— Пойдем-ка сядем, — Тесса обняла дочь и подвела ее к дивану. Она вытерла слезы, катившиеся по щекам Мэгги, пригладила короткие кудри и легко поцеловала в щеку. — Не вини себя ни в чем! Только это я могу сказать тебе, Мэгги. Я уже сделала это за нас обеих. Прошу тебя, родная, успокойся. Я бы на твоем месте точно так же отсылала письма обратно, не читая, честное слово. У тебя собственная гордость, и ты была вправе отвернуться от меня. Это самое меньшее, что ты могла сделать. Если бы я не узнала, как мало мне осталось, я, наверное, предоставила бы тебе возможность и дальше жить так, как ты считаешь нужным, без меня.

— О Тесса, что же нам теперь делать? — с тревогой спросила Мэгги.

— Мы не можем выйти из зрительного зала и потребовать вернуть нам деньги за билеты, — в голосе Тессы прозвучали ироничные нотки, хотя по ее щекам текли слезы, смешиваясь со слезами Мэгги. — Мы обязаны досмотреть представление до конца. Во всяком случае, мы можем сидеть рядом и держать друг друга за руки, пока все не кончится.

— Чудесная парочка, — всхлипнула Мэгги.

— Я полагаю, нам надо перестать лить слезы и продолжать жить дальше.

— Я люблю тебя, Тесса. Я всегда любила тебя, даже тогда, когда думала, что ненавижу. Но теперь я люблю тебя еще сильнее. Ты ведь знаешь об этом, правда?

— Да, моя дорогая, моя дочка, моя девочка, я знаю. Вот ты и сказала, что мы будем делать. Мы будем любить друг друга. Это единственный ответ, который я могу тебе дать.

— Ты собираешься что-то сказать мне? И, по твоему мнению, я не хочу этого слышать? — прошептал Сэм на ухо Тессе, когда она лежала обнаженная в его объятиях. — Эли закончил сценарий, и они требуют, чтобы ты завтра же вылетела на побережье. Я угадал?

— Почему ты так говоришь?

— Потому что ты еще ни разу не соблазняла меня так, как сегодня вечером… Я почувствовал себя невинным, молодым, неопытным парнишкой в руках потрясающей женщины, которая решила сделать из меня настоящего мужчину. Это актеры называют «входить в роль»?

— Ты думаешь, я уже играла роль Кэсси? Страстной Кэсси? — спросила Тесса, приподняв голову.

— Ты была страстной Тессой, но в тебе появилось что-то новое, удивительное, то, о чем раньше я не смел и мечтать.

Если бы дело было только в фильме, подумала Тесса, теснее прижимаясь к Сэму. Нет, это было последним сексуальным праздником, пока Сэм еще не узнал страшную правду. Потом, всякий раз, когда они будут заниматься любовью, он будет думать об этом и вести себя осторожнее.

— Но ты не знаешь, что я взял отпуск на год и смогу провести это время с тобой, пока будут идти съемки фильма, — продолжал Сэм. — Я вдруг понял, что не могу отпустить тебя одну. А если говорить откровенно, я просто не смогу остаться здесь один, без тебя. Я уже все обговорил с деканом.

— Это невозможно, Сэм, — Тесса села в постели, прислонилась к изголовью и натянула халат на обнаженное тело. Она глубоко вздохнула. — Этого не может быть, потому что я не могу сниматься в фильме, а я не могу сниматься в фильме, потому что у меня рак, — произнесла она на одном дыхании, стараясь, чтобы голос звучал ровно и не дрожал.

Сэм резко спустил ноги с постели.

— Я не верю.

— Сэм, ты же понимаешь, я не стала бы этого говорить, если бы это не было правдой.

Он посмотрел на Тессу. Она сидела в постели, сложив руки на груди, словно защищаясь, сжав пальцы в кулаки. Сэм бросился к ней и крепко обнял ее.

— Тесса, дорогая моя, мы будем бороться вместе, ты поправишься, обещаю тебе.

— Нет, Сэм, я не поправлюсь.

— Не говори так! Что бы ни потребовалось, ты должна все сделать, я буду с тобой рядом каждую секунду.

— С этим ничего нельзя сделать.

— Кто внушил тебе такую глупость?

— Врач.

— Ради бога, Тесса, что за идиот сказал тебе такое? Завтра же мы найдем самого лучшего врача в Нью-Йорке и…

— Сэм, дорогой, послушай меня. Я была у самого лучшего врача в Нью-Йорке. У меня рак поджелудочной…

— Господи! Нет! — Сэм резко отпустил Тессу, встал и со всей силы ударил кулаком в стену.

