- Хочешь поговорить об этом?

- О чем тут говорить? Рената все видела. Все знает. Они с мамой дружили. Не представляю, что она обо мне думает.

- Она - чужой человек, Ян, - говорит Рустам, затем кладет ладонь мне на бедро и слегка сжимает. - Ничего, что происходит между нами, ее не касается. И других это тоже не касается. Это наша с тобой жизнь.

- Но чувство внутри все равно мерзкое. Словно меня в грязи вываляли.

Наверное, это прозвучала жестоко, потому что после этой фразы Рустам какое-то время молчит. Но не думаю, что он вправе осуждать меня за это.

- Такое чувство будет возникать до тех пор, пока ты сама считаешь происходящее между нами грязью, Ян. Но что бы ты ни думала - все не так.

- Извини, что пока не могу быть уверена в этом на сто процентов.

Он стискивает зубы и весь оставшийся путь до дома мы едем молча.

Когда приезжаем, Нимб так и не просыпается. У Рустама, очевидно, нет никакого желания возиться с пьяной девушкой, но он все же несет ее на руках в мою комнату. Я плетусь вслед за ним, укрываю ее одеялом, после чего выхожу. Слышу, как он с кем-то переговаривается по телефону.

- Да, у нас... С Яной... Да... Завтра... Давай...

Наверняка Кариму звонил, чтобы семья Нимб не волновалась.

Я неспешно направляюсь к Рустаму. Он стоит возле перил и водит пальцем по экрану телефона. Ворот рубашки распахнут, рукава закатаны. Его плечи напряжены, губы сжаты. Ему неприятно то, что я думаю плохо про нас с ним. Он об этом не сказал, но ему и не надо говорить. Все и так понятно, без слов.

Как странно, что чувство вины и стыда с такой легкостью вытесняет все хорошее внутри, что мне удалось вырастить к нему за это время. Так ведь не должно быть? Или должно? Меня должны больше волновать его чувства и его мнение, или чувства и мнение посторонних людей о нас?

Но я ведь взяла его за руку. Сама. Он ведь понял, что это было не просто так? Что это было важно?

- Спасибо, - я встаю за его спиной, жду, когда он повернется. - За Нимб. И вообще за то, что приехал. И что не осуждаешь меня. За это тоже спасибо.

Рустам наконец поворачивается. Я смотрю на него снизу вверх, с наслаждением вдыхаю его запах, который помог мне сегодня ощутить себя в безопасности, когда было очень страшно. Может я в себе что-то и сломала, но иначе с ним не получается. Видимо у нас только такой путь есть.

- Ты будешь рядом сегодня? Как обещал? - спрашиваю, когда молчание между нами затягивается.

- А ты хочешь?

Я киваю, закусив губу, и делаю небольшой шаг к нему. Ладонями упираюсь ему в грудь, слегка царапаю ногтями .

- Мне нужно. Очень.

- Испачкаться не боишься?

Что ж. Заслужила. Странно, но мне не обидно даже.

- Уже по уши ведь... Просто не готова была к встрече с маминой подругой.

- Это все равно должно было случиться, малыш, - он зарывается пальцами мне в волосы и приближает губы к моим губам. В животе разливается тепло, в груди начинает болезненно тянуть и гулко стучать. - Потому что я не собираюсь прятаться.

- Так значит, это твой дом? - следующим утром мы с Нимб завтракаем на кухне. Точнее завтракаю я, а Нимб с серо-зеленым лицом пьет чай с лимоном и пытается прийти в себя после вчерашней пьянки в одиночестве. Я не задаю вопросов о Кариме, писал ли он ей или звонил, или звонил ли кто-то из ее семьи - не хочу начинать утро с болезненных для девушки тем. Она лишь спрашивает "как мы здесь оказались?", потому что половину о предыдущем вечере не помнит. Я ей объясняю, что Рустам нас привез, аккуратно при этом обхожу тот момент, когда он говорил с Каримом по телефону и объяснял, что Нимб останется у нас. Я не знаю, рассказал ли он другу, что девушка была сильно пьяна - они ведь могли уже сегодня увидеться. Рустам уехал рано утром, и мы еще не созванивались, но я надеюсь, что он не стал сыпать подробностями о состоянии Нимб в разговоре с Ахметовым.

