— Самойлов! — Раздалось за окном знакомым девичьим голосом. — Ты тут?!

Ручка в руке дрогнула.

— Телефон не работает! В шестом задании ответ «б»!

— Так, это кому подсказывают?! — Встрепенулась женщина-контролер.

— Восемь — «цэ»!

— Я закрою окно, — сыграл я на опережение и быстро закрыл створку, а затем и соседскую.

Мельком глянул за шторку жалюзи. Ника!!! Под окнами! Но за парту вернулся абсолютно невозмутимым.

— Кто из вас Самойлов? — Грозно произнесла наш куратор.

Но, не дождавшись ответа, как операционная система вновь ушла в спящий режим.

А я лихорадочно и крайне быстро писал ответы. Потому что беда не приходит одна.

— «Двадцать второе — В-ээ» — Загудело по системе вентиляции усиленным и огрубленным голосом.

— Так, Самойлов, немедленно сдать работу и выйти из аудитории!

Недоуменно повернулся на класс, якобы пытаясь вместе со всеми найти виновника. В конце концов, мы тут все на «С»! Должны быть совпадения. Но на меня внимательно и с подозрением смотрели девятнадцать пар юных и одна пара умудренных глаз. Категорически мне не верящих. И изначально не собирающихся обсуждать, какой мне толк от совершенно случайных ответов.

— Сдавайте, или я вообще ее не приму! — Пригрозила куратор.

Пришлось с видом лорда, которого обвинили в краже серебряной вилки, покинуть сие помещение.

Потому что спорить против девятнадцати конкурентов не вариант — тут все из группы смертников, и «минус один» в интересах каждого. Ну а объяснять преподавателю, что случайные ответы действительно случайны — вообще бессмысленно. Что она в этой экономике понимает? А если понимает — то, выходит, ей придется решать задания за меня, чтобы убедиться в неправильности надиктованных «ответов». В общем, шум, скандал и не наш метод.

Ну а в душе надрывно кипела только одна фраза, чуть-чуть не вырываясь в полный голос, чтобы воплем искреннего непонимания заполнить пустующие коридоры.

«За что?!»

Лестницы, как известно, нужны, чтобы по ним подниматься. Ступени мелькали под ногами, касаясь подошв разве что на третий счет. Широкие перила из лакированного дерева выдерживали рывки рук, благодаря которым удалось буквально пролететь со второго на четвертый этажи. Затем по гремящей железном лестнице на чердак. Ударом плеча выбить хлипкую дверцу, клацнувшую мощным навесным замком, но бессильно всхлипнувшую за спиной слабыми петлями. Оставив позади оседать чердачную пыль, медленно вихрившуюся в солнечном свете, выбраться на покатую крышу, набранную крашенным под серую черепицу металлом. Цепко оглядеть конусы воздуховодов, в два ряда проходящих вдоль всей крыши по самому ее центру. Много их тут — для каждого кабинета выведен отдельно. Но никого возле них не было.

Планы, как я искренне полагал, строятся так, чтобы по ним пройти спокойно и размеренно, обнаружив в конце пути очевидный и нужный результат. За спокойствием и размеренностью, правда, будет огромный ресурс потраченных сил и средств, обеспечивающих «легкость» и «волшебство» совпадений, удачных «стечений обстоятельств» и то самое, про что со стороны скажут «повезло». В лабиринте вероятностей, для ключевых персонажей будут заботливо подготовлены правильные решения, а за случайностями внимательно проследят опытные специалисты. Не так оно и сложно, если знать про человека чуть больше, чем он знает о себе — стены лабиринта уже окружают его, выстроенные обществом и им самим, надо только повернуть всё верным образом и идти по получившимся коридорам. Цель окупит все расходы.

Если, разумеется, не случится нечто дикое и невозможное — такое, знаете ли, что совсем не хочет жить, не думает о завтра, о родне, о подругах. Словом, если не случится Ника.

— Да за что?! — Искренне повторил я вопрос, от которого уже ощущался стойкий скрип песка на зубах.

