Через день пути пустоши, окружающие станцию Пикля, остались позади. Лошади, хорошо отдохнувшие и вволю отъевшиеся на станции сеном, занервничали, когда им пришлось ступить на изрытую ямами равнину; гулкое эхо ударов копыт по каменной поверхности, под которой скрывались пустоты, пугало их.

— Тут ехать все опаснее, — услышала Керис слова Скоу, обращенные к Даврону. — Провалы внизу растут.

Проводник кивнул, ничем внешне не проявив беспокойства, хотя Керис видела, что местность ему не нравится.

— Боюсь, что ты прав, — сказал он.

Перед самым закатом путники добрались до гряды утесов на южной границе равнины: голубая лента скал, известная как Губка, тянулась по плоской земле, подобно яркой тесьме на подоле мантии церковника. Лагерь для ночлега разбили всего в сотне шагов от ее подножия.

Ставя в сгущающихся сумерках палатку, Керис с опаской оглядывалась на утесы. Ее отец часто рассказывал об этих местах: «Там полно Диких. Даже Приспешники не любят появляться в окрестностях Губки. И не объедешь ее никак…»

Преграда тянулась в обоих направлениях, насколько хватало глаз, раза в четыре выше самого высокого дерева. Преодолеть ее поверху тоже было невозможно: лошади не вскарабкались бы на крутизну. Оставалась единственная возможность: пробираться насквозь.

Прежде чем окончательно стемнело, Керис подошла к скалам, чтобы рассмотреть их вблизи. Все было точно так, как описывал ей Пирс: перед Керис была путаница арок, колонн, перемычек, коридоров и провалов; все это было голубым и упругим, как резина. Ни в одном месте не было ни прямого прохода, ни большой пещеры — просто тесный лабиринт: ниши, колодцы, изгибающиеся стены.

Однако свет там был. Он сочился сквозь отверстия сверху, сквозь многочисленные дыры в стенах, по пустотам и туннелям — мутный и рассеянный голубой свет. Входов и выходов имелось множество; проблема заключалась в том, что, оказавшись внутри, очень легко было заблудиться. Ни одно товарищество, успешно преодолевшее Губку, не могло оставить меток для других путешественников: там все постоянно менялось. Перегородки рушились, другие вырастали; дыры сглаживались, туннели меняли направление, старые входы закрывались, новые возникали. Проводнику приходилось каждый раз заново искать дорогу. Пирс полагался на чутье Игрейны: старая сообразительная переправная лошадь всегда с легкостью находила короткий проход, ведущий с одной стороны на другую. Другие жители Неустойчивости использовали собак или ласок; один или два похвалялись, что не нуждаются в животных, потому что сами способны чутьем определить верное направление.

Керис все еще рассматривала странное образование, когда к ней присоединились Хамелеон, Портрон и Корриан. Всех их открывшаяся картина смущала так же, как и Керис.

— Сыр со множеством дырок, — определил Квирк, с отвращением сморщив нос. — Какова толщина этой штуки, Керис? Ты знаешь?

— День пути, если мастер Даврон знает свое дело и если нам повезет. Но толщина меняется, и внутри очень легко заблудиться.

— В сырах никогда не бывает так много дырок, — сказал Портрон, — по крайней мере в тех сырах, что производят у меня на родине. Это больше похоже на соты.

— Голубой сыр еще можно вообразить, но голубые соты? — проворчала Корриан, умудряясь говорить, не выпуская трубки изо рта. — У сот все стороны ячеек одинаковые. Это свихнувшийся лабиринт. Напоминает мне трущобы Драмлина. Кстати, и воняет здесь так же мерзко.

— А и правда, чем это пахнет? — спросил Хамелеон.

— Дикими, — коротко бросила Керис.

— Я однажды видела человека, которого зарезали в уличной драке, — пробурчала Корриан, выпуская клубы дыма. — Над ним как следует поработали… Так вот, легкие были очень похожи на ту дрянь, что перед нами: все пористые. Наверное, поэтому и название такое: Губка.

