С сияющим лицом она повернулась к Даврону, собираясь задать ему вопрос, но тот с улыбкой опередил ее:

— Не слишком фантазируй, Керис. Колокольчики могут оставаться вне воды только около получаса, поэтому от озера особенно не удаляются. Впрочем, ты вполне можешь пользоваться ими, чтобы сделать карты берегов.

Керис задала другой вопрос:

— Откуда ты знаешь, что я собиралась сказать?

— Ох, я все о тебе знаю, — очень тихо ответил Даврон.

Корзина перевалила через невысокую стенку, окружающую город, и опустилась на травянистую лужайку. Путники прибыли в Шилд.

— Можешь теперь открыть глаза, Квинлинг, — сказала Корриан.

— А лошади не перепугаются? — спросила Керис Скоу.

— Гораздо меньше, чем ты, — весело ответил меченый. — Они не тревожатся о том, чего не видят. К тому же им почему-то нравится запах колокольчиков.

Пока они ждали доставки лошадей, Керис осматривалась кругом. Она разрывалась между желанием рассмеяться от радости и страхом перед тем, что подумала бы обо всем этом церковь. Разглядывая детали зданий, которые до сих пор она видела лишь издали, Керис решила, что даже для тех, кто не может видеть леу, город должен казаться сказкой. Самые скромные дома были украшены ажурными башенками; невероятно замысловатые арки служили входами в обычные лавки; на фоне неба вырисовывались башни и купола. Всюду виднелись украшения и неожиданные детали: наружные лестницы, ведущие на верхние этажи, флюгера, эркеры, витражи, резные каменные наличники, медные крыши, архитравы, лепные украшения, пилястры… Слишком больших или слишком высоких зданий не было: строители явно стремились к изысканности, а не к грандиозности. Город был веселым скоплением чудачеств, как будто жители Звезды Надежды, освободившись от гнета церкви, слегка рехнулись.

Однако Корриан, Квирка и Керис увиденное поражало еще и по другой причине. Они выросли в мире, где архитектура была аскетичной и утилитарной, где ничто никогда не менялось. Ничего нового или отличающегося от прежнего никогда не появлялось. В Постоянствах большинство зданий были старыми и разрушающимися, покрытыми лишайниками, даже если кое-где земляная крыша и расцветала летом полевыми цветами. Только церковные здания сияли яркими красками, резьбой, фресками, только храмы имели башни. Здесь же все было другим — и все переливалось яркими цветами леу.

— Ну, уж церковным ханжам это не понравилось бы, — с удовлетворением сказала Корриан.

— Даже и представить не могу, что сказал бы Портрон, — согласилась Керис, — не говоря о наставнике у нас дома. — Она повернулась к Даврону. — Что это там: уж не мельница ли на крыше дома?

— Именно. Их тут довольно много — и зерно мелют, и воду из озера качают. Поехали, я покажу дорогу. Становится поздно, и мы устали. — Даврон направил коня по мощенной камнем улице. Керис двинулась следом, стараясь не думать о том, что находится на высоте нескольких сот футов над озером.

— Ух, — протянула Корриан, — если тут так украшают даже дома, то как же выглядят шлюхи?

Квирк запрокинул голову, разглядывая спиралью уходящую вверх башню.

— Как вы думаете, будет это все на месте, когда я проснусь завтра утром?

— В это трудно поверить, — сказал Даврон, — но Мелдор сильно ограничил фантазию строителей. Видели бы вы некоторые рисунки Свитчина! Дома с дверьми высотой в двенадцать футов, башни, достающие до облаков, луковки-купола, нанизанные один на другой, застекленные окна размером с поле…

— Я тогда колебался, — вступил в разговор Мелдор. — Я и до сих пор сомневаюсь. Нет слов: город красив и приветлив, конечно, все в нем новое — но в Законе было и кое-что хорошее. Добыча глины для кирпичей, камня в каменоломнях, вырубка деревьев на балки, выплавка меди для крыш — все это уродует землю. Не все перемены бывают к лучшему, как я обнаружил. Я настоял на том, чтобы ничего огромного не строилось — ни слишком высоких крыш, ни слишком просторных комнат, например. Каждое срубленное дерево должно быть заменено саженцем — точно так, как этого требует Закон. Но даже несмотря на такие меры… — Мелдор покачал головой. — Чтобы построить все это, пришлось причинить Звезде Надежды ужасный урон. Может быть, мне следовало ввести более жесткие правила.

