— Сир, — приветствовал я его, затем отсоединил зажимы и снял шлем, чтобы насладиться древним воздухом зала. Меч верховного маршала устремился к моему горлу. С рыцарским почтением я слегка коснулся губами протянутого лезвия — традиционный поцелуй, подтверждение верности ордену и лорду-командующему. Следом за мной секунду спустя также поступил Кинерик.

— Встаньте, — обратился к нам Хелбрехт. Он вложил клинок в ножны на бедре — если легенда верна, то оружие выковали из осколков меча нашего примарха. Мы встали, как и предлагалось.

— Говори, Мерек.

Кинерик напрягся, услышав моё имя.

Не отвечая, я достал портативное гололитическое устройство. Оно спроецировало световое изображение воина Адептус Астартес в полный рост, который обратился к нам троим.

— Гримальд, — произнёс он. — Они солгали нам об ущелье Манхейма. Они отправили нас туда на смерть.

Сообщение закончилось, а верховный маршал молчал. Он смотрел на то место, где несколько секунд назад голограмма Юлкхары рассказывала о подлом предательстве.

— Могли запись смонтировать или подделать? — он спрашивал не о сегодняшнем враге. Зелёнокожие ксеносы слишком примитивны для столь тонкой работы.

Я покачал головой:

— Предателям, о которых говорил Юлкхара, нет никакой пользы от сообщения. Я верю, что оно правдиво.

— Я тоже верю. Чего же ты хочешь, Гримальд?

— Я по-прежнему хочу связаться с Небесными Львами и узнать об их потерях.

— И ты собираешься уничтожить тех, кто их предал.

— Сомневаюсь, что это возможно, сир. Как бы мне этого не хотелось.

Хелбрехт посмотрел на статую Сигизмунда и положил руку на навершие меча. У бронзовой точной копии первого верховного маршала был такой же меч, изготовленный из того же металла, что и вся статуя. Сигизмунд стоял, обнажив клинок, и указывал им в широкие окна на вращавшийся и пылавший внизу мир.

— Ты рискуешь вовлечь орден в прямой конфликт с Инквизицией.

Отрицать это бессмысленно:

— Да, сир.

— Я не боюсь этого конфликта, Гримальд. Несправедливости нужно противостоять. Скверну нужно вычищать. Но “Вечный Крестоносец” улетает через три дня, брат. Вожак сбежал с Армагеддона, и выследить его — наш первейший долг.

Я ожидал, что он скажет это:

— Тогда оставьте меня.

Впервые на моей памяти я увидел удивление на иссечённом шрамами лице сеньора.

— Ты столь сильно не хотел сражаться на этой планете, а теперь просишь оставить тебя?

Ирония происходящего не ускользнула от меня:

— Я могу улететь на другом корабле, сир. “Добродетель Королей” с остатками батальной роты Амальрика ещё будут здесь. Если выживу, то стану путешествовать с ними.

— В любом случае я лишусь реклюзиарха.

— Назначите другого. Вечный крестовый поход продолжится и без меня, Хелбрехт.

Было непривычно видеть его в таком состоянии: пришлось выбирать между очистительной войной с внешними врагами и справедливой войной с врагом внутренним. Он сражался бы с ними обоими, если бы мог. Однако смерть короля ксеносов важнее всего остального.

— Вы были здесь, — сказал я, пока он смотрел поверх высокой статуи, — бились с ксеносами на орбите. Вы видели войну в космосе. Скажите мне, что информация о потерях флота Небесных Львов не соответствует действительности, сир.

Хелбрехт повернулся и посмотрел на меня глазами слишком старыми даже для его повидавшего множество войн и потрескавшегося от времени лица.

— Информация верна.

Теперь настала моя очередь смотреть в огромное окно на медленно вращавшуюся внизу планету, пока верховный маршал говорил:

— Они сражались рядом с нами почти в каждой битве. Сейчас они здесь, но у них осталось только три корабля.

— Этого не может быть.

Мой голос был холоден, но кровь почти кипела. Мы говорили о гибели целого ордена:

— Как они понесли такие потери?

