— Лексус? — вкрадчиво озвучивает она.

— Лексус? — повторяю я.

— Безопасность, новые технологи…

Она деловито загибает пальцы, а я едва сдерживаюсь, чтобы не заржать.

И вдруг моя Бон-Бон перестает улыбаться, румянец отливает от ее щек, а взгляд устремляется куда-то мне поверх плеча, в окно. Поворачиваю голову — и вижу то, что видит она: Тапка в машине рядом. И за рулем кабриолета сидит этакая белобрысая рафинированная жертва инстаграмма.

Вот тебе и Тапок. В тихом омуте водятся и буйные ботаники.

Я поворачиваюсь к Бон-Бон, едва сдерживая на языке колючую шутку о том, что в загулы уходят не только кобели вроде нас с Владом, но слова застывают, когда я натыкаюсь на ее лицо. И что я там вижу? Панику, страх, горе, отчаяние. Я вижу мою малышку глубоко потрясенной происходящим. Как будто она шестилетний ребенок, который встала ночью за стаканом воды и увидел, как родители шпилятся на кухне.

— Эй, — я щелкаю пальцами у нее перед носом, привлекая внимание. И на миг мне это удается: взгляд Бон-Бон фокусируется на моей ладони. — Ты ее знаешь?

— Нет, — бормочет она и делает то, что я ожидаю меньше всего — опускается на сиденье так низко, что и макушку не видно. — Езжай за ними.

— И не подумаю.

— Рэм! — молит она.

Светофор «моргает» зеленым, я даю по газам, а блонди, ожидаемо, тормозит и остается далеко позади. На следующем перекрестке я поворачиваю направо. Бон-Бон выбирается из своего убежища, хватает телефон и начинает что-то энергично выстукивать на экране, как будто собирается взять рекорд по быстропечатанию на смартфонах.

— Дай угадаю: твой ботаник сказал, что сегодня будет учиться, учиться и снова учиться? — стебусь я.

Она не обращает внимания, вся увлечена своим телефоном.

Ну ладно, малышка, придется с тобой жестко.

Бон-Бон так увлечена, что, само собой, не ждет подвоха. И когда она меньше всего этого ожидает, я хватаю ее телефон и швыряю в окно. Пока она с минуту приходит в себя, пытаясь переварить произошедшее, мы успеваем проехать пару кварталов. Сомневаюсь, что от ее игрушки под колесами машин осталось так уж много.

Я почти уверен, что вслед за молчанием последует дикая вспышка гнева, визг и попытки выцарапать мне глаза или, и того хуже, врезать между ног. Но Бон-Бон молча смотрит в лобовое стекло, сидя ровно, словно гвоздь. Понятия не имею, что творится в ее голове, но заранее готовлюсь, что рано или поздно мою малышку «прорвет».

— И телефон, — наконец, говорит Бон-Бон, почти до отказа выжимая звук из динамиков автомагнитолы. — Теперь ты должен мне еще и телефон.

Черт, она снова меня удивила.

Я протягиваю ей свой телефон:

— Найди, где у нас можно раздобыть симпатичный красный «Лексус» для моей любимой сестренки, — подмигиваю я, прекрасно зная, что рискую: ничто не остановит ее от того, чтобы отплатить мне моей же монетой. А в этом телефоне у меня пара номеров таких цыпочек, что их можно продавать на аукционах дороже, чем яйца Фаберже.

Но нет: Бон-Бон быстро находит координаты и вводит их в навигатор.

Я рад, что призрак Тапка остался где-то позади. Хотя, если честно, выражение лица Бон-Бон совершенно не радует. Она улыбается, она даже начинает возиться на сиденье, и подпевать словам песни, очень неплохо копируя манеру исполнения, вместо микрофона используя мой телефон, но это все — показуха, игра на публику, точнее сказать — игра для одного зрителя, меня. В какой-то момент мне начинает казаться, что поездка за треклятой машиной — дурацкая идея, ведь все равно Бон-Бон сейчас мыслями черт знает где. Но потом она заканчивает петь — и, как сумасшедшая, начинает делать селфи на мой телефон. Я рискую, отвлекаясь от дороги, но не могу не смотреть, как она корчится на камеру, стрит рожицы и ерошит волосы, изображая роковую женщину. Понятия не имею, сколько кадров она делает, прежде, чем остановиться, но явно много. И это, блядь, радует!

