Теперь с высоты своих шестнадцати лет Мэгги считала, что поступала правильно, не делясь своими тревогами с сестрой. Напрасно она так жалела себя. Ведь все ее неприятности исчезли буквально за одну ночь. Она вдруг выросла и похорошела. Мэгги решительно задвинула ящик и снова стала зачарованно разглядывать себя в зеркале.

Она все росла и росла, а потом вдруг перестала, остановившись на совсем не страшных пяти футах восьми дюймах. Кожа стала чистой, скобки наконец сняли, и зубы выглядели просто замечательно. И даже неукротимые волосы неожиданно решили вести себя вполне благопристойно. Мэгги как-то случайно услышала, что Мэдисон назвала ее «черноволосой ирландкой», но если это и было оскорблением, то Мэгги его не поняла. Она решила, что белая кожа, яркий румянец, черные волосы и ярко-синие глаза — это очень даже неплохо. Привет, красотка!

Да, она станет красавицей. Что же касается грудей, которые она так ненавидела, пока была толстой, то теперь они стали лучшим ее украшением. У нее была самая большая, самая сексуальная грудь в ее классе, в школе «Элм Кантри». Все девочки из хоккейной команды согласились с этим. Мэгги приподняла грудь руками и поцеловала ее, представляя, что может чувствовать при этом мужчина, если таковой когда-нибудь появится. Она даже ни разу не ходила на свидание.

Ей никак не удавалось дотянуться до сосков даже кончиком языка, но пока она целовала нежную кожу, у нее возникло такое восхитительное ощущение, что ей пришлось прекратить это занятие. В доме стоял постоянный шум из-за подготовки к свадьбе Кендис. И Мэгги не могла быть уверенной, что какой-нибудь поставщик цветов или напитков случайно не откроет дверь в ее комнату и не увидит, чем она тут занимается. Благодарение господу, у нее есть собственная ванная комната. Мэгги со вздохом растянулась на плотном ковре. Она была так возбуждена, что ей хватило нескольких движений пальцев по трусикам, и она испытала восхитительный оргазм.

Вот так намного лучше, с облегчением вздохнула Мэгги. Хуже, когда для этого не находилось подходящего места и обуревавшие ее желания сводили ее с ума. Но существовали кабинки в школьном туалете, где этим можно было заниматься стоя, и ее ванная комната, так что Мэгги как-то обходилась. Как хорошо, что она перестала бояться лошадей, а верховая езда так ее возбуждала. Неужели лошади чувствовали, какое наслаждение получает Мэгги, и именно поэтому так слушались ее? Неужели они понимали, что она занимается сексом с седлом? Или просто ненавидимые ею уроки верховой езды дали наконец свои плоды?

Мэгги жалела, что не узнала пораньше об этом наслаждении. Ее детство было бы куда счастливее. Она улыбнулась своему отражению в зеркале над раковиной, разглядывая порозовевшие щеки и нитку великолепного, чуть розового жемчуга, которую Тесса подарила ей на шестнадцатилетие. И какая замечательная грудь!

Какое счастье, что она потеряла веру в бога после того, как ей исполнилось четырнадцать. И представить невозможно, как бы она стала исповедоваться. Отец мой, я согрешила действием. И каким же действием? Это был грех против чистоты. Что же это за грех? Я трогала себя, отец мой. И сколько же раз ты оскорбила господа нашего подобным поведением? Двадцать пять раз после последней исповеди. И когда ты исповедовалась последний раз? Неделю назад, отец мой.

Бедняга подумал бы, что она прямой дорогой идет в ад. Мэгги перестала верить в бога, и это лучшее, что с ней произошло. Хотя она и чувствовала себя виноватой почти месяц, особенно после того, как сказала Мэдисон, что больше не хочет ходить на мессу. Мэдисон проявила удивительный такт и понимание. Мэгги снова удивилась, вспоминая об этом. Пожалуй, миссис Уэбстер даже испытала облегчение. Что ж, наверное, ей было не слишком радостно иметь под своей крышей маленькую папистку.

