— Брат Тиресий?

Лейтенант остановил меня, когда я шел по коридору «Сердца Соты».

— Брат Адрий? — удивленно отозвался я. — Я полагал, что вы сейчас в отлучке вместе с магистром Фрасием.

— Мы только что вернулись, — отрезал лейтенант, окидывая меня тяжелым взглядом. — Магистр желает тебя видеть. Иди за мной.

Он зашагал прочь, ожидая, что я за ним последую. После минутного колебания я подчинился. Лейтенант не сказал больше ни слова, так что мы двигались в угрюмом молчании. Он довел меня до покоев магистра и ушел. Залы были еще погружены во мрак, мозаики по стенам оставались неосвещенными. Комнаты не ждут возвращения хозяина, так же как и мы. Я ожидал другого. Мы думали, что загодя узнаем о возращении магистра и успеем подготовиться, чтобы решительно предъявить ему наши требования. Но он пробрался на корабль как вор в ночи и застал нас врасплох.

Между панелями одной из стен прорезалась щель, и залу затопил свет. В облаке этого света стоял магистр Фрасий. Кажется, я уже описал вам характер нынешнего магистра ордена: осторожный человек, незначительный человек; человек, который во всем уступает своим предшественникам; возможно, отчаявшийся; мелочный, склонный делать ошибки. А теперь я хочу, чтобы вы стерли из памяти этот образ. Без зерна величия в душе ни один смертный не может стать космодесантником, и ни один космодесантник не может стать магистром до тех пор, пока не обретет хотя бы часть этого величия. Фрасий не был исключением, и за последние несколько лет он достиг еще большего.

Магистр отличался недюжинным ростом и мощным, даже по нашим меркам, телосложением, но лицо его оставалось худощавым. Его длинные черные волосы не тронула седина, в то время как магистр Торкира уже совершенно поседел, и бороду он подстригал короче, чем предшественник. Фрасий носил неброскую мантию цветов нашего ордена, а под ней церемониальную кирасу из чешуйчатой брони, свободно застегнутую на груди. Я знал, что магистр был свирепым бойцом, искусным тактиком и человеком непоколебимой храбрости, но в тот момент видел в нем лишь препятствие, вставшее на пути ордена к уготованной нам судьбе.

Я поклонился. Он сделал мне знак выпрямиться.

— Приветствую тебя, брат Тиресий. Сожалею, что отсутствовал так долго, — заговорил он. — Насколько я понимаю, брат-капитан Ромон не дал воинам из боевой роты скучать.

О да, мы не скучали: незначительные вылазки, жалкие бои и поспешные отступления.

— Я слышал, что ты принес ордену славу своими действиями во время кампании на Тане.

— Благодарю вас, магистр.

Я равнодушно кивнул, но позволил себе немного расслабиться. Значит, он вызвал меня лишь для формального поощрения. Я подыграю ему, а затем найду сержанта Ангелоя и сообщу, что наше время пришло.

— Что ты думаешь о ходе кампании? — поинтересовался магистр.

— Это был грандиозный успех. Значительная победа.

Я сказал то, чего от меня ожидали, и удержал при себе остальное.

Магистр окинул меня цепким взглядом.

— Я прочел отчеты, Тиресий. Я спрашиваю, что ты думаешь.

— Магистр, я уже сказал то, что думаю. Я не понимаю, чего вы от меня требуете.

— Это приказ, — спокойно повторил он.

Что ж, если он хочет услышать правду, он ее услышит.

— Танская кампания… — фыркнул я. — Танская кампания — это насмешка. Нет, хуже, это фарс. Мы участвовали в нескольких перестрелках, а потом несли охрану во время эвакуации. Поддерживали других, вместо того чтобы возглавить их и шагать в первых рядах, как подобает Астартес. Это даже не заслуживает слова «кампания», не говоря уже о победе.

Я оборвал себя. Я выболтал много, слишком много: нарушил протокол, дисциплину и даже пошел против обычного здравого смысла. Я взглянул на магистра, но его лицо ничего не выражало.

— Мы потеряли кого-то из братьев? — негромко спросил он.

Я понимал, что магистр все уже знает, но хочет услышать это от меня.

— Нет. Мы никого не потеряли. Есть несколько раненых. У большинства легкие ранения, у одного более тяжелое.

