— Ни за что.

— Лейтенант, вы передумаете. Видите ли, вам придется еще какое-то время побыть с нами. Если вы пойдете мне навстречу, несколько недель пройдут для вас без каких-либо приключений. В противном случае... ну, я не могу находиться везде. — Улыбка исчезла. — Ваше заявление должно лежать у меня на столе через час. Я буду ждать вас вместе с лейтенантом Бледсоу. Вы подпишете документ в нашем присутствии.

Отодвинув запор, Ванн обернулся.

— Вы здесь чужая. Когда мы вернемся, это станет очевидно и для всех остальных. И решающим будет не мое слово. А ваше собственное. Вы поможете нам решить массу проблем.

Не дожидаясь ответа, он вышел.

Поднявшись на ноги, Скавалло, шатаясь, подошла к рации, запрятанной между книгами.

«Нет, — подумала она, — это ты только что решил мои проблемы».

9 августа

«Байкал».

Хребет Ломоносова возвышается на двенадцать тысяч футов над дном Полярной впадины, однако когда «Байкал» перевалил через него, лишь маленький пичок на ленте самописца, подключенного к глубиномеру, зарегистрировал это событие. На следующий день подводная лодка прошла над хребтом Менделеева.

Марков знал, что подход к Берингову проливу представляет собой лабиринт, образованный глубоко сидящими в воде ледяными горами и отмелями. Положение усугублялось тем, что эхоледомер вышел из строя в результате столкновения с айсбергом, а мощный активный гидролокатор выдаст местонахождение «Байкала» всем, кто прослушивает море. И тем не менее Маркову предстояло провести самую большую, самую тяжелую подводную лодку в мире через этот лабиринт. Но как?

Правда заключалась в том, что этого не представлял себе сам Марков. Возвращаться назад в Тюленью бухту нельзя. «Байкалу» предстояло пройти в Тихий океан, огромный глубоководный бассейн, открывающий множество возможностей, дающий надежду. Но для того, чтобы туда попасть, сначала требовалось ускользнуть от американцев и преодолеть Берингов пролив. Марков затруднился бы ответить, какая задача является более сложной.

Пролив представлял собой узкий проход, сжимающийся до трубы шириной меньше пятидесяти миль. У северного входа в пролив находился каньон Геральда. Через сто морских миль — двенадцать часов хода крадущимися восемью узлами — дно поднимется с двух тысяч метров всего до ста, а в самом проливе и того меньше — до пятидесяти с небольшим.

Ледовые торосы, нагнанные с севера, громоздятся друг на друга, образуя горы, уходящие под воду на сорок метров. Для подводной лодки, имеющей высоту от киля до рубки тридцать шесть метров, это означает, что от Чукотки до Аляски океан перегорожен непроходимой стеной.

— Товарищ командир, проходим отметку пятьсот метров, — доложил штурман Бородин. — «Байкал» входит в каньон Геральда.

Марков обвел взглядом вахтенных в центральном посту, занятых своим делом. Казалось, все пребывают в каком-то оцепенении, в полудреме. Маркову был хорошо знаком этот синдром, следствие долгого пребывания в замкнутой стальной трубе, дышать в которой приходится затхлым воздухом, в непрерывном страхе, что монотонная рутина нарушится только внезапной катастрофой, гибелью.

Только Беликов оставался самим собой. Надев наушники, он сидел, склонившись к экрану пассивного шумопеленгатора.

Поддавшись любопытству, Марков подошел и остановился у него за спиной. Экран светился случайным мерцанием щелкающихся челюстей миллиардов арктических креветок. Затем появилась более яркая линия. Исчезнув, она загорелась снова.

— Кит?

— Самец голубого кита, — наконец ответил Беликов. — Только взгляните, какой у него мощный голос. Этого я прозвал Паваротти.

Похоже, он поторопился, благоприятно оценив душевное состояние старшего акустика.

— Ты уже начал давать клички китам?

— А вы сами посмотрите на цифры.