— Так почему же ты так не поступил? — спросила Керис, знавшая, что Мелдор никогда ничего не делает без веских причин.

— Потому что мне представлялось важным с помощью красоты поднять дух людей. Мы слишком долго жили под пятой Закона, слишком долго нас принуждали подчиняться Порядку. Это сделало людей мелочными и ограниченными. Мне самому не нужны оборочки и безделушки; они не были нужны мне и пока я был зрячим, и уж тем более они не нужны мне теперь, — но мне не нравится то, что их отсутствие делает с душами других людей. Мы стали унылой расой, Керис, думаем только о наказаниях и запретах, ненавидим своего соседа, если он позволит себе какое-то отличие. Я не хотел, чтобы Звезда Надежды тоже была такой. Здесь люди могут расправить крылья — нужно только позаботиться о том, чтобы при этом не дать когтям жадности растерзать природу.

Керис принялась рассматривать людей, мимо которых они проезжали. Многие делали приветственный кинезис, увидев маркграфа. Керис подумала: «Интересно, выглядят ли здешние жители более счастливыми, чем жители Постоянств?» Девушка не была уверена. Они, несомненно, одевались ярче: никаких ограничений не существовало — можно было позволить себе любой цвет, любую моду, любые украшения. Керис подумала, что результат ей не так уж нравится.

— Несомненно, со временем краски станут более приглушенными, — сказал Даврон. Он снова прочел ее мысли. — То, что ты видишь, просто реакция на унылую одноцветность, которую людям навязывал Закон.

— Наверное, — с сомнением пробормотала Керис.

Мимо них прошествовал какой-то человек; носки его башмаков были такими загнутыми, что их приходилось привязывать к штанам у коленей. Женщина еле протиснулась боком в дверь дома: широкая юбка мешала ей идти.

— Может быть, это и есть ответ на твой вопрос, Корриан, о том, что здесь носят шлюхи, — сказал Квирк, показывая на стоящую у входа в проулок красотку: на ней не было надето почти ничего.

— Те дети… — неожиданно сказала Керис, глядя на играющих малышей. — И леу. Всюду леу — и удивительно много детей, я заметила. Но как же… Разве они?..

Скоу кивнул:

— Насколько мы можем судить, здесь дети рождаются нормальными — даже у меченых. Правда, все они поглощают леу. Заметно это, конечно, только леувидцам. Мы еще не знаем, как это отражается на их развитии. Пока что никаких отличий не заметно. Они рождаются леувидцами или нет — как и везде. И здесь, слава Создателю, не Неустойчивость — дети не делаются уродами, и никто из них пока не стал меченым. А вот что их много — это ты верно заметила. Людей здесь не обязывают ограничиваться всего двумя детьми, по крайней мере пока. Родители сами решают, сколько детей им заводить.

Керис повернулась к Даврону, собираясь высказать свое восхищение такими порядками, и задохнулась — такая боль была написана на его лице. Он тоже смотрел на детей — и это было для него мучительно. Слова, которые просились Керис на язык, остались несказанными.

Проехав немного дальше, путники остановились у лавки. Керис подняла глаза на вывеску, и сердце у нее замерло: на вывеске была изображена карта. Это была лавка картографа.

— Лавка принадлежала Керевену Деверли, — сказал Мелдор, — теперь она твоя, Керис, вместе со всем, что в ней есть. Семьи у Керевена не было, а деньги на лавку дали мы. Там найдется все, что тебе нужно для дела. Надеюсь, тебя не смутит то, что придется пользоваться перьями и кисточками человека, который погиб.

— Мне кажется, это для меня честь. Деверли был прекрасный картограф, если можно судить по той карте, которая у меня была. Даврон спешился и позвонил в колокольчик.

— Его слуга все еще должен быть здесь. Если он тебе подойдет, пусть остается. Его имя Колибран, но его чаще называют Сверчок. Жена его была домоправительницей у Деверли.