— Да, у брата Домидоса. Но он поправится. А еще я знаю, Тиресий, что, когда Домидос получил ранение, именно ты бросился ему на помощь. Именно ты прикончил ксеноса, который угрожал его жизни. Ты его спас.

Я снова кивнул. Так и было, но ничего особенного я в этом не видел. От Астартес нельзя ожидать другого.

— Ты хорошо зарекомендовал себя, брат. Очень хорошо, — продолжал магистр. — Ты всегда поступал так, даже когда сомневался в полученных тобой приказах. Вот почему я хочу, чтобы ты откровенно высказался. Вот почему я сейчас говорю с тобой.

— Не поймите меня ошибочно, магистр, — нахмурился я. — Я осознаю, что иногда надо сдерживаться, что бывают обстоятельства, когда отступление необходимо. Однако сейчас мы защищали орбитальные станции, но даже не попытались спасти планету. Мы и шагу не ступили по ее поверхности. Еще до того, как мы вошли в систему, наши сердца примирились с поражением.

Я замолчал. Фрасий позволил молчанию затянуться, прежде чем нарушил его словами:

— Ты хочешь, чтоб все было как раньше.

— Да! — встрепенулся я. — «Кракен» разбит, его флотилии рассеялись. Нам не нужно больше дорого продавать свои жизни, чтобы просто сдерживать его натиск. Если мы соберемся с силами, то сможем одержать победу, настоящую победу. Как Калгар на Ичаре IV, как мы на Дал'ите Терциус и Транслоке. Да, я хочу драться так, как мы дрались раньше: каждым снарядом, каждой мышцей и сухожилием — всем, что у нас есть. До победы или до смерти, как дерутся Астартес.

Я не ожидал, что заговорю с таким жаром. Теперь речь, подготовленная сержантом Ангелоем, уже не застанет Фрасия врасплох.

Я думал, что магистр обрушится на меня с руганью, но он ответил спокойно и быстро:

— Когда-нибудь, Тиресий, мы снова будем сражаться так. Но сейчас это невозможно. Сейчас победой для нас стал любой бой, в котором не погиб ни один из братьев. Знаю, что это легче сказать, чем принять сердцем. Моя задача — по крайней мере одна из них — как раз и состоит в том, чтобы помочь остальным понять, что с нами произошло. Понять, что мы должны измениться. Множество братьев убито; Сота превратилась в космический мусор. Доблестные Косы Императора, истребители врагов человечества, сами пали жертвой великого пожирателя миров. Мы не заслужили такой судьбы.

Он зашагал по комнате. Полы мантии чуть слышно шелестели по начищенной плитке.

— Я понимаю твое разочарование, но ты должен верить в наше будущее. И я покинул вас именно затем, чтобы его обрести. Погляди.

Он набрал код на контрольной панели, и мозаики на стенах мягко поехали вверх. Под ними показались пикт-экраны. Все они транслировали изображения одного из корабельных ангаров — однако помещение изменилось до неузнаваемости. Стоявшие там истребители исчезли, как и обслуживающие их механизмы. Вместо них в ангаре соорудили странного вида лабиринт. Стены из пластали перекрасили так, что они напоминали теперь коридоры тиранидского биокорабля. Внутри лабиринта перемещались отделения космодесантников… нет, не космодесантников. Воины были слишком низкорослыми. Послушники.

Вот один из них наступил на датчик давления. Немедленно откинулась крышка потайного люка — и неудачник исчез, не издав и звука.

— Ловушки, твари, тренировочные сервиторы, запрограммированные на боевые приемы тиранидов. Мы воссоздали обстановку корабля-улья настолько близко к реальности, насколько это возможно. Мы тщательно изучили все данные, собранные во время сражений с этими чудищами. Не стоит забывать, что сведения достались нам дорогой ценой.

— Сколько? — шепотом спросил я.

— Триста, и будут еще. Молодые, не испытанные в сражении, но все рвутся в бой. Все — сироты «Кракена», как и мы с тобой. Все готовы принять крещение кровью тиранидов. — Фрасий положил руку мне на плечо. — Им нужны лишь наставники, учителя. Ветераны, такие как ты. Сержант Ангелой особо настаивал на твоей кандидатуре, Тиресий. Он рекомендовал тебя на повышение, и эти послушники станут твоей первой командой.