Мой сеньор никогда не был человеком склонным даже к мимолётным шуткам. Он помедлил, но точно не для того, чтобы перевести дух. Эта война в равной степени разгневала и утомила его и сейчас, когда он приготовился нанести последний удар, я принёс угрозу новой задержки.

— Их потери — главная причина, почему я верю, что твоё беспокойство оправдано, — ответил Хелбрехт. — Ты знаешь, как всё непостоянно в космических битвах: бесконечно меняющиеся приказы; голоса в темноте; крики заглушающие канонаду и рёв пламени в пробитом корпусе. Сотни и сотни кораблей движутся во всех направлениях — стреляют, таранят, разрушаются, гибнут. Факты и домыслы переплетаются.

Но Хелбрехт — несравненный космический командующий. Именно поэтому его выбрали наблюдать за имперскими войсками на орбите. Я знал, что его слова это не попытка оправдать личную неудачу.

К несчастью они и не были извинением за то, что он направил меня в Хельсрич и я не смог принять участие в развернувшейся здесь грандиозной войне. Я больше не злился, а только сожалел об утраченном братстве.

— Знаю, — кивнул я.

— Львы сражались хорошо. Я никогда не поставлю под сомнение их воинскую репутацию. Их неудачи были следствием явного невезения: им отправляли приказы, но они их или вообще не получали или слишком медленно выполняли. У нас было много сообщений об испорченных вокс-передатчиках и так и не принятых капитанами Львов указаний. Большая часть отдаёт вражеским вероломством.

Я хотел это услышать:

— Расскажите мне.

— Боевую баржу “Серенкай” взяли на абордаж и уничтожили, когда она удалилась от нашей ударной группы — Львы не получили приказы и не сумели сохранить построение. Крейсер “Лави” столкнулся с повреждённым флагманом Расчленителей “Виктус” и погиб четыре часа спустя от структурных повреждений. “Нубика” взорвался во время абордажа, предпочтя смерть захвату.

Он перечислил ещё десять кораблей — ещё десять смертей. С каждым именем я стискивал зубы всё сильнее.

— Сложно понять, что явилось следствием саботажа или предательства, а не честного боя. Многое происходило в небесах Армагеддона, брат. А те, кто были ближе и всё видели уже в могилах. Если Инквизиция действует против Львов, то делает это с таким упорством и мастерством, какие я редко встречал у её агентов.

— Тем не менее, перед нами орден, который потерял флот, а его выживших воинов разгромили на планете.

Хелбрехт закрыл глаза и размышлял в мрачной тишине. Моё сердце успело ударить несколько раз. Когда он их открыл — все сомнения исчезли. Он всегда поступал так и я в высшей степени восхищался им за это. Человек действия, а не реакции. Он атаковал, всегда атаковал.

— Правосудие взывает к нам.

Капеллан не должен улыбаться, потому что мы олицетворяем мучительные ритуалы и праведную смерть в бою. Я не смог удержаться. От его слов мою кровь словно объял огонь — как в самые священные минуты, когда он объявлял крестовый поход.

— Как минимум нам надлежит узнать правду о случившемся, — продолжил Хелбрехт, и мы с Кинериком сразу же сотворили крест крестоносцев на нагрудниках.

— Как скажете, сир.

— Отправляйтесь в улей Вулкан, — приказал он нам. — Большая часть ордена должна выступить через три дня. Это требование Старика. Нельзя позволить архивожаку виновному в разорении Армагеддона вырваться из нашей хватки — возмездие взывает столь же громко, как и правосудие. Мы не можем отправить Храмовников в бой и задержаться на неделю, если не больше, для ремонта, перевооружения и пополнения припасов. Но высадитесь на планету и выясните, что произошло. Если Львам суждено погибнуть — я хочу услышать правду от них, пока не стало слишком поздно.

— Будет сделано.

— Не сомневаюсь.

Он не спросил — хватит ли трёх дней. Выбора нет — должно хватить.

— Тебе нужны рыцари?

Я посмотрел на Кинерика:

— Нет, сеньор. Пока нет.

— Хорошо, у нас их не так много в резерве. Три дня, — повторил он. — Ступайте. Узнайте правду и прокричите её небесам.