Должна же быть в основе ее действий хоть какая-то логика! Ну или диагноз…

Задумавшись, прошелся по крыше, поглядывая вниз в поисках знакомого зеленого лоскута платья в толпе. Но ближнюю перспективу закрывали кроны яблонь, росшие вдоль корпуса, а вдали все сливалось в единую пеструю картину людского моря — чуть поредевшую с началом первых экзаменов.

Я подошел к сломанной мною двери, присел рядом, оценивая масштаб работ по ремонту (потому что по правилам Светы нельзя ломать и не чинить… Да и не только по этому). Приподнял створку, ставя ее вертикально и занялся погнутыми от удара петлями.

— Ладно, разберем все с самого начала. — Вместе с монотонной и несложной работой пришло спокойствие. — Ника порвала документы. От гнева Артема спас ее я. Но если бы документы были моими, кто бы спас ее от меня?

Возможно, в голове ее виделась определенная картина моих действий… Хотя я не особо представляю иных путей, как выключить ее точным ударом в подбородок; громко и честно сообщить народу, что девушке плохо; расчистить место, дождаться экипажа скорой, которых тут около десятка дежурит; представиться ее знакомым и взяться сопроводить до клиники, только вот не до городской, а своей, где девушка пару дней проспит на особенном внутривенном (безусловно оздоровляющем) питании до приезда отца, с которым и можно будет обсудить мотивы ее поступка и сколько его последствия будут стоить. Она же мне жизнь спасла — так что просто деньги. Разумеется, до прибытия ее родни я бы спокойно сдавал экзамены (а если он затянется — то и учился) по второму комплекту документов…

Допустим, Ника предполагала, что бить ее сразу не будут и для начала хотя бы спросят сакральное «за что?». Кстати, за что, а?! Спокойствие… Только спокойствие…

Вот она говорит свое «Самойлов! Ты не будешь тут учиться!», рвет мои документы, и я действительно понимаю, что не смогу (забываем про второй комплект бумаг и иные варианты). Пожалуй, единственное, что позволит ей удалиться с гордо поднятой и целой головой в такой ситуации — это и есть мой долг жизни… Только его списать придется подчистую.

Нахмурившись, шагнул вглубь чердака, установил петли к железной раме дверного проема и яркой вспышкой электричества от рук намертво приварил конструкцию.

Выходит, Ника готова списать долг жизни, лишь бы меня тут не было. Более того, зная, как влетела с Артемом, все равно пытается мне воспрепятствовать. И это вместо логичной в таком случае паники, попытки вымолить у Шуйского прощение и эмиграции в другую страну вместе со всей родней… Все бросает на чашу, лишь бы мне навредить. Да как так то?

Тут уже мое собственное любопытство не даст спать спокойно, пока не выясню причин.

Проверил обновление телефона — пришли контактные данные Ники, домашний адрес, координаты съемной квартиры, наименование ее банка, номер и марка машины вместе с реквизитами удостоверения личности.

Тут же набрал Никин номер, выслушал сначала длинные, а затем короткие гудки. Перенабрал и убедился, что добавлен в черный список. Шикарно, просто шикарно…

— Действительно, зачем экономить мое время. — С легким раздражением проворчал я. — Вот мои партнеры всегда тактично сообщали, почему я не должен жить. А тут детство какое-то…

Отряхнувшись от налипшей на чердаке паутины, зашагал вниз по лестнице, через тишину волнительно притихшего здания.

Посмотрел на часы и вбил по памяти одиннадцать цифр, за которыми в это время можно было услышать Диму.

— Есть ответ на мой вопрос?

Тот самый, самый острый и многажды в последние часы повторяемый…

— Пока нет, — замялся старый товарищ.

— Что, и подруг у нее нет, которых можно осторожно расспросить? С кем-то же она общается? Социальные сети, фотографии с раутов. Где-то же она принята? При каком дворе, в чьей свите, кто покровительствует? — Подсказал я очевидные пути поиска информации.

— Там ситуация выходит странная… Ощущение, что нигде не принята. — Произнес он осторожно, как бывает у специалистов на вымученное трудом и потом «ничего не найдено». — И ни с кем не дружит…

— Димка, ей двадцать один год. Красивая девушка из хорошей семьи, — усомнился я.