— Зачем?

— Я пытался решить, то ли мне лечь вздремнуть, то ли немного перекусить. Там меня все видели. В «крысином проходе» нельзя остаться незамеченным.

И там все вокруг твои дружки. «Крысиным проходом» назывались жилые кубрики на нижней палубе, непосредственно перед вспомогательным машинным отделением. В городе в квартал с такими обитателями с наступлением темноты нормальный человек побоялся бы сунуться.

— Куда вы направились оттуда?

— Прямо на камбуз. Кок только что сварил кофе и испек булочки. — Энглер поднял правую руку. — А что было дальше, вы знаете.

«Кок предупредил тебя, что Скавалло обнаружила твой провод».

— Как бы вы охарактеризовали ваши рабочие отношения с лейтенантом Скавалло?

— Что?

— Как вам с ней работалось?

Пожатие плечами.

— Нормально.

— Никаких проблем не было?

— Ну, она моется таким вонючим мылом. Как будто обливается одеколоном. В закрытой радиорубке, среди экранов, которые излучают, как сумасшедшие, терпеть это просто невозможно. Лейтенант просил ее перестать пользоваться этим мылом.

— Вы имеете в виду лейтенанта Бледсоу?

— Да, лейтенанта Бледсоу.

— И она перестала?

— Нет, сэр. Сказала, что от нее пахнет лучше, чем от него.

— Судовой врач осмотрел ваш ожог?

— Я не стал беспокоить старшину Купера.

— Наверное, ему все же следовало бы взглянуть на него. Мало ли что.

— Смотреть особенно нечего.

— Знаете что, покажите мне руку.

— Зачем?

— Ожог. Энглер, развяжите бинт, — сказал Стэдмен. — Я хочу взглянуть сам.

У Энглера не было никакого желания выполнять просьбу старшего помощника, но она может превратиться в приказ, и что тогда? Радист начал медленно разматывать бинт, всем своим видом показывая, что делает это по принуждению.

Повязка скрывала кисть правой руки Энглера от запястья до пальцев. Размотав бинт, радист поднял руку, словно свидетель, приносящий присягу.

Стэдмен внимательно осмотрел ее. Волдыри ровной красной линией пересекали ладонь до первых фаланг пальцев. Большой палец был без видимых повреждений.

— Жуткое зрелище, — заметил Стэдмен. — Как это вам удалось пролить кофе так ровно?

Энглер опустил руку.

— Сам не могу взять в толк.

Стэдмен подождал, но, поняв, что радист не собирается ничего добавить, сказал:

— И что было дальше?

— Я закричал благим матом. Прибежал кок. Мой вопль слышали все, кто был в столовой. Можете спросить. Все подтвердят.

— Кок не сказал вам, что только что видел лейтенанта Скавалло?

— Никак нет, сэр.

— Не упомянул о том, что она рыскала по морозильнику?

— Вы не шутите? А чем она там занималась? Наверное, пыталась немного остыть, да? Знаете, разные женские дела, приливы и все такое.

— Я так не думаю.

— Неважно. В общем, кок обмыл и перебинтовал мне руку, и тут как раз появились вы. Затем объявили боевую тревогу, и только потом я узнал от боцмана, что Скавалло подняла крик, будто я ее изнасиловал и еще бог весть что.

— Она этого не говорила. — Стэдмен достал из-под стола кусок провода. — Вы можете что-нибудь сказать об этом?

— По-моему, сэр, это обычный провод.

— Боцман обнаружил его в морозильнике. Оттуда провод шел в вентиляторную и дальше через воздуховод в радиорубку. Вы не знаете, как он туда попал?

Энглер пожал плечами, казалось, нисколько не заинтересованный.

— Понятия не имею.

Положив провод, Стэдмен нагнулся и достал обрезок трубы длиной около четырнадцати дюймов. Наружная сторона была покрыта мельчайшей ржавой пылью.

— Боцман обнаружил это в шкафчике с инструментами. — Осторожно взяв обрезок за один конец, Стэдмен катнул его через стол. — Возьмите.

— Это еще зачем?

— Потому что, если вы откажетесь, я прикажу вам. А если вы снова откажетесь, это будет отказом подчиниться правомерному приказанию старшего офицера. И тогда я смогу отправить вас под трибунал без командира. Выбор за вами.

