Технодесантник поднял одного скарайбечика, чтобы рассмотреть поближе, и переключил бионический глаз на микроскопные линзы. Металлическое насекомое старалось вырваться из хватки и перебирало шестью лапками, не то подчиняясь некоему заложенному в него программой инстинкту, не то выполняя приказы центральной системы, обнаружившей повреждение и отправившей рой. Вероятно, подобные машины контролировал сам мир-механизм. Возможно, у него был мозг.
Разглядывая скарабея, Саракос не заметил, как другой спрыгнул на пол и взобрался по его ноге. Когда же краем глаза он наконец увидел его, существо уже добралось до портов в горжете его доспеха, при помощи которых он подключал свои сенсорные щупы к машинам для их диагностики и починки. Астартес хотел было скинуть скарабея, но тот успел выпустить свой хоботок подобно стальной игле и подключиться к интерфейсу.
Теперь скарабеи стали прыгать с гробницы прямо на Саракоса. Технодесантник отшвырнул того, что рассматривал, и сорвал с себя еще нескольких и раздавил их. Однако другие крошечные роботы все же доползли до интерфейсов.
А затем к Саракосу кто-то или что-то обратилось, но не с помощью голоса или сообщения на машинном коде. Это походило на внезапный наплыв чего-то совершенно чуждого, появление иного образа мышления, которое странным образом перестраивало его разум.
Нечто похожее с ним когда-то случалось. Давным-давно, в те времена, когда он был не технодесантником Саракосом, а человеком по имени Элна Саракос бан Дешурра, сыном Элна Дешурра бан Велгаара из благородного дома Обсидии. Тогда он был молод и силен, имел репутацию прекрасного дуэлянта, одаренного ученика, считался гордостью древней фамилии и кандидатом в ряды Астральных Рыцарей…
До того, как он стал космическим десантником. До Марса. До того, как ему даровали так много для улучшения тела и разума и отняли почти столько же…
Он ощутил отрешенное чувство глубокого отвращения, когда осознал, что впервые за долгие десятилетия снова способен испытывать эмоции.
Строгая дисциплина Космического Десанта и кибернетические преобразования, через которые он прошел за время своей марсианской командировки, позволили ему провести фрагментацию своего разума на случай ментальной опасности. Так он изолировал часть себя, ту преисполненную чувств людскую сущность, что имела больше всего общего с сыном дома Элна. Редко поднимаемые из памяти сведения о характере человеческих эмоций описывали их только в том виде, в котором ему требовалось дать им оценку, что стало весьма затруднительно без подобного рода справочной информации после того, как он сам перестал что-либо чувствовать. И сейчас он сверял данные с тем, что испытывала часть его разума, посаженная в карантин, прибегая к научному методу техножрецов Марса для исследования своего мозга.
В отрезанной области он нашел безысходность, боль и смятение, что свидетельствовало о непрекращающихся муках и желании положить всему конец и высвободиться. Скопившаяся там масса сильных негативных мыслей грозила привести к непредсказуемому или саморазрушительному поведению, будь это человек с нетренированным разумом. Другая запись была менее мрачной. В ней говорилось о надежде — надежде не на то, что отчаяние пропадет само собой, а на то, что где-то есть друг, который поможет с этим справиться.
И случившийся контакт как раз породил в Саракосе эту надежду, упование на некоего союзника. Установленная связь была неслучайной, она служила целью сообщить Саракосу о страданиях и предложить ему помощь в борьбе с ними. Но кто же пытался заговорить с ним?
Пока внутренний Саракос познавал себя заново, внешний сдирал с себя скарабеев, сминая и разбивая их на осколки о металл саркофага. Оторвав последнего из них от своих интерфейсных портов, он почувствовал, как инородная эмоция незамедлительно пропала.
Саракос просмотрел изолированный участок своего сознания и не обнаружил там никаких следов заражения или морального разложения. Тем не менее он пообещал себе быть осторожнее.