Ночью Рустам был рядом. Я впервые спала с ним в его спальне, в его постели. Это было странно, потому что... когда-то в этой постели спала с ним мама. Он не трогал меня, словно чувствовал - это не то место, где я могу позволить себе и ему подобное. Рустам просто обнимал, прижимал к себе и дарил то необходимое мне чувство безопасности, которое только он способен подарить. Он уже заснул, а я все лежала, пальцами водила по его предплечьям, по вздувшимся тугим венам, и думала о том, что трепет, который сначала я ощущала лишь иногда рядом с ним, с каждым днем становится сильнее и болезненнее, он меня полностью заполняет, и мне уже с трудом представляется день, когда между нами ничего не будет. Я представляла, что он скажет мне "иди, ты свободна", а мне не надо. Я представляла, что снова сделаю ему больно, назвав наши отношения грязью или посчитав чужое мнение о нас более важным, и он больше не захочет этого терпеть и прощать. Смогу ли я так просто смотреть, как он уходит? Смогу ли смириться с тем, что он где-то счастлив, но без меня?

- В этом доме мы жили с мамой, - отвечаю тихо и все же ставлю перед подругой тарелку с панкейками, посыпанными кленовым сиропом и орехами. Не хочется, чтобы она уезжала совсем голодная.

- С мамой? - немного растерянно спрашивает Нимб, вилкой скидывая с блинчиков орехи.

- Да. С мамой.

Не знаю, почему решаюсь начать этот разговор. Может, потому что Нимб мне уже призналась в чувствах к сводному брату, и я ее не осудила, а мне в свою очередь хочется тоже с кем-то поделиться. По-настоящему. Просто поговорить и прекратить делать из этого болезненную тайну между мной и Рустамом. Ситуация с Ренатой стала своеобразным триггером, толчком к тому, чтобы перестать скрываться. Только сейчас я сама контролирую ситуацию. Мне хочется признаться, мне это необходимо. Рустам сказал, что не собирается прятаться, значит, я тоже должна принять решение. Думаю, мне будет легче, если я постепенно перестану бояться говорить об этом открыто. Конечно, не кричать на весь мир, но тем не менее это позволит мне быть готовой к тому, если весь мир как-то сам узнает.

Еще маленькая часть меня с треском отламывается, когда я произношу:

- Рустам был моим отчимом.

Вилка с насаженным кусочком панкейка замирает у рта Нимб. Она переводит на меня взгляд и некоторое время молчит, тупо хлопая пушистыми ресницами.

- Мне было десять, когда они с мамой поженились. Чуть больше полугода назад она умерла. Чуть меньше месяца мы с Рустамом... - голос срывается на этом моменте и мне приходится приложить усилия, чтобы выровнять его и договорить, - ... мы вроде как вместе. У нас... отношения. У меня связь с моим отчимом. Это не просто какой-то мужчина. Это бывший муж моей мамы.

Выдыхаю и опускаю глаза. Вот. Сказала. Не так уж и страшно. Страшнее услышать, что на это скажет Нимб. Но девушка пока ничего не говорит. Я слышу звяканье вилки об тарелку и тяжелый выдох.

- Осуждаешь? - задаю тот же самый вопрос, что она задала мне в кафе, когда призналась в чувствах к сводному брату.

- Вовсе нет. Не осуждаю. Хотя это странно, - протягивает она, затем поспешно добавляет, - ну, не потому, что я считаю это ужасным, просто у меня ведь тоже есть отчимом, поэтому с трудом представляю, чтобы я к нему страстью воспылала. Но он, конечно, выглядит не так, как твой Рустам. Карим, наверное, лишь на пару лет младше Рустама. Моему-то отчиму уже около шестидесяти.

- Спасибо, - нахожу в себе силы улыбнуться и посмотреть на Нимб. Она разглядывает меня с любопытством. - Спасибо, что не судишь. Мне об этом вообще поговорить не с кем. И да, наверное я б тоже не смогла воспылать страстью к Рустаму, если бы на данный момент ему было около шестидесяти.

- Знаешь, я даже рада, что ты сказала, и что у тебя все так в жизни - только не ори на меня, - хихикает девушка и заправляет кудрявый локон за ухо, - просто... не так страшно и одиноко, когда ты не одна ненормальная в мире, понимаешь, да?

Моя улыбка становится шире.