— Сэм? — окликнула она его в наступившей тишине.

— Мой отец умер от этого.

— Значит, ты все понимаешь.

— Да.

— Сколько ему было лет?

— Почти восемьдесят. Тесса, твой врач не ошибся? Ты консультировалась с кем-нибудь еще? Ты слишком молода для этого… Это какое-то недоразумение… Это просто невозможно…

— Я могу проконсультироваться с другим врачом, если тебе от этого станет легче, но мне делали ультразвук, компьютерную томографию и биопсию. Я побывала на приеме у самого лучшего онколога. Ошибки быть не может. Операция невозможна, от лечения я отказалась, потому что на него уйдет все отпущенное мне богом время. У меня впереди еще по крайней мере год, Сэм, может быть, даже два… Только обними меня, держи крепче и не отпускай.

— Я не отпущу тебя, моя красавица, моя девочка, я никогда не отпущу тебя.

Фиона Бриджес приехала в Нью-Йорк в последнюю неделю марта за два дня до аукциона. Она сидела в кресле, специально оставленном для нее Тессой. Это было одно из лучших мест, в самой середине аукционного зала. Родди Фенстервальд удобно устроился в кресле рядом с ней. Здесь собрались самые богатые люди. Фиона вертела головой по сторонам, благодарная Тессе за приглашение и за эти удобные места.

— Я чувствую себя настоящей деревенщиной, — прошептала она на ухо Родди.

— Я тоже, — ответил он. — Я даже не предполагал, что будет нечто подобное. Правда, я не попал на аукцион герцогини Виндзорской. Но он проходил в Женеве, а провинция, дорогая, есть провинция. А этот аукцион просто наэлектризовал Нью-Йорк. Все говорят только об этом, даже таксисты.

— Я не осмелилась никому сказать, что для меня зарезервировано место. Меня разорвали бы на куски от зависти.

— Особенно учитывая тот факт, что ты не будешь ничего покупать.

— А ты будешь, Родди?

— По таким-то ценам? Но я не смог устоять и все же взял табличку, показывающую цену, как и ты. Буду делать вид, что собрался кое-что прикупить для тебя, дорогая. Как ты думаешь, многие ли женщины будут торговаться для себя? Держу пари, единицы. В торгах всегда участвуют мужчины, подстегиваемые женщинами, и именно мужчины будут платить. Я все-таки никак не могу понять, зачем Тесса устраивает этот аукцион, — пробурчал Родди. — Ну лежали бы ее драгоценности в своих ячейках в банке, повышались бы в цене.

— Я думаю, что в этом нет никакой загадки. Тесса все прекрасно объяснила в предисловии к каталогу. С ее точки зрения, деньги, вырученные от продажи ее украшений, лучше потратить на научные исследования в области лечения рака.

— Ах, наша Тесса пожелала стать святой? Это не в ее стиле, — задумчиво усмехнулся Родди. — Ее драгоценности стали частью ее самой. Продавая их, она как будто прощается со своим прошлым. Мне становится грустно, и я чувствую себя старым… Полагаю, мне просто неприятна сама мысль о том, что их будут носить другие женщины.

— Может быть, это своего рода знак, что восьмидесятые годы и в самом деле кончились.

— Какая ужасная мысль! Фиона, никогда, никогда не повторяй этого больше! Даже думать так не смей! — Родди пришел в ужас.

— Прости, дорогой. Восьмидесятые будут длиться вечно, не бойся.

— Ты уверена?

— Несомненно, — насмешливо отозвалась Фиона.

Энди Маклауд, вернувшийся домой, чтобы присутствовать на аукционе Тессы Кент, стоял на своем привилегированном месте у подиума и любовался залом. Каждое кресло, которое они умудрились втиснуть в два аукционных зала фирмы, было занято. Покупатели съехались со всего мира. Многие из них никогда раньше не пользовались услугами фирмы «Скотт и Скотт», отдавая предпочтение «Сотби» и «Кристи».

По всему Западному полушарию: в Беверли-Хиллз, Чикаго, Бостоне, Далласе, Майами, Сан-Франциско, Палм-Бич, а также в Торонто, Монреале, Мехико, Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айресе — отделения фирмы сняли бальные залы в отелях и наладили прямую связь с главным аукционом в Нью-Йорке.