— Отец говорил мне, что губка — это что-то, что добывали в морях, когда моря еще были, — сказала Керис.

Хамелеон потыкал пальцем в голубую стену прямо перед собой; она слегка подалась под нажимом, словно живая ткань. Меченый поспешно отдернул руку:

— Уж не животное ли это?

— Не знаю. Может быть, какое-то растение.

Квирк потер щеку, не скрывая нервозности.

— Ох, будем надеяться, что оно не живое. Мне очень не нравится мысль о том, чтобы влезть внутрь кого-то, кто… ну, способен меня переварить.

— Давайте вернемся, — предложил Портрон. — Совсем стемнело. — Однако когда Квирк и Корриан двинулись к лагерю, старый церковник задержался, заставив и Керис замедлить шаг. — Ты так и не сообщила мне, почему решила отправиться с нами, — сказал он. — Это ведь опасный маршрут, девонька.

— Я решила поселиться в Неустойчивости, — оборвала его Керис. — Я теперь работаю на Мелдора, наставник.

Он посмотрел на нее, разинув рот, потом захлопнул его так, что щелкнули зубы.

— Что ты делаешь для него? — спросил он наконец.

— Я картограф.

— Невозможно! Это же мужская профессия!

— В Неустойчивости такие условности никого не волнуют.

— Но кто станет покупать твои карты?

— Знаешь, я тоже думала об этом, однако пришла к заключению, что жителям Неустойчивости без разницы, кто изготовит карты, были бы они точными. Обычные люди могут воротить нос от карт, нарисованных женщиной, — но только не те, кто живет в Неустойчивости… и разбирается в картах.

— Ты собираешься нарушить Закон и противопоставить себя церкви и всему, чему церковь учит. — Портрон в возбуждении замахал своей мухобойкой.

— О, возможно, я открою лавку в каком-нибудь пограничном городке вроде Наблы, где не очень-то обращают внимание на Порядок, а Закон и законники не имеют особой власти.

— Да поможет тебе Создатель, Керис! Ведь все равно это будет неправильно! К тому же ты знаешь, что и Мелдор, и Даврон имеют дело с леу. Ты же видела, что они творили! Как же ты можешь даже подумать о том, чтобы работать на такого человека — человека, который намеренно стремится воспользоваться силой, рожденной Разрушителем?

Керис вздохнула, в душе соглашаясь с Портроном.

— Наставник, почему ты никому не рассказал об этом на станции? Почему не сообщил Защитникам, что Мелдор и Даврон занимаются запретными делами?

— Поверь, я хотел это сделать. Но как-то… — Портрон поежился, остановился и взял Керис за руку. — Он велел мне молчать, и я не мог ничего сказать. Керис, этот человек — сосуд зла!

— Кто именно?

— Мелдор. Ах, как бы я хотел вспомнить, где видел его раньше!

— Если ты считаешь, что он — источник зла, то почему ты здесь?

— Потому что ты едешь с ним, да будет проклят Хаос! Я мог бы и задержаться на станции Пикля и дождаться следующего товарищества, если бы ты не заявила, что едешь дальше с Давроном. Я собирался расстаться с ним, но тут…

Керис была поражена.

— Ох… О Создатель, я никак не думала…

Портрон вздохнул:

— Теперь поздно жалеть. Ты очень упряма, Керис Кейлен, а я надеялся, что ты в конце концов передумаешь. Ведь никогда не поздно вернуться под руку Закона и защиту церкви.

— Ты же не станешь… не станешь нарочно доставлять мне неприятности? Доносить церковникам, имею я в виду.

Портрон смутился:

— Э-э… Нет, то есть… Я не собираюсь мутить воду в колодце. Для крестовых походов я слишком стар. — Тут его посетила неожиданная мысль. — А для чего мастеру Даврону нужен картограф?

— Какое-то предприятие… — уклончиво ответила Керис. — Он, несомненно, считает, что на этом можно заработать.