Но самолет — “Роллс-Рапид” — пролетел над головой и возвратился в дымку, из которой материализовался.

С ощущением потери спускалась она из физзала: она предложила себя истории, а история отказалась. И с не меньшим ощущением, какая она дура.

Она пошарила по карманам в поисках пачки “клинекса”, но носовые платки кончились еще в конторе. Все равно, выплакалась она всласть.

Стоило армии начать праздновать победу, и город перестал казаться убежищем. Так что на следующее утро Мириам и Аркадий спозаранку отправились домой, пешком. В самый безрадостный момент осады Аркадий с щедростью отчаяния даровал свободу кухарке и служанке из Фив, так что возвращаться на виллу им с Мириам пришлось без сопровождения.

У Мириам было чудовищное похмелье. Дорога после дождей превратилась в трясину, а на развилке Аркадий настоял срезать путь тропинкой, которая — в грязи буквально по колено — вела между полями Алексы. Несмотря ни на что Мириам была на седьмом небе от счастья. Сияло солнце, и поля курились паром, словно исполинская кухня, полная кастрюль и котлов, будто сама земля возносила благодарственные молитвы.

— Господи, — то и дело бормотала она, и снова: — Господи. — Она словно заново родилась.

— Ты заметила, — произнес Аркадий, когда они уже значительно углубились в лес, — что их нигде ни следа?

— Варваров? Да, тьфу-тьфу-тьфу.

— Чудо.

— Дело рук Господних, можно не сомневаться.

— Как ты думаешь, она знала?

— Кто? — недовольно поинтересовалась она. Разговоры всегда портили ей настроение.

— Алекса. Может, ей было ниспослано знамение. Может, в конце-то концов, танец ее был как благодарственная молитва, а не… наоборот.

Мириам поджала губы и ничего не ответила. Предположение звучало совершенно богохульственно. С чего бы это Всевышнему ниспосылать знамение служителям культов мерзостных, коих повсеместно клеймит и изобличает? Но все же…

— Сейчас вот вспоминаю, — настаивал Аркадий, — и никакого другого объяснения не вижу.

(Но все же та, казалось, восторжествовала. Может быть — она сама слышала от одного священнослужителя в Александрии, — что некоторым злым духам Господь позволяет, в ограниченной степени и несовершенно, провидеть будущее.)

— По-моему, выглядело это просто непристойно, — проговорила она.

Возражать Аркадий не стал.

Они обогнули высокий холм; тропинка принялась взбираться наверх, и под ногами уже не так хлюпало. Деревья слева стали реже; сквозь них открывался вид на восток, на Алексину бахчу. Поля были вытоптаны, усеяны сотнями мертвых тел. Мириам зажмурилась, но не так-то легко было укрыться от запаха трупного разложения, который смешивался, и довольно своеобразно, с ароматом побитых, забродивших дынь.

— Боже мой! — вырвалось у Аркадия, который осознал, что тропинка ведет в самую гущу бойни.

— Ничего не поделаешь, придется, — заявила Мириам, вызывающе вздернув подбородок. Она взяла его за руку, и быстро, как только могли, они зашагали через поле, где были разбиты варвары.

Потом за ней поднялась Лотти.

— Я уже начинала волноваться, мало ли что…

— Спасибо. Мне просто надо было подышать.

— Вы слышали, самолет разбился.

— Нет, я больше ничего не слышала, только тогда от вас.

— Так он разбился, упал на собесовскую стройку в конце Криспер-стрит. Дом сто семьдесят шесть.

— Как ужасно.

— Да нет, на стройке было пусто. Никого не убило, только парочку электриков.

— Чудо.

— Я думала… может, спуститесь, посмотрите с нами, что скажут по ящику. Мама заваривает коффе.

— Премного буду обязана.

— Вот и чудненько. — Лотти отворила дверь. На лестнице передовыми темпами наступал вечер — часа на два раньше, чем на улице.

По пути вниз Алекса обмолвилась, что могла бы устроить для Ампаро стипендию Лоуэнской школы.

