вы одеты подобным образом.

— Я мастер проводник, — коротко ответил Даврон, — а это паломница из Первого Постоянства. — Порывшись в кошеле, он показал кожаный знак проводника, должным образом скрепленный печатью Санхедриона.

Законник внимательно рассмотрел знак и неохотно вернул его Даврону. После этого он устремил гневный взгляд на Керис:

— А где твой пропуск паломницы?

Девушка показала ему пропуск, купленный в Набле. Церковник посмотрел на дату, произвел подсчеты и с недовольным видом кивнул.

— Вы, из Первого, понятия не имеете о том, как положено одеваться, — проворчал он. — Будь моя воля, вас бы заставили носить то, что принято у нас в Пятом, пока вы здесь. Вы нарушаете своими нарядами Порядок, установленный Законом, и тем подвергаете всех опасности. Санхедриону следовало бы строже требовать одинаковости от всех Постоянств.

— Совершенно согласен, — решительно заявил Даврон. — Все должны носить абсолютно одинаковую одежду. — Керис с трудом удерживалась от смеха до тех пор, пока церковник не скрылся за углом.

Всю дорогу они обменивались шутками насчет нелепости действий церкви. Когда Керис рассказала о своих препирательствах с Небутнаром, который учил ее в школе, ее поразило, что снисходительный интерес Даврона сменился сначала заинтересованным вниманием, а потом и веселым смехом. Неужели Даврон Сторре способен смеяться? Когда они дошли до лавки картографа и проводник пошел дальше один, девушка ощутила горькое разочарование. Им так редко выпадала возможность быть беззаботными… К тому же и Летеринга не оказалось на месте.

— Мне очень жаль, — сказала его жена, — но он отправился покупать кожи у дубильщика. Думаю, вернется через полчаса или около того. Конечно, он будет рад поговорить с тобой, раз ты тоже картограф. — Последнюю фразу женщина произнесла неуверенно, явно сомневаясь не в готовности мужа встретиться с коллегой, а в правдивости слов Керис о том, что и она занимается изготовлением карт. — Ты можешь подождать или прогуляться пока. Дальше дорога выходит к реке, и там очень красиво: множество цветов, а уж вид на поместье…

— Чье поместье? — внезапно насторожившись, спросила Керис.

— Флери, — ответила женщина. — Не то чтобы это был такой уж большой дом — в наших краях и благородные не слишком богаты.

— Э-э… Не принадлежит ли поместье семье Алисс, которая замужем за Давроном Сторре?

— Так и есть.

— Она сейчас там?

— Ох, не думаю. Она же ведь замужем… а впрочем, откуда мне знать? Благородные не докладывают простолюдинам вроде нас, что у них на уме, верно?

— Верно, — согласилась Керис.

Она вышла из лавки и направилась к берегу, откуда было видно поместье, подхлестываемая неудержимым любопытством и каким-то странным стремлением причинить себе боль. «Прелестная Алисс, лунный свет и журчание ручейка…» Керис ни на минуту не усомнилась, что именно к ней Даврон и отправился.

Река оказалась совсем узкой, и дом — низкий и длинный, окруженный полями, — был хорошо виден. На том берегу, где стояла Керис, росли деревья и кусты, и узкая дорожка уходила в чащу. Лесистая местность здесь оказалась совсем не такая, к какой привыкла Керис, — Пятое Постоянство было гораздо суше Первого, и поэтому растения тянулись к воде, образуя густые заросли. Впрочем, все равно приятно было снова увидеть настоящие деревья, почувствовать траву под ногами, оставлять следы на земле… Керис двинулась по дорожке, рассматривая сквозь ветки дом на другом берегу.

Чего она никак не ожидала — так это увидеть перед собой Даврона.

Он же ведь должен быть там, в доме, — а вместо этого прячется среди деревьев, так напряженно всматриваясь в открывающийся на другом берегу вид, что не замечает Керис… Девушка, пораженная, остановилась и стояла неподвижно. Она нарушала его уединение, понимала, как это непростительно, но не могла заставить себя двинуться с места.

Оттуда, где она стояла, ей было видно, на что так пристально смотрит Даврон: перед домом играли двое детей — девочка лет восьми и мальчик года на три моложе. Дети принадлежали к благородному семейству: это было видно по качеству их серо-черной одежды.

Из дома вышла толстая пожилая женщина и позвала детей. Девочка тут же взяла за руку мальчика и потянула его к двери; тот закапризничал и вырвался. Началась погоня, донесся смех; потом дети исчезли в доме, и все стихло.

Это была мимолетная сценка обычной домашней жизни, не имеющая никакого особого значения, и все же она вызвала у Керис чувство глубокой печали. Она взглянула на Даврона и попятилась.

Однако тут Даврон повернулся, увидел девушку и замер на месте.

Керис подумала, что он рассердится. Однако Даврон стоял, как человек на краю пропасти, знающий, что земля под ним вот-вот начнет крошиться. Его отчаяние не оставляло места гневу. Керис сделала шаг к Даврону, не в силах удержаться.

— Почему? — прошептала она. — Почему ты не можешь просто пойти и увидеться с ними?

Лес вокруг них, казалось, замер, ожидая его ответа. Даврон молчал так долго, что Керис уже решила, что он не ответит вовсе, но тут он тихо и без всяких эмоций произнес:

— Потому что если я попытаюсь увидеться с ними, заговорить, она донесет церковникам вот об этом. — Он коснулся рукава в том месте, где ткань прикрывала знак Разрушителя. — Я не видел Миррин — мою дочь — с того дня, когда все это случилось. Я никогда не держал на руках сына, он никогда не называл меня отцом. — Даврон оглянулся на здание на противоположном берегу. — Каждый раз, когда я бываю в Дормуссе, я стою здесь и надеюсь, что увижу Миррин. Часто проходит целый день, а я ее так и не вижу.

«Она донесет церковникам?» Алисс, его жена? Керис была потрясена. Если церковники узнают о знаке Разрушителя, Даврона проклянут как отступника и казнят — казнят немедленно, не слушая никаких оправданий. Эта женщина грозила ему смертью, а ведь он согласился на сделку с Карасмой ради нее, Алисс, своей жены.

Даврон прислонился к дереву, и Керис с ужасом увидела, что он плачет; плечи его беспомощно тряслись, горе, которое он хранил в себе все эти пять лет, наконец-то перелилось через край.