К моменту, когда мы останавливаемся около автосалона, малышка все-таки оттаивает и со всех ног несется вперед, как ураган вторгаясь в тишину обители дорогих тачек. Да уж, народа тут немного. Я не спешу заходить внутрь: стою перед прозрачной дверью и наблюдаю за тем, как моя малышка восторженно бродит между блестящими машинками, сосредоточенно их изучая. Консультанты: тощий и толстый, прям как по Чехову, стоят в сторонке с выражением полного непонимания на лицах. Я захожу внутрь в тот момент, когда парочка идет к моей малышке. Так сказать, закрываю ее своей широкой грудью.

И говорю волшебные слова:

— Этой малышке нужна машина. Любая, какую она выберет.

Ребят фраза окрыляет, а на лице Бон-Бон появляется широченная счастливая улыбка.

Может быть, Тапок ее расстроил, но сейчас именно я дарю ей сказку.

Я был чертовски неправ, когда говорил, что люблю баловать послушный покорных женщин. Ни одной овце я бы не купил «лексус» только чтобы посмотреть, как она визжит и прыгает вокруг него, словно индеец в ритуальном танце.

— Рэм? — привлекает мое внимание Бон-Бон. — Ты тоже не придешь на мой День рождения?

Завтрашний день расписан по минутам, и до одиннадцати ночи я точно занят, но…

— Куда же я денусь, малышка.

Я счастлива и несчастлива одновременна. Дурацкое сочетание, словно есть мясо в прикуску с заварным пирожным.

У меня есть роскошная машинка темно-вишневого цвета, с белым кожаным салоном — все, как я хотела. Мы оставляем ее в салоне для дополнительного тюнинга, но нам обещают, что ее доставят завтра во второй половине дня, и я все, что в эту минуту проноситься в моей голове — никто и никогда не делал мне таких подарков, и я знаю, что еще долго, очень долго буду наслаждаться вкусом этой щедрости.

Из автосалона мы едем за телефоном и — кто бы сомневался! — Рэм покупает какой-то дорогущий безрамочный флагман, в который мы тут же вставляем новую сим-карту. Хорошо, что все свои контакты я храню в облаке и давно привязала их к своему гугл-аккаунту, поэтому восстановить их не составит труда. Заодно сделаю то, что давно собиралась сделать: отсею всех левых людей из своей телефонной книги.

— Я бы пригласил тебя в ресторан, — говорит доберман, рассматривая меня с печальным видом, — но в таком виде это будет слишком экстремально. Как насчет перекусить в хорошем кафе?

— Идет, — сияю я. И добавляю: — А потом пойдем в парк аттракционов?

— Я что, похож на ребенка? — усмехается он.

— Ты похож на человека, который не умеет наслаждаться жизнью, — честно говорю я.

На самом деле, я не хочу идти с ним и мне не нужны аттракционы. Я хочу залезть в кровать, накрыть голову подушкой и подумать. Хорошенько подумать, проанализировать сегодняшнее событие и попытаться найти разумное объяснение тому, как Тапочек оказался в той машине. Но я боюсь, что у меня ничего не получится. Потому что хоть доберман и предполагал наугад, но когда мы утром говорили с Костей, он действительно говорил, что собирается готовиться к какой-то конференции, и очень долго извинялся за то, что завтра не сможет быть на моем Дне рождения, потому что конференция в другом конце страны и приедет он в лучшем случае послезавтра вечером. Конечно, я расстроилась, но, когда речь заходила о благе для его будущей карьеры, я была готова не задумываясь наступить на горло своей гордости.

Поэтому — мне нельзя домой. Не сейчас, когда я слишком на взводе, чтобы трезво оценивать ситуацию.

Рэм выбирает симпатичное уютное кафе, где пахнет пиццей и пряностями.

— Ненавижу фастфуд, — сетует он, изучая меню. — Давай семгу на гриле?

— Обожаю красную рыбу, — соглашаюсь я, хоть аппетита нет.

— Бон-Бон, он ее трахает, — говорит Рэм, когда официантка уходит с нашим заказом. — Таких телок не держат за подружек, так что твой Валенок точно дрючит ее пару раз в неделю, пока ты думаешь, что он в библиотеке.

— Не надо судить всех по себе, — парирую я. Ну нет, «братик», тебе меня не достать. — Некоторые мужчины в состоянии контролировать свой основной инстинкт, и не набрасываются на все, что шевелится.