Когда Лисандр закончил, Вайнс зажег палочку ладана и, взяв щепотку пепла, размазал его в круглом символе на полу перед собой. Он плюнул в круг, пробормотал молитву, вытер пепел и слюну рукавом. Закончив ритуал, астропат скрутил пергамент в крошечную трубку, капнул немного воска и запечатал кольцом, висящим у него на шее.

— А получатель? — спросил Вайнс, хотя и так было очевидно, кому предназначалось сообщение.

Лисандр назвал адресата. Вайнс вывел соответствующий символ на внешней стороне свернутого пергамента, затем неуверенно поднялся. Он проковылял к одной из птичьих клеток, открыл дверцу и вытащил птицу с красно-синими перьями, которые блестели в лучах люмосфер башни. Птица невозмутимо сидела на пальце Вайнса, переводя взгляд с Лисандра на астропата и не предпринимая попыток улететь.

— Все мы идем своим путем, — сказал Вайнс. — Каждый из нас отличен от другого. Одни творят скульптуры, другие пишут картины. Некоторые даже создают музыку. Но в конце все мы одинаковы. Что бы ни создавали, мы должны это уничтожить. — Астропат привязал свернутое сообщение к лапке птицы кусочком алой ленты. — Лети, лети, — прошептал он, и птица вспорхнула с его пальца и устремилась к колоколам, свисающим с балок.

— Шок от уничтожения, — пояснил Вайнс, — придает ей форму в варпе. Картина смерти наших творений дает нам силу делать то, что мы должны.

Вспыхнула паутина тончайших лазеров, натянувшись между колоколами, как дрифтерная сеть. Маленькая птичка пролетела через сеть и исчезла во вспышке пламени.

Вайнс закрыл глаза. Вышитая лента поверх них засветилась, а пустые глазницы начали тлеть. Вокруг черепа астропата плясали вспышки бело-синей энергии, стекая по пальцам на пол башни.

Хотя Лисандр и не обладал психическими способностями, он почувствовал, как смещается ткань реальности, как будто натягивалась складка или же Галактика двигалась по бесконечно далекой линии разлома.

Вайнс закашлял и сгорбился. От его тела поднимался дым.

— Сделано, — сказал он.

— Его получили?

— Невозможно сказать. Думаю, бесполезно ожидать подтверждения, учитывая, кто получатель.

— Значит, с этим покончено, — произнес Лисандр.

— Понимаю.

— Нет, возможно, не понимаешь.

Вайнс вздохнул и сел за письменный стол.

— Сообщение, которое я отправил по вашей просьбе… отравлено. Содержащаяся в нем информация опасна.

— В особенности, — добавил Лисандр, — для наших врагов. И я не сомневаюсь, что у Шон'ту есть возможности вырвать воспоминания даже из разума астропата. Мы не станем первым имперским подразделением, уничтоженным таким способом.

— Некоторые астропаты обладают разделенными разумами, — сказал Вайнс. — Опасные знания можно изолировать и выжечь, и память очистится. Но не я.

— Значит, ты знаешь, что надо сделать.

— Конечно.

Вайнс снял капюшон, открыв бритый череп, отмеченный ожогами.

Лисандр навел штурмболтер на затылок Вайнса. Селектор был установлен на стрельбу одиночными выстрелами, но этого будет более чем достаточно.

— Будь иной выход, — сказал капитан, — я выбрал бы его.

— Я всегда знал, что все закончится именно так, — произнес Вайнс уверенно. — Некоторые из нас видят… отголоски вероятного. Я видел это место множество раз до того, как был назначен в звездный форт. И знал, что умру здесь. Каким бы ни был наш долг, мы должны приветствовать его, не так ли? И благодарить за то, что знаем о наших обязанностях.

Лисандр не ответил. Грохот выстрела штурмболтера разнесся по башне, отразившись от колоколов наверху. Обезглавленное тело Вайнса повалилось вперед, разорвавшийся болтерный снаряд превратил в пыль череп астропата.

Лисандр опустил оружие. Он оставил тело и спустился по лестнице, чтобы присоединиться к братьям Имперским Кулакам.