— А это хорошо? — поинтересовалась Лотти; тут же ей стало неудобно за свой вопрос. — В смысле… никогда раньше о них не слышала.

— Да, школа вполне приличная. Со следующего года туда будет ходить мой сын, Танкред.

Похоже, Лотти это не слишком убедило.

Миссис Хансон стояла уже в дверях и отчаянно жестикулировала.

— Скорее! Скорее! Нашли маму мальчика! Сейчас у нее будут брать интервью.

— Потом поговорим, — сказала Алекса.

В квартире, по ящику, мама мальчика втолковывала камере, миллионам зрителей, чего именно никак не может взять в толк.

Летним утром балкон полнился натуральным солнечным светом, и Боз выставлял шезлонг и укладывался как нечто тропическое в собственной маленькой воздушно-ультрафиолетовой ванне, в пятнадцати этажах над землей. Просто разглядывать в полудреме смутную геометрию инверсионных следов, что возникали и пропадали, возникали и пропадали в бледной лазоревой дымке. Иногда с крыши было слышно, как мелкие дошколята горланят тоненькими обдолбанными голосками детские песенки.

Чушь, конечно, но стороны света запоминаются, типа север — юг. Боз, который с науками был несколько не в ладах, север и юг всегда путал. С одной стороны пригороды, с другой центр, зачем еще мозги пудрить? Если выбирать, то предпочтительней пригороды. На пособие собесовское садиться? Благодарю покорно. Хотя, конечно, ничего стыдного тут нет. Собственная мамаша, например. Человеческое достоинство — это больше, чем штрих-код; по крайней мере, говорят.

Полосатая кошка, обожавшая солнце и воздух ничуть не меньше, чем Боз, принималась бродить по бортику (из предварительно напряженного бетона) до фикуса, потом назад к гераням, очень зловеще, туда-обратно, туда-обратно, и так целое утро; то и дело Боз протягивал руку почесать ей мягкий соблазнительный подбородок; иногда при этом он думал о Милли. Больше всего Боз любил утро.

Но днем балкон попадал в тень соседнего дома, и хотя оставалось так же тепло, больше не позагораешь, так что днем Бозу приходилось изыскивать, чем заняться.

Как-то он стал изучать кулинарию по телевизору, но это едва не удвоило счета от бакалейщика, а Милли было все равно, кто жарит ей omelette fines herbes [(фр.) — омлет, приправленный молотой смесью петрушки, кервеля, эстрагона, чеснока и пр.], Боз или Бетти Крокер, да и сам он вынужден был признать, что разницы почти никакой. Тем не менее, полочка под пряности и две сковородки с медным дном, которые он купил себе на Рождество, привносили в интерьер элемент неожиданности. До чего же приятно зовут пряности — розмарин, тимьян, имбирь, корица — прямо как фей в балете, сплошные тюлевые пачки и пуанты. Собственная маленькая племянница Ампаро Мартинес представлялась ему теперь Орегано, королевой ив. А он будет Базиликом, обреченным влюбленным. О полочке с пряностями в общем-то и все.

Разумеется, он всегда мог что-нибудь почитать; читать он любил. Любимым его автором был Норман Мейлер, а следующим (следующей) — Джин Стрэттон Портер; он прочитал все, что те написали, от корки до корки. Но последнее время стоило почитать буквально несколько минут, как начинались головные боли совершенно эпической силы, а когда Милли возвращалась с работы, он принимался немилосердно ее тиранить. Скажет тоже, работа.

В четыре — на Пятом канале фильмы по искусству. Иногда он применял электромассаж, а иногда и руками обходился, дрочить чтобы. В воскресном приложении он прочел, что если бы со всего района, со всех зрителей Пятого канала, да собрать в одно место всю сперму, хватит наполнить среднего размера бассейн. Фантастика? А как насчет поплавать?

Потом он лежал, распростершись поперек надувного дивана, смахивающего на перекормленный полиэтиленовый мешок; по прозрачному пластику вяло стекал его вклад в муниципальный бассейн, а Боз угрюмо думал: “Что-то не так. Чего-то не хватает”.