Энглер осторожно взял трубу кончиками пальцев.

— И что дальше?

Он собрался было положить ее, но Стэдмен, протянув руку, сомкнул его пальцы вокруг трубы.

— А теперь разожмите руку.

Энглер выронил трубу, словно она была раскалена докрасна. На ладони и первых фалангах пальцев левой руки остались рыжевато-бурые отпечатки: зеркальное отражение волдырей от ожогов на правой.

— Туфелька как раз впору, Золушка, — усмехнулся Стэдмен.

— Это ничего не доказывает, — сверкнул глазами Энглер.

Обойдя стол, Стэдмен вернулся на свое место, но остался стоять.

— Вы больше не хотите ничего добавить?

— Хочу, — злобно прошипел Энглер. — Я слышал, Скавалло долго торчала у вас в каюте. Это тоже будет в деле?

— Убирайтесь, Энглер!

— Что ж, вы поработали очень досконально, мистер Стэдмен. — Закрыв папку, Ванн бросил ее на койку. Он и старший помощник находились вдвоем в каюте командира. — Полагаю, на статьи восемьдесят девять и сто семь материала достаточно. Но по факту нападения у вас ничего нет.

— Энглер виновен, в этом нет никаких сомнений. Я считаю, завтра же вы должны созвать полевой суд. Доказательства...

— Подождите. Энглер нагрубил вам и боцману и за это лишится двухнедельного жалования. Намеки на то, зачем вы пригласили Скавалло к себе в каюту, — это уже слишком. Впрочем, вы сами подставили себя под удар. А в остальном... Многочисленные свидетели подтвердили, что Энглер находился в другом месте. Скавалло единственная, кто утверждает обратное. Обрезок трубы? Никто не видел его в руках Энглера. — Ванн помолчал. — Снимем с него две лычки. Что я могу еще?

— Командир, вы совершаете ошибку.

— Мы с вами закончили, мистер Стэдмен.

Посольство Соединенных Штатов Америки.

Пекин.

В дипломатических кругах срочный вызов в министерство иностранных дел никогда не сулит ничего хорошего. Поэтому у военного атташе посольства США в Китае, адмирала в отставке Ричарда Молдина, и кэптена Брэдли Каплана, его помощника по вопросам военно-морского флота, было неспокойно на сердце. Им предстояло выяснить, насколько серьезные проблемы их ждут.

Молдин и Каплан торопливо вышли из трехэтажного здания посольства и направились к черному джипу «Шевроле», застывшему наготове у главного подъезда. Было 12:20 по пекинскому времени. Американских дипломатов ждали в выстроенном в стиле сталинского ампира двенадцатиэтажном кирпичном здании, в котором размещалось министерство иностранных дел Китайской Народной Республики.

Джип плавно отъехал от подъезда и влился в оживленное движение, возвышаясь над роящимися легковыми машинами, мечущимися в разные стороны такси и стаями велосипедов. Хотя пекинские водители славятся своей агрессивностью, сейчас они освобождали путь большому американскому внедорожнику.

— Взгляните, — сказал кэптен Каплан, указывая назад.

За «Шевроле», как на привязи, следовала синяя полицейская машина, не приближаясь и не отставая.

— Это слежка или почетный эскорт?

— Вероятно, и то, и другое.

Он уже провел в Китае достаточно много времени и разбирался, что к чему. За фасадом хаоса ничего не происходило без веских причин, хотя обычно требовалось приложить много сил, чтобы разобраться в этих причинах.

Джип остановился перед зданием министерства иностранных дел. Полицейская машина пристроилась поблизости. В вестибюле американских дипломатов встретил сотрудник департамента отношений с Северной Америкой, который проводил их к Лю Чжеминю, директору департамента.

Лю Чжеминь работал у себя в кабинете. Обстановка в агрессивном стиле датского модерна, казалось, была вывезена целиком из Копенгагена. На полированном письменном столе перед директором лежали два конверта.

Сотрудник ввел американцев в кабинет и закрыл за ними дверь.

Молдин свободно владел официальным диалектом китайского языка, но сейчас он и без слов по лицу Лю Чжеминя понял, что ничего хорошего от встречи с директором ждать не приходится.