После того, как из ритуальной комнаты убрали установленные в ней Железными Воинами боевые трофеи, она служила в качестве подходящей гладиаторской арены. За снятыми знаменами и гобеленами врагов находились два огромных дверных проема, а жертвенный камень был усыпан стреляными гильзами и забрызган кровью, чтобы приготовить его к битве.

Одна дверь с грохотом открылась. Находящийся за ней загон был заполнен извивающейся плотью первого бойца — чудовищного змея, состоящего из десятков соединенных друг с другом тел. Тварь подняла голову, вокруг ее крокодильей пасти свисало множество цепких рук, и скользнула вперед. Сотня ее конечностей, сплавленных из когтей и клешней убитых ксенотварей, высекала искры из пола. Каждое движение демонстрировало еще один способ, которым человека и ксеноса соединили в единый кошмар. Кое-где оставались лица, их обладатели были живы, находились в сознании и потому черты были искажены ужасом и болью. Жало на конце хвоста удерживалось соединенными головами человека и ксеноса. Наполовину освежеванные головы и пускающие слюни пасти раскрыты в безмолвном крике.

Открылась вторая дверь. Появившееся существо было огромным и напоминало обезьяну, могучие плечи соединялись с похожими на дубинки руками, которые волочились по полу и оставляли кровавые следы содранной кожи. Лишенные кожи мышцы обволакивали соединенные скелеты, кости были покрыты рунами, которые светились от ярости твари. Между позвонками и из вертикальных пастей обеих голов с шипением вырывался пар, в уродливых черепах светились красным огнем глубоко посаженные крошечные глазки.

Змей кружился напротив противника, шипя и плюясь. Двухголовый зверь заревел и ударил кулаками по полу, голоса смешались в ураган атонального шума. Змей сжался, и зверь шагнул вперед, прежде чем его враг бросился на него.

Зверь был слишком быстрым для своих размеров. Одна рука метнулась и, схватив змея за горло, прижала извивающееся тело к полу. Кулак другой руки обрушился на голову врага, снова и снова. Затрещали кости, кровь забрызгала стены зала.

Но зверь не заметил жала. Тонкий кончик изогнутой кости шипя, источал кислотный яд, изогнувшись над плечом врага, лица человека и ксеноса вокруг жала скривились, когда мышцы под ними напряглись.

Зверь снова впечатал змея в пол. Две пасти широко раскрылись, словно собираясь впиться в голову змея, и между рядами клыков потекла кровавая слюна.

Жало вонзилось в плечо зверя. Тот испустил вой, как только в его тело проник яд из железы в подбрюшье змея. Плоть и кожа на спине покрылись волдырями, зеленоватые фурункулы вздулись и лопнули. Зверь схватился за плечо, куски сгнившей плоти отделялись целыми пластами, обнажая кости и органы. Раненный, но живой змей скользнул к противоположной стене и наблюдал за слепо ковыляющим противником. Яд добрался до лиц и они ссохлись, из пастей выпали зубы и с глухим стуком упали на пол в потоке крови и разлагающейся плоти.

Зверь ударился о стену и сполз. Его голос становился все тише по мере того, как распадались легкие. Верхняя часть туловища превратилась в полужидкую массу, целыми оставались только кости, в то время как остальная плоть растеклась. Наконец мутант затих, окровавленные черепа безжизненно опустились, кровь вытекла через стоки в полу комнаты.

Двери открылись, и в помещение вошли матросы «Железной злобы». Большинство из них были мутантами, чьи физические недостатки вызывали оскорбления и притеснения со стороны имперцев, и эти люди с радостью ухватились за шанс служить его врагам. Матросы направились к свернувшемуся в углу раненному змею, держа в уродливых руках стрекала и бухты троса. Они стали колоть чудовище, подгоняя обратно к двери, из которой оно выползло. Полураздавленная голова металась между людьми, а кольца напружинились, готовя тело к броску.

Мутанты кричали друг на друга на отрывистом, лающем языке экипажа корабля, загоняя змея обратно. Тварь схватила стрекало одного из мутантов и раскусила его, ударом хвоста сбила с ног другого человека. Но метр за метром матросы прогнали его сквозь дверной проем, и один из них, нажав рычаг, закрыл дверь.

— Оставьте нас, — раздался приказ из вокс-устройств комнаты.