* * *
— Братья! Сыны крови! В этот день мы столкнемся с последним врагом! Можно считать, что Кровавому богу угодно последний раз испытать нас перед тем, как мы истинно послужим ему, принеся в жертву миллион жизней махарианцев!
Слова крови врезались в их умы, доводя жажду крови до предела. Живодер никогда еще не был так благодарен ораторскому дару — ни армия, ни Космический Десант не могут противостоять людям, для которых нет большей радости, чем резня.
— Но истина, сыны крови, в том, что мы угодили ему так, что он дает нам возможность добыть еще черепов! И каких! Десантники, отребья человечества, слепые машины Империума здесь, чтобы умереть во имя Его и показать слабакам Его мощь!
Живодер высоко воздел невредимую руку, и толпа вокруг него разразилась восторженными криками, вопя в безумной радости от предстоящего сражения. Многие погибли во время крушения и многие были ранены или ослабли, так что жажда крови убила бы их. И все равно, их было много. Они пронесутся сквозь город, захватят космопорт и братья на орбите поднимут их, чтобы донести до конечной точки путешествия, Махарии, мира с тридцатью миллиардами душ, где они все погибнут в безумной оргии резни во имя Кровавого бога. Невозможно будет представить количество гибнущих, бессмысленную орду слабаков, которые будут умирать до тех пор, пока жив последний культист.
И такова будет милость Кровавого бога, что он, Живодер, станет его Избранным, бессмертным чемпионом, убивающим самые звезды во имя Его.
— Братья! — снова вскричал он. — К оружию! Имперская шваль умрет с восходом солнца.
Культисты бросились врассыпную, чтобы подготовиться: зарядить оружие, наточить клинки, нанести себе шрамы и предаться предвкушению грядущих славных убийств.
Рекоба, ранее бывший капралом, а ныне командовавший четырьмя тысячами гаталаморских бунтовщиков, отдавал приказы и разбивал головы. Кирея, который присоединился к Живодеру с более чем двумя тысячами солдат сил планетарной обороны Гуриана был несколько более сдержан, но все время держал палец на спусковом крючке дуэльного лазерного пистолета, который носил с собой.
— Диесс! — завопил Живодер.
Всадник на угольно-черном коне подлетел к нему. Ноздри зверя были в кровавой пене, глаза бешено вращались, но даже это животное было заражено силой слов крови. Сам Диесс, молодой и самозабвенно горячий, одетый в свою изношенную и протертую офицерскую униформу, выпрямился в седле, салютуя кавалерийским мечом.
— Сэр! Лорд Живодер!
— Диесс, тебе выпала честь первой крови сегодня. Ты и твои люди первыми нанесут удар по позициям десантников. Бейте сильно. Если сможете захватить кого-то живыми, делайте это. Они станут развлечением для остальных. Если нет, убейте всех.
Даже Диесс улыбнулся при этих словах.
— Благодарю, мой господин! Это будет славный день для Колчи!
— Вся Колча жаждет твоей смерти, Диесс! Это будет славный день для Кровавого бога!
— Сэр, да сэр! — Диесс унесся, напоенный той странной радостью, что только Кровавый бог может дать человеку перед битвой.
Живодер ощутил витающий в воздухе привкус победы. Сухая земля Эмпириона IX станет красной еще до заката!
* * *
Первые лучи солнца осветили остов корабля культистов. Всадники Диесса, полных три сотни, все как один пришпорили своих коней и загрохотали по равнине к обсидиановым руинам храма. Многие пехотинцы бежали за ними, размахивая краденым оружием и кровожадно вопя в надежде, что, когда они доберутся до храма им достанется парочка живых десантников.
Когда первые выстрелы лазганов прорезали воздух, Живодер почувствовал, как Кровавый бог улыбается ему из варпа с вершины своего трона из черепов.
— Кровь! — пронзительно зазвучал знакомый голос в его голове. — Кровь Кровавому богу!
— Огонь! — выкрикнул Валериан, и его постаревшее, покрытое шрамами лицо исказилось от ярости и негодования. Орудия Опустошителей разродились резкими вспышки огня, и первая волна еретиков, выбитых из седел, разрезанных пополам вместе с лошадьми, пала на землю, подняв клубы пыли.