Скарабеи на крышке саркофага прекратили свои восстановительные работы, оставив все недоделанным, и неожиданно сформировали фигуру, напоминающую один из глифов, что Саракос принял за элемент некронского языка. Что бы ни обращалось к нему, оно пыталось наладить визуальный контакт, и этот единственный символ заключал в себе смесь эмоций, вложенных в его разум.
«Помогите».
Это было наиболее подходящее слово для той какофонии идей, что скарабеи закачали в его мозг. Вероятно, то же самое значил и символ — «Помогите».
Саракос запрятал эту информацию. Перевод иероглифического письма некронов даст ценную информацию.
— Этот усыпальный комплекс тянется в бесконечность, — раздался по воксу голос сержанта Келфанара. — А еще он уходит вниз. Вся эта планета — один большой чертов некрополь.
— Визуальный контакт с другими Рыцарями? — спросил капитан.
— Пока нет. Подождите… у нас движение. Братья, здесь внизу что-то есть. Они находятся между вами и нами, приближаются к вашей позиции. И это… это не наши.
— Некроны?
— Не думаю, капитан. Они похожи…
— Движение! — прокричал один из Астральных Рыцарей у развилки и поставил тяжелый болтер на саркофаг.
— Открыть огонь! — приказал Суфутар, и тяжелый болтер застрекотал, освещая пространство дульными вспышками. За ним во тьме загрохотали болтеры.
Саракос мельком увидел, как кто-то с мертвенно-бледной плотью и тощими конечностями скачет в тенях, спасаясь от внезапно разразившейся бури выстрелов в недрах некрополя.
— Велишин! Зекра! Преследовать! — скомандовал Суфутар. — Остальные братья, держаться возле меня!
Два отделения третьей роты покинули укрытие и отправились вслед за убегающим противником.
— Саракос, — связался по воксу Суфутар, — ступай с ними и выясни, с чем мы имеем дело.
Саракос отправился за братьями под командованием сержантов Велишина и Зекра. Встроенные когитаторы принялись составлять векторную карту некрополя, когда его внутренние проходы стали совсем запутанными и к тому же многоуровневыми. Одни усыпальницы представляли собой обычные плиты вроде той, что он исследовал, другие же напоминали громадные мегалиты или имели ворота, что намекало о технологической сложности сооружений за ними. Что бы собой ни представляли некроны, они крайне бережно относились к усопшим и облачали их в темные пышные наряды, столь же великолепные, как и любые виденные Саракосом выше.
— Тут кровь, — передал по воксу один из космодесантников впереди.
Саракос тоже заметил ее — багровое пятно на боковой стороне саркофага. Красная жидкость капала на пол и утекала далее, как будто раненое существо швырнули на саркофаг, а затем утащили.
Сами некроны являлись техноконструкциями, однако что бы здесь внизу ни поджидало Астральных Рыцарей, оно было вполне живым.
— Отделение Келфанара на вашем фланге, — прозвучало по воксу. — Стреляйте осторожнее, братья.
Увидев впереди полукольцо из гладких черных монолитов, Астральные Рыцари разошлись вокруг него, держась вне открытого пространства. Кровавые следы вели по сияющим глифам, вырезанным на полу.
Микрокогитатор целеискателя Саракоса засек какое-то движение во тьме, и технодесантник инстинктивно поднял плазменный пистолет и выстрелил. Сгусток энергии окутал бледную фигуру в тенях и раскидал обугленные конечности от мгновенно превратившегося в пепел туловища.
— Сближаемся! — скомандовал сержант Келфанар, и, грохоча болтерами, его отделение подошло с одной из сторон каменного круга, на ходу поразив несколько фигур, пытавшихся удрать.
Одна из них прорвалась и помчалась по открытому пространству. Прежде чем Саракос успел рассмотреть, болтеры изрешетили ее. Однако он все же захватил последние несколько секунд своим бионическим глазом и теперь, сохранив на накопителе файл, проигрывал увиденное в замедленной съемке. На фигуре почти не было одежды, не считая набедренной повязки из сегментированного золота со вставленным красным глифом и бирюзовой глазурью. За кадр до того, как болтеры разорвали цель на части, Саракос сумел разобрать, что это такое.