Сила подводных звуков измеряется в децибелах, и Беликов был прав. Этот кит пел во всю мощь своих легких. «Сто девять децибел, — подумал Марков. — Приблизительно столько же, сколько производит при взлете реактивный лайнер».

— Давай послушаем.

Беликов вывел сигнал на громкоговоритель. Оттуда вырвалась неземная песнь, спетая на максимальной громкости. Завывания Паваротти становились все выше, выходя за пределы слышимости человеческого уха, затем понижались до гула литавр. Секвенция завершилась отрывистым булькающим звуком, напоминающим смех под водой.

После двух монотонных дней все находящиеся в центральном посту обернулись, потрясенные неожиданным звуком.

Беликов убрал громкость до терпимого значения.

— Я думал насчет Берингова пролива. Трудно будет найти дорогу без гидролокатора.

«Если не сказать — невозможно».

— И что?

— Песнь этого кита разносится далеко. Наверняка сейчас где-то его слушают американцы.

Какое дело до того, что они слушают, если это не «Байкал»?

— К чему ты клонишь?

— Паваротти может помочь нам найти дорогу через пролив.

— Киту достаточно иметь всего метр воды под брюхом.

— Товарищ командир, а я и не предлагаю следовать за ним. Но почему бы не использовать его песнь в качестве гидролокатора? Сигнал достаточно мощный. Мы сможем выводить его через ПТС с нужной нам громкостью, и кому какое дело, если кто-то и услышит, как кит-самец ищет подружку?

ПТС называлось устройство подводной телефонной связи, пережиток с тех времен, когда у одной подводной лодки возникала необходимость пообщаться с другой; необходимость эта исчезла, когда любой громкий звук стал равносилен самоубийству. Огромному «Байкалу» требовались три подобных устройства: на носу, в верхней части рубки и на корме. Насколько было известно Маркову, в настоящее время они использовались только для переговоров с водолазами, работающими на корпусе лодки. Качество звука было таким, словно кто-то пытался говорить, полоская при этом горло.

— Как это осуществить практически?

— Транслируем Паваротти через носовой ПТС, затем ловим отраженный сигнал шумопеленгатором. Засекаем время. Думаю, я даже смогу смастерить какую-нибудь штуковину, чтобы результаты регистрировались самописцем глубиномера.

— Получится своего рода карта глубин?

Беликов кивнул.

— Заглянуть далеко мы не сможем, но если двигаться медленно, это позволит нам избежать столкновений.

— Пропущенный через ПТС, Паваротти станет мало похож на кита.

— Еще меньше он будет похож на «Байкал».

Марков подумал, как же ему повезло, что он нашел таких людей, как Грачев, как Демьяненко, как Беликов.

— Что тебе нужно и как скоро мы сможем испытать твое устройство в работе?

— Надо будет спаять несколько проводов. Думаю, к концу вахты все будет готово.

Станция системы СОСУС в Нортвинде.

Окончание холодной войны принесло с собой перестройку всей системы подводного акустического наблюдения, известной как СОСУС. Из станций, в свое время охранявших подступы к Аляске, в строю осталась только та, что была расположена в Нортвинде. Именно эта станция уловила звуки большой двухвальной подводной лодки, приближающейся с северо-запада.

Через пятнадцать минут красный силуэт уже мигал на огромных, во всю стену экранах пяти центров наблюдения за океаном ВМФ Соединенных Штатов. Все российские подводные лодки были наперечет, и внезапное появление «Тайфуна» там, где до этого не появлялся ни один «Тайфун», привлекло всеобщее внимание.

Что замыслили русские? Белый Дом обратился за разъяснениями к начальнику объединенного комитета начальников штабов. Начальник объединенного комитета начальников штабов потребовал ответа от начальника штаба военно-морских сил, который, в свою очередь, позвонил вице-адмиралу Грейбару, командующему подводным флотом Атлантического флота, и задал тому один простой вопрос: «Вы заверили меня, что этот треклятый «Тайфун» не направляется в Китай. Данные системы СОСУС утверждают обратное. Кто прав?»