Но всадники продолжали прибывать, шкуры их лошадей были вымазаны машинным маслом, седоки покрыты шрамами, с черными от кровавого безумия глазами. Те, у кого было стрелковое оружие, открыли ответный огонь по черному каменному храму. Некоторые выстрелы чиркнули по броне окопавшихся тактических и штурмовых отделений, но, ни один не поразил цели.
Ателленас сжал руку, одетую в силовую перчатку, чувствуя, как ожило силовое поле вокруг нее. Он поднял другую руку и сделал несколько движений вверх-вниз, словно бы рубил что-то. Это был сигнал, и тактические отряды обрушили на культистов бурю рвущейся стали.
Еще одна волна кавалерии пала, но теперь они были еще ближе и их лидер, офицер в излохмаченной пародии на униформу, все еще был жив и, с высоко поднятой саблей вел в атаку своих людей.
Стрельба все продолжалась и сержант штурмового отделения Кителлиас, вдруг схватился за руку.
— Статус, Кителлиас?
— Ничего серьезного, — ответил сержант, — потерял парочку пальцев. Ваш приказ?
— Держитесь, Кителлиас. Держитесь.
Новый залп Опустошителей и тактического отделения срезал еще один ряд всадников, но враг был уже в пределах пистолетного выстрела. На сенсоре Ателленаса внутри шлема вспыхнул красный сигнал, когда один заряд отскочил от его плечевой пластины. Прицелившись из болт-пистолета, он отомстил самонадеянному культисту, попав тому прямо в шею и свалив с коня куда-то вбок.
Они были уже близко. Их кони были взмылены. Офицер поднял меч, готовый ударить по первому же десантнику на своем пути.
— В атаку! — закричал Ателленас. И, еще раньше, чем возглас вырвался из глотки, Кителлиас и его люди рванулись из укрытия, взревев соплами прыжковых ранцев.
Они обрушились на головы всадников, и каждый сразу же срубил по одному врагу. Сам Кителлиас выбрал свою следующую цель прямо на бегу. Игнорируя еретиков, чьи клинки и дубины беспомощно отскакивали от его брони, сержант метнулся к офицеру.
"Он жаждет мести, — подумал Ателленас. — Мести за свои пальцы". В любой другой армии такие стремления являлись признаком недисциплинированности, но это были Черные Храмовники и все, что они делали, было отмщением.
Ателленас повел вторую атаку сам, вместе со своим тактическим отделением ударив в ошеломленных всадников. Окунувшись в облако пыли и крики умирающих, он увернулся от клинка и ударил в ответ силовым кулаком так, что всадник вместе с лошадью, омываемый ливнем искр, отлетел метров на семь.
— Еще! — вопил офицер. — Еще! Ударьте снова!
Но ряды всадников были слишком рассеяны и дезориентированы, чтобы сгруппироваться и контратаковать. Те, кто еще держался в седле, пытались сохранить управление лошадью под градом болтов и стеной визжащих пиломечей, что внезапно появлялись из пыли и разрубали культистов одним ударом.
Авточувства Ателленаса засекли Кителлиаса, который бился с офицером. Офицер был умелым бойцом и использовал свое преимущество всадника, чтобы держать силовой меч Кителлиаса на расстоянии.
"Аристократ, — подумал Ателланас. — Вырос в седле, точно так же, как космодесантники выросли на поле боя".
Он парировал каждый выпад Кителлиаса, поворачивая клинок так, чтобы силовое поле меча десантника не разбило его собственное.
Но Кителлиас вскоре прекратил играть с ним и нанес такой молниеносный удар, что офицер даже не успел закричать — лезвие меча пронзило его и выпотрошило. Офицер выронил меч, забился в кровавой агонии и свалился на землю. Его конь метнулся в сторону, и за ним понеслись оставшиеся животные. Те, у кого лошадей не было, еще продолжали сражаться, но безумие и ошеломление настолько поглотили их, что десантники легко сбивали одного за другим цепными мечами и болтерами.
— Сержант Кителлиас, доложите, произнес Ателленас по коммуникатору.