Бедная старушка Мэдисон! Когда она сказала, что Мэгги надо как можно быстрее стать членом Молодежной лиги, она ответила ей, что скорее вступит в коммунистическую партию. Когда Мэдисон заговорила о том, что пора уже начать подготовку к выходу Мэгги в свет, та ответила, что лучше выпьет кислоты. Как только Мэгги поняла, как следует себя вести, она с легкостью стала справляться с Мэдисон. Мэдисон Уэбстер ее боялась. Мэгги не догадывалась о причинах этого страха, но чувствовала, что не ошиблась. У Мэдисон никогда не находилось для нее ни капельки душевного тепла, она просто делала то, что от нее требовалось. Мэгги это обижало до сих пор, но она все детство прожила, ощущая полное отсутствие интереса к себе. Слава богу, у нее еще оставался ее секрет.

На следующий год у Тессы снова случился выкидыш на третьем месяце. Самые лучшие в Лос-Анджелесе доктора в один голос уверяли ее, что не находят никаких причин для этого. Они заверили Люка и Тессу, что даже два выкидыша подряд вовсе не означают, что Тесса не сможет иметь детей. Ей всего лишь тридцать один. А Люк так же здоров, как мужчина вполовину его моложе. После полугода воздержания врачи рекомендовали им «повторить попытку».

Пресвятая Богородица, как же она ненавидит это слово «попытка», думала Тесса. Всякий раз, когда Люк занимался с ней любовью, ей чудилось, что половина персонала великолепной больницы «Седар-Синай» лежит в постели вместе с ними, а развеселая команда болельщиков вопит: «Попытка, еще одна попытка!»

Во всяком случае, ближайшие полгода ничего этого не будет, ведь доктор запретил им даже думать о зачатии, причем специально подчеркнул, что следует исключить из жизни тревоги, волнения, стрессы. «Ну конечно, — думала Тесса, — просто отключите на время мозги, маленькая леди, только и всего. Ох уж эти доктора!»

Люку исполнилось пятьдесят семь лет. В день рождения Тесса увидела мужчину, практически совсем не изменившегося со дня их знакомства. Да, разумеется, в густых темно-рыжих волосах появилась седина, но только на висках. Черты лица все те же, четко очерченные, властные, которые она полюбила с первого взгляда, не изменились, только морщины у рта стали резче. Он несокрушим. Только его взгляд, брошенный на Тессу, выдавал его печаль. Он тоже переживал из-за выкидышей, жалея жену и мучаясь чувством вины. Может быть, Тессе лучше было родить раньше? Он был таким эгоистом! Но время не вернешь, Люк Блейк, говорил он себе, и потом, Тесса сама согласилась подождать, она тоже не хотела спешить.

Они купили наконец настоящий семейный дом в Лос-Анджелесе, о котором так мечтала Тесса. Люк уже не настаивал на том, чтобы жена снималась только в одном фильме в год. Он понимал, что работа станет для нее лучшим лекарем. Сам он резко сократил свои разъезды, стараясь как можно больше времени проводить с Тессой.

Они устроились в Беверли-Хиллз к северу от бульвара Сансет в доме из старого побеленного кирпича, выстроенном в нормандском стиле и заросшем пурпурными цветами вьюнка. Четыре акра земли спускались от террас, где расположились сады, к плавательному бассейну и теннисному корту, которым никто не пользовался. Даже с самой высокой точки дома они не видели крыш соседних особняков — такое количество зелени отделяло их от невидимых и неслышимых соседей. Здесь было так же спокойно, как на их любимой ферме.

Теперь и Тесса и Люк стали частью голливудского общества. Им больше не удавалось под предлогом путешествий уклоняться от участия в этом вечном карнавале, немного утихавшем только на летние месяцы. Люк втайне радовался, что Тесса может красоваться в подаренных им роскошных драгоценностях. Даже теперь, в середине восьмидесятых, когда дорогие украшения стали носить многие женщины, коллекция Тессы оставалась самой лучшей, самой стильной, самой экстравагантной и самой оригинальной. Ни одна, даже самая богатая, женщина в мире не могла с ней соперничать.

— Посоветуй, что мне надеть из драгоценностей сегодня вечером, дорогой, — попросила Тесса, демонстрируя Люку вечерний костюм из белого льна, который она выбрала для дружеского ужина в «Ле Дом». Фиона пригласила их, чтобы отпраздновать завершение ее первой картины. — Как ты думаешь, может быть